Ночной администратор - Ле Карре Джон

Нельзя сказать, чтобы он слишком поспешил с этой покупкой, уверяла фрау Лоринг. Для начала он купил участок земли в Техасе, использовав знакомство с нефтяным магнатом, постоянным клиентом отеля. Вклад оправдал себя, дело процветало, и Каспар извлекал немалую прибыль. В конце концов он решил, что, как и его покровительница, достиг таких высот богатства и успеха, что вправе стряхнуть с себя несколько лет. Долгие месяцы длились многочисленные примерки и жаркие споры, но вот дело было сделано, и чудо-парик, не имеющая себе равных подделка, явился на свет. Чтобы хорошенько опробовать его, Каспар воспользовался своим ежегодным отпуском на острове Миконос, и в один из сентябрьских понедельников появился на своем рабочем месте загоревший и сбросивший лет пятнадцать, если не глядеть на него, скажем, с балкона.

Да никто и не глядел, добавляла фрау Лоринг. Или не показывал виду. Самое поразительное было то, что никто и словом не обмолвился о парике. Ни фрау Лоринг, ни Андрэ, тогдашний пианист, ни Брандт, предшественник мэтра Берри в ресторане, ни господин Майстер-старший, у которого был острый глаз на малейшие изменения во внешнем виде своих подчиненных. Казалось, весь отель сговорился погреться в лучах второй молодости герра Каспара. Сама фрау Лоринг рискнула надеть открытое летнее платье и чулки со швом-змейкой. И все шло прекрасно до того вечера, когда приехала мадам Арчетти, намереваясь, как обычно, целый месяц провести в Цюрихе, и, как обычно, вся ее гостиничная семья выстроилась в вестибюле для приветствия фрау Лоринг, мэтр Брандт, Андрэ и герр Майстер-старший, готовый лично сопровождать мадам в отведенные ей в Башне покои.

А за регистрационной стойкой – герр Каспар. В парике.

Начать с того, рассказывала фрау Лоринг, что мадам не позволила себе обратить внимание на изменение во внешнем облике своего любимчика. Она улыбнулась ему на ходу, но такой улыбкой, какой принцесса на своем первом в жизни балу одаривает всякого, кто осмелится взглянуть на нее. Герру Майстеру она подставила для поцелуя обе щеки, мэтру Брандту – одну. Фрау Лоринг тоже была удостоена улыбки. Потом ее руки легко скользнули по хилым плечам пианиста Андрэ, и тот блаженно промурлыкал: «О, мадам!» Только после этого она добралась до Каспара.

– Что это у вас на голове, Каспар?

– Волосы, мадам.

– Чьи волосы, Каспар?

– Мои, – невозмутимо ответствовал тот.

– Снимите их, – повелела мадам, – или вы больше не получите от меня ни пенни.

– Не могу, мадам. Мои волосы – часть моей личности. Неотъемлемая часть.

– Так сделайте ее отъемлемой, Каспар. Не сию минуту, это для вас затруднительно, но не позже завтрашнего утра. Иначе никаких чаевых. Что у нас в театре?

– «Отелло», мадам.

– Я увижу вас завтра утром. Кто играет?

– Лайзер, мадам. Наш лучший мавр.

– Ну это мы посмотрим.

На следующее утро ровно в восемь герр Каспар приступил к своим обязанностям. Форменные скрещенные ключи сверкали на его лацканах, как чемпионские медали, а на голове красовался парик – символ непокорности. Все утро в вестибюле царила обманчивая тишина. Постояльцы, как знаменитые фрайбургские гуси, по выражению фрау Лоринг, чувствовали приближение беды, даже не подозревая, откуда она грядет. Мадам Арчетти появилась в обычный для нее час, в полдень, и спустилась по лестнице, ведомая под руку постоянным обожателем, молодым подающим надежды парикмахером из Граца.

– А где же сегодня герр Каспар? – поинтересовалась мадам, обращая свой вопрос в тот угол, где, по ее мнению, должен был находиться старший портье.

– Он на своем месте и, как всегда, мадам, к вашим услугам, – отозвался Каспар таким голосом, что, казалось, готов жизнь положить в борьбе за свободу. – Пожалуйста, мадам, ваши билеты.

– Я вижу не господина Каспара, – объявила мадам своему окружению, – а какое-то волосатое чудовище. Скажите ему, что нам будет очень не хватать нашего дорогого Каспара.

