Золотой омут - Фридрих Незнанский

Он уже чувствовал, что неожиданная встреча на пустынном участке Дмитровского шоссе — это не просто так. Это судьба. Обычная адвокатская планида, которая совершает прихотливые повороты, иногда возвращается на исходную точку, время от времени закручивается в штопор или делает головокружительные виражи, но все же целенаправленно и непременно приводит его к таким вот на первый взгляд неожиданным встречам, которые в итоге оказываются роковыми. Или судьбоносными. Или, скажем, фатальными. Можно их называть как угодно, но факт остается фактом — именно из них и состояло то, что адвокат Юрий Гордеев в шутку называл своей жизнью…

…Но вслух Гордеев сказал:

— Интересный адрес.

— Да, — опустила глаза женщина.

«Естественная реакция, — подумал адвокат, — наверняка она в первый раз… Или, скажем, во второй…»

— Вам непосредственно в СИЗО?.. В изолятор? — поинтересовался он.

— Да! — с надрывом произнесла женщина и тут же горько разрыдалась.

Гордеев, не отрывая взгляда от дороги, достал из бардачка пачку одноразовых платочков и протянул женщине:

— Возьмите. И успокойтесь.

Пока женщина вытирала слезы и растекшуюся тушь, чихала, кашляла и всхлипывала, Гордеев успел достать из бардачка еще и небольшую никелированную фляжку с коньяком, которую всегда возил с собой.

Эту привычку он унаследовал от своего друга и учителя Александра Борисовича Турецкого, который любил повторять: «Коньяк — универсальное средство. Когда грустно, он может развеселить, когда слишком весело — вернуть рабочее настроение. Когда надо, он расслабит или, наоборот, поможет активизироваться. А еще им можно продезинфицировать рану и сделать согревающий компресс». Сам Турецкий всегда имел в запасе бутылку-другую хорошего коньяка и никогда об этом не жалел. Как, впрочем, и Гордеев.

— Глотните, — протянул он фляжку женщине, — это обязательно поможет.

Женщина послушно сделала глоток из фляги, чуть поморщилась, но потом глотнула еще несколько раз.

— Спасибо. Как раз кстати, — сказала она, возвращая фляжку.

— Ну вот… — Гордеев знал, что, когда человек в таком состоянии, надо все время держать инициативу в своих руках, не давать ему снова погрузиться в свои мысли, а значит, задавать вопросы — один за другим, спокойным, уверенным тоном, чтобы человек почувствовал, что его действительно защищают. — А теперь расскажите. У вас в Бутырках кто-то близкий?

— Ага… Сын.

— Несете передачу? И боитесь опоздать к закрытию окошка?

— Да.

— Вы первый раз?

— Да…

— Наверное, недавно попал туда…

Женщина снова кивнула.

— Вынужден вас огорчить. Очередь, для того чтобы отдать передачу, занимают с вечера предыдущего дня.

— Правда? Я и не знала…

— Да. И в день пропускают очень небольшое количество людей.

— Почему? — простодушно спросила женщина.

Гордеев сначала хотел ответить, что причиной этому служит перманентный бардак в нашей многострадальной стране, но потом решил, что лишний раз расстраивать человека такими банальностями не стоит.

— Понимаете, это ведь режимный объект. Им все проверить надо, осмотреть. А вдруг вы ему оружие хотите передать? Или пилу, чтобы перепилить решетки?

— Какая уж тут пила, — вздохнула женщина. — Еда, сигареты, кое-что из одежды. Все из того по списку, что разрешено передавать.

— И все же они каждую мелочь осматривают.

— Что же делать? — скорее обращаясь к самой себе, произнесла женщина.

— Ничего, — ободряюще улыбнулся Гордеев, — я вам помогу.

— Вы? — изумилась женщина. — А как?

— Я постараюсь устроить, чтобы вашу передачу взяли без очереди.

Женщина широко открыла, глаза, боясь поверить своему счастью.

— А вы кто? — осторожно спросила она.

— Я адвокат. Юрий Гордеев. — В доказательство он вынул из кармана и протянул ей свою визитную карточку.

— Ну надо же… — сказала женщина, рассматривая ее. — А я как раз сбилась с ног, разыскивая для сына хорошего адвоката… Скажите, а вы занимаетесь уголовными делами? Или только гражданскими? Говорят, что гражданские больше денег приносят.

— Это кому как, — грустно ответил Гордеев — упоминание о деньгах снова вернуло его к мрачным мыслям, — я занимаюсь практически только уголовными делами.

— Какая удача! Может быть, тогда…

— Расскажите, что случилось, — кивнул Гордеев. — Не исключено, что я вам смогу помочь.

