Командир особого отряда. Повести и рассказы - Юрий Третьяков

— Да, охладиться не мешает… — поддакнул Деду Перфишка.

— Опять охладиться? — заорал командир. — Охлаждальщик какой! То ветер у него охлаждается, то сам захотел! Я дам вот сейчас биноклем по голове!..

Видя, что командир уже не на шутку рассердился, никто больше не решился приставать к нему с пустяками, и он объявил:

— Купание будет, когда большой привал!

— А когда привал? — спросил Роман.

— Скажу, когда! Сначала сосны все обойдем, потом дубнячок, потом опять сосны, потом…

— А потом искупаемся! — воскликнул Дед. — Пошли скорее, чего тянуть!

Отряд быстрым походным шагом затопал по дороге.

— Наблюдайте не только дым или там пожар, но чтобы и транспорта никакого не было. Из транспорта искорки выскакивают, и может воспламениться… — разъяснял приказ Шурка. — Уточняю маршрут! Значит, так… От рыжикового места сворачиваем на Первые пески, потом доходим до лисы… где лису прошлый год видели, а от лисы переходим на Вторые пески, оттуда заворачиваем к шершневому дереву…

— Ой-ой-ой… — ужаснулся кто-то дальности маршрута, а Перфишка сообразил:

— А от шершневого дерева — заворот к реке!

— Там близко водокачка! — подхватил Дед. — Сейчас все туда идут. Там в береге труба оказалась, которая воду засасывает! Раньше ее под водой никто не видал, даже не знали, что она есть, а теперь речка опустилась, полтрубы наружу вылезло: большая, как бочка! Подплывешь, голову туда сунешь, что-нибудь крикнешь, а там так и отзывается! Интересно! Теперь все только туда ходят — свой голос в трубе слушать!..

— Ты лучше вон смотри сильней! — ответил Шурка, хотя ему тоже интересно было трубу посмотреть и свой голос в ней послушать.

— А я что… — начал Перфишка, всмотрелся в лес и воскликнул:

— Вон они! Лови! — И, заорав во все горло: — За мной! Уря-а-а! — побежал с пригорка к поляне, где за кустами что-то мелькало. Личный состав с ревом ринулся за ним. Командир растерялся и тоже побежал со всеми…

Оказалось, что отряд атаковал каких-то маленьких ребятишек, которые с неизвестной целью бродили по песку среди кустов. Но от преждевременного «ура» они испугались и удрали так быстро, что догнать их не удалось.

— Почин есть! — гордился рядовой Перфишка. — Здорово мы их пугнули!

— Будут помнить! — ликовал рядовой Дед.

— Нет ли тут еще каких? — разохотился друг Калиныч.

Командир их охладил:

— Хватит с маленькими связываться! Дело нужно делать!

— Маленькие… — скривил рот Перфишка. — Да эти, если хочешь знать, самые злостные! У них ума нету, так и глядят, чего бы поджечь… От них беспрерывно пожары происходят. Любят все поджигать!..

Чтобы не обижать старательного Перфишку и других тоже, командир объявил:

— Рядовому Перфильеву выносится благодарность… за бдительность!

Перфишка подумал и бодро воскликнул:

— Есть!

Сняв с шеи надоевшую фляжку, Шурка вручил ее Перфишке:

— Назначаю тебя каптенармусом!

Перфишка повесил фляжку через плечо и еще сильнее начал показывать свое усердие, дав подзатыльники Зубану и Головану:

— Чего рты поразевали? Кругом арш!

Но Зубан с Голованом признавали за настоящего командира только Шурку, а его не послушались. Вообще-то каптенармус — мелкий чин, вроде завхоза, и командовать ему не положено…

Лес, жаркий и душный, был пуст. Кроме маленьких отряду повстречались всего только два нарушителя, мотоциклист и старушка, да и те ничего не нарушали.

Мотоциклист медленно ехал по дороге, а когда Шурка спросил, знает ли он, что в лес нельзя заезжать на транспорте, ответил:

— А как же!

Старушка собирала у канавы желтенькие ромашки.

— Бабушка! — предупредил ее Шурка. — Сейчас в лесу запрещается жечь костры, курить…

— Что ты, милый! — воскликнула старушка, обтирая со лба пот. — Каки тут костры! Тут без костров не знаешь куды деться! А курить я сроду не курила!

Расспросив старушку, зачем ей нужны ромашки и от каких болезней они помогают, отряд пошел дальше.