– От судьбы не уйдешь, – подытожила фрау Лоринг. – Как только мадам появилась на пороге отеля, закат звезды Каспара был предрешен.

«А моя звезда закатится сегодня вечером», – горько подумал Джонатан, готовясь приветствовать человека, с которым ему меньше всего хотелось бы встретиться.

Джонатан не знал, куда деть руки. Их чистота была безупречна – в армейской школе его приучили обращать внимание на ногти. Сначала он прижал их к канту форменных брюк – учебный плац даром ни для кого не проходит. Потом, незаметно для себя самого, заложил их за спину, беспрерывно комкая носовой платок, чтобы ладони не были потными.

Джонатан скрыл свою озабоченность за милой улыбкой, проверил, достаточно ли она хороша в зеркальных витринах, между которыми он стоял. Это была Улыбка Милости Просим, очень приятная, но предусмотрительно сдержанная – его высшее профессиональное достижение. Он по опыту знал, что клиенты, особенно из самых богатых, бывают сильно раздражены после утомительного путешествия, и меньше всего хотели бы видеть в дверях отеля ночного администратора, скалящегося как шимпанзе.

Слава Богу, его фирменная улыбка не подвела. Хотя он продолжал ощущать приступы-тошноты, как во время морской болезни. Галстук, для лучших гостей, разбирающихся в таких мелочах, был повязан с очаровательной небрежностью. А волосы, хоть и не могли идти ни в какое сравнение с париком Каспара, все-таки были его собственными и в идеальном порядке.

«Это совсем другой Роупер, – снова пронеслось в его голове, – наверняка недоразумение. И к ней не имеет никакого отношения. Два Роупера – оба коммерсанты и оба из Нассау». Эта мысль не давала ему покоя с половины шестого, когда он, явившись на службу, машинально взял со стола герра Стриппли листок вечернего прибытия и увидел на компьютерной распечатке имя «Роупер».

Роупер Р. О., группа из 16 человек, прибытие из Афин частным самолетом в 21.30. Истерическая пометка герра Стриппли на полях: «VVIP!»[1] Джонатан нашел на компьютере нужный файл, и сразу же на экране появились надпись «Роупер Р. О.» и буквы «OBG» – шифр-ключ, обозначающий наличие телохранителей, где "О" – лицо, получившее от швейцарских федеральных властей разрешение на ношение оружия. Роупер, OBG, служебный адрес: компания «Айронбрэнд лэнд, руды и благородные металлы» в Нассау, домашний адрес, номер почтового ящика в Нассау, постоянный кредит в каком-то цюрихском банке. Так сколько же в мире Роуперов, имеющих инициал Р. и фирму под названием «Айронбрэнд»? Мог ли Господь Бог создать нескольких?

– Что за птица этот Роупер Р. О.? – спросил он у Стриппли по-немецки и как бы между прочим.

– Как и вы, англичанин.

Стриппли имел дурную привычку отвечать по-английски, хотя немецкий для Джонатана тоже был родным языком.

– Ну уж ничего общего со мной. Живет в Нассау, торгует благородными металлами, имеет банковские счета в Швейцарии. Ничего похожего.

Они так долго работали вместе, что не могли не препираться, словно пожилые супруги.

– Мистер Роупер действительно очень важная персона, – медленно и торжественно продекламировал Стриппли, застегивая кожаное пальто, перед тем как выйти в метель. – Из наших клиентов он пятый в списке и первый – среди гостей-англичан. В последний раз, когда он был тут со своими людьми, это обходилось ему в двадцать одну тысячу семьсот швейцарских франков в день, не считая обслуживания.

Глухой, словно из-под воды, треск мотоцикла дошел до сознания Джонатана – это Стриппли, невзирая на снежную бурю, пробивался к дому своей матушки. Джонатан обхватил голову руками и несколько минут сидел не шевелясь, будто в ожидании воздушного налета. «Спокойно, – сказал он себе. – Роупер не суетился, и ты не суетись». Он снова выпрямился и с сосредоточенным выражением лица принялся изучать письма, лежащие на его столе. Текстильный магнат из Штутгарта был недоволен счетом, выставленным ему за рождественскую вечеринку. Джонатан набросал язвительный ответ за подписью герра Майстера. Рекламная компания из Нигерии просила содействия в устройстве конференции. Джонатан выразил ей сожаление по поводу отсутствия мест.