Женщина вздохнула:

— Это какая-то ошибка, я уверена… Ведь он ничего не сделал… Ну совершенно ничего. А его посадили.

— За что? То есть в чем его обвиняют?

— Говорят, за взлом компьютерных систем…

— Значит, он хакер?

— Ну не знаю… Он программист. Умный, талантливый мальчик. Отличник. Учился в МГУ… И вот…

Из дальнейшего рассказа женщины следовало, что ее сына, Вадима Лучинина взяли прямо на квартире.

— Вечером ворвались люди с автоматами…

— Омоновцы?

— Кажется… Их было столько, что хватило бы задержать целую банду. А пришли-то они за молодым, беззащитным юношей…

— Это они любят, — подтвердил Гордеев, — когда ничто не угрожает им лично, страху напустить…

— Причем, — продолжала женщина, — предварительно вырубили электричество. Как потом выяснилось, при задержании хакеров всегда так и поступают, чтобы те не могли стереть информацию, записанную на жестких дисках. А он-то и не пытался ничего уничтожать. У него и компьютер был в этот момент выключен.

— И что было дальше?

— Ничего… Ворвались и увели сына. И компьютер забрали — говорят, как вещественное доказательство.

— Обвинение уже предъявлено?

— Да… За незаконное проникновение, кажется… Но он ничего не делал! Я уверена, что он ничего противозаконного не совершал!

Гордеев смотрел на всхлипывающую женщину и думал, что, скорее всего, он возьмется защищать ее сына. Все равно никаких дел у него нет.

— Знаете, я, пожалуй, попробую вам помочь. Опыт у меня большой — вы можете посмотреть мой послужной список. Так чТо, сделаю что могу…

— Я вам так благодарна! Поверьте, я не пожалею ничего! Никаких денег, только чтобы вытащить Вадима из тюрьмы!

Гордеев кивнул и продолжал вести машину по направлению к Бутырской тюрьме. Он даже не мог предположить, в какую странную историю втянула его эта случайная встреча на Дмитровском шоссе.

2

Следователь по особо важным делам Московской городской прокуратуры майор юстиции Евгений Володин в это хмурое осеннее утро ненавидел весь свет.

Ненавидел жену, подсунувшую ему на завтрак горелую яичницу. Ненавидел дворника, поднявшего во дворе пыль до небес, из-за чего пришлось вытирать машину. Ненавидел лихача водителя на «мерседесе», нагло подрезавшего его На перекрестке. Тупых гаишников, которые то и дело пытались взять с него деньги и, только увидев удостоверение Мосгорпрокуратуры, брали под козырек. Дорожных рабочих, ежегодно выкапывающих огромные ямы в одних и тех же местах. Троллейбусы, которые тащились как улитки, то и дело преграждая ему путь, автомобильные пробки и бестолковые пешеходы, лезущие под колеса автомобиля, вызывали у следователя не меньшую ненависть.

Но больше всех в этот тоскливо-промозглый день следователь Володин ненавидел себя, точнее, свою боязнь зубоврачебных кабинетов. Бывший десантник, прошедший Афганистан и Абхазию, не боящийся ни пули партизана, ни даже выстрела из подствольного гранатомета, не мог преодолеть безотчетного страха перед людьми в белых халатах, ковыряющимися своими стальными пыточными инструментами в оголенных нервах его зубов.

Евгений с детства не переносил жужжание бормашины. Для него этот звук был куда более страшным, чем, скажем, стрекотание пулемета или даже сухой треск выстрела из снайперской винтовки. На справедливые упреки и подначки друзей Володин отшучивался, что если бы фильм ужасов «Челюсти» снимали в России, то это была бы нетленка о буднях отечественной стоматологии. Шутить-то он шутил, даже улыбался, а вот со своим паническим страхом справиться никак не мог… Он бы с гораздо большей готовностью повел взвод солдат в атаку, чем заставил бы себя переступить порог зубоврачебного кабинета. Но взводом он уже давно не командовал, а зубы имели обыкновение время от времени требовать вмешательства стоматолога.

Вот как сейчас. Черное пятнышко кариеса целый год не давало о себе знать, но в один прекрасный день явилось причиной острой боли. И как результат — бессонная ночь. Кстати, далеко не первая… Сначала проклятый зуб просто ныл. Три дня. Боль все усиливалась, отдавалась в голову, но доблестный десантник мужественно терпел… И вот, заглянув вечером в зеркало, Володин обнаружил, что всю правую щеку разнесло, отчего лицо приобрело странные, неестественные очертания. Потом сильно поднялась температура. Всю ночь следователь проворочался с боку на бок.