Миновали рыжиковое место, где не только рыжиков, но и никаких поганок не было, хотя они всегда росли, не обращая внимания на погоду; потом начались Первые пески, очень тяжелые для ходьбы по причине их рыхлости и двойной жары: сверху — от солнца и снизу — от раскаленного белого песка; наконец вышли к месту, где когда-то повстречали живую лису, но, конечно, сейчас ее там не было: небось отсиживалась от жары у себя в норе или где-нибудь в сырости и прохладе…

И тут Дед предложил:

— Давайте зайдем к озерку, где карасики? Посмотрим, какое сделалось… Тут два шага всего…

— Давай! Чего там! — потребовал личный состав, и командир не стал возражать, потому что самому хотелось посмотреть, какое стало озерко, где прошлым летом руками наловили почти целое ведерко маленьких карасиков. Теперь, когда даже поселковый пруд обмелел и уменьшился почти наполовину, озерко должно и вовсе усохнуть, так что карасики очутятся как в ловушке.

Отряд спустился в лощину, пробрался сквозь ивняк и вышел к озерку, которого не оказалось совсем: оно высохло! Только много чьих-то засохших мелких следов было на том месте, не то лисьих, не то собачьих…

— Наша лиса орудовала! — решил Шурка. — Вперед нас всех карасиков поела… Ее следы!

— А может, собачьи? — опять затеял спор Перфишка.

— Собачьи круглее! Читал «Спутник следопыта»? Нет? А бормочешь! Там все следы показаны, — осадил его Шурка, и каптенармус Перфишка, не читавший не только «Спутник следопыта», но и почти все другие книжки, смолк. Зато вылез Дед:

— Там подальше, где ольховник, есть еще одно озерко — гораздо глубже! Айда и его обсмотрим! У речки оно….

— У речки? — вышел из себя командир. — Думаешь, не вижу, чего ты замыслил? «У речки»… Ты не доводи меня до зла!

— Ничего я не замыслил… — струсил Дед, понимая, что доводить Шурку до зла опасно. — Озера можно по пути осматривать, что тут плохого?

— Насчет озер есть особые соображения… А пока — шагом марш!

Через Вторые пески, которые были еще длиннее и глубже Первых, отряд брел уже без всякого порядка, растянувшись, как войско Наполеона, отступающее из Москвы. Вид у бойцов был угрюмый и недовольный…

Командир понимал, почему они надулись: чем топать по горячему песку, куда приятней снять проклятые сапоги, которые почему-то ничуть не продувались воздухом, несмотря на дырки, да залезть босыми ногами в прохладное болото, да разлечься там, если, конечно, нет пиявок… А кругом тебя карасики кишат, как в аквариуме… Ведь озеро всё усыхало и усыхало, карасики собрались теперь на маленьком пятачке, — прямо горстями их можно вычерпывать. Лиса свое дело знает: наверно, каждый день является для проведывания — не пора ли приступать к съеданию? Надо бы поспеть вперед нее! А после в одних трусах и босиком можно идти к водокачке, обмыть с себя озерную грязь и заодно взглянуть, какая там труба открылась… И уже собрался было командир Шурка повернуть свой отряд к речке, но вовремя спохватился, переборол себя…

Подтянув потуже ремень и выпрямив спину, он зашагал вперед, соблюдая молодцеватую выправку для примера личному составу.

Пусть видят: командиру не лучше, чем остальным, даже хуже, потому что он обут в сапоги, когда другие в легких сандалиях и тапочках; обмундирования на нем надето больше, а жара и песок для всех одинаковые! Но он не распускается, не злится: раз дано особое задание, надо выполнять, и никаких разговоров! Настоящим солдатам не такие трудности приходится преодолевать, а никто не стонет, не хныкает, не старается залечь в болото наподобие свиньи и карасиков ловить!.. Это пожалуй, и все разлягутся по болотам, а патрулируют за них глупые пускай!.. Да и лисе тоже надо чего-нибудь есть…

А вот уже и ориентир завиднелся, где намечен первый привал, — шершневое дерево! Так прозывался старый тополь за то, что там в дупле невысоко от земли обитало неисчислимое количество страшных полосатых шершней, с виду похожих на ос, но раза в три крупнее и злее. Как они там жили и что делали, неизвестно: шершни никого не пускали подойти поближе посмотреть. Смотреть можно было только издалека, а на сильно любопытного они набрасывались и вонзали в него свои толстые, как иголки, жала. Ужаленному человеку казалось, что его прижгло раскаленным железом или ударило током, от боли он терял всякое соображение, а потом на укушенном месте вздувалась здоровенная шишка, которая не проходила много дней. Шурка испробовал все на себе, стараясь получше рассмотреть, что там, у себя, делают шершни, и в разное время был укушен уже три раза.

Так что это дерево могло служить только для ориентировки на местности, но ни как не для привала, который Шурка устроил на большой дистанции, то есть много не доходя, чтобы, во-первых, не злить шершней, во-вторых потому, что ноги уже не шли…