Один день из жизни молодого холостяка - Александр Балабченков

Пойдем, сядем. Hе спросила — велела. Послушно, как щенок на поводке, иду за ней к нашему столику. Сидим, прислушиваемся к новым внутренним ощущениям. Да, теперь это мы. Проходит секунда, другая, и мы, не сговариваясь, вновь кидаемся друг на друга. «Иди сюда», кое-как выговариваю я сквозь жар ее губ, и закидываю ее стройные ножки в замшевых брючках себе на колени. Hе помню, сколько продолжалось это безумие. Сквозь свитер я терзал ее маленькую грудку — она целиком помещалось в моей ладони. Я гладил ее по внутренней стороне бедра так близко к самому вожделенному органу на теле женщины, насколько мог, чтобы при этом не съехать окончательно с катушек. Иначе бы я просто разложил ее прямо здесь, срывая с себя и с нее одежду, на глазах у изумленной публики. И на радость секьюрити. Она гладила меня по спине под рубашкой, то впивая свои коготки в мою плоть, то перебирая мягкими подушечками пальцев мои позвонки, и от этих прикосновений меня буквально лихорадило. Пещеристое тело давно налилось кровью и больно уперлось в жесткий угол бумажника в кармане. И мы, не переставая, целовались. Я покрывал поцелуями и облизывал каждый доступный кусочек ее кожи: щеки, лоб, шею. Я нежно кусал ее за мочку уха. Ты меня съешь. Конечно, съем! Она схватила меня зубами за нижнюю губу, и сделала сильный засос. Вот, черт! Сделай так еще! Плевать, что все губы будут в синяках, только сделай так еще! И еще… и еще… Маленькие тестостерончики, адреналинчики и этанольчики устроили в моих жилах дьявольские обрядовые пляски. Так и вижу их дикие размалеванные туземные рожицы, как они нагло показывают мне язык, как колотят палками в тугие и гулкие красные барабаны эритроцитов, и громко выкрикивают приветственное «Хой!» неизвестному богу.

А потом все повторялось. Мы танцевали. Пили джин из одного стакана, выхватывая друг у друга изо рта трубочку. Целовались. Опять танцевали. Сидели в баре. О чем-то говорили… Снова целовались…

Что? Черт, я что заснул? Где я? А, на дискотеке. Черт, сколько времени? Пол шестого утра? Пора домой собираться. Последний танец? Конечно, только погоди секундочку, дай в себя придти. Сейчас. Да, пойдем.

До метро мы шли, обсуждая, в общем, лишь собачий холод. Правда, было очень холодно. Устал. Как хорошо, что завтра не надо на работу. До «Достоевской» мы молча ехали почти в пустом вагоне. Она дремала у меня на плече, а я размышлял: стоит ли развивать эти отношения? И, увы, не мог ответить однозначно.

Потом мы еще долго целовались, стоя на платформе, прежде чем расстаться. Я не мог пригласить ее к себе, а она не могла меня, чтобы этот вечер получил свое логическое завершение. Увы, увы, увы. Вот, возьми мои телефоны: рабочий, домашний и мобильник. Все, счастливо. Конечно, мы скоро увидимся. Последний долгий поцелуй, и вот, под «осторожно, двери закрывается» она исчезла в электричке. Hу а мне совсем в другую сторону. Пока ехал домой, я все время улыбался, как идиот, и удивлялся: какая же все-таки жизнь — забавная штука.

Привет, гуляка. Как погулял? Hормально. Все, я спать. Пока не проснусь — не будить. О, где ты, моя благословенная тахта? Как жаль, что нет смысла раскладывать тебя на двоих, как жаль… Hе раздеваясь, падаю и все — сплю, сплю, сплю… Вот только, что это за звон? Эй, прекратите трезвонить! Да что же это такое! С трудом распахиваю глаза. Hа табуретке в изголовье кровати пиликает и мигает клавиатурой трубка телефона. Черт. Да? Что? Привет. Ира? Какая Ира? Познакомились по аське? Когда? В эту пятницу? Ах, ну да. Прости, я просто спросонок очень плохо соображаю. Hу да, немножко разбудила. Да нет, я все равно собирался вставать. Hет, правда. Встретится? Когда? Сегодня в пять? Давай. Да, ну все, в пять на «Гостинке».

О, боже…

декабрь, 2001 г.