Скоро тридцать - Майк Гейл

— Билл Гейтс умеет обращаться с компьютерами, Пикассо умел обращаться с кистью… А я умею обращаться с телефонами. Это мой вклад в цивилизацию.

Положив сумку на пол, я поприветствовал Элен поцелуем, и она поцеловала меня в ответ, не прерывая разговора. Не зная, что делать дальше, я сел рядом с ней на диван и попытался угадать, с кем она разговаривает. В этот раз Элен больше слушала, чем говорила, что было для нее необычно. Время от времени она вставляла «Понятно», «И что дальше?», «Ах, это ужасно», а также мое любимое «Ох-хо», что можно было перевести как «Такова жизнь» или «Ну и пусть», в зависимости от ее интонации. Но догадаться, кто был сейчас на другом конце провода, мне не удалось. Это мог быть кто угодно из нескольких миллионов друзей Элен. Я немного подождал, предположив, что она закончит, но скоро понял, что это надолго, и переместился на кухню, чтобы посмотреть, начала ли она уже готовить ужин.

Кухня была безукоризненной — ничего не изменилось в ней после того, как я убрал ее девять часов назад перед уходом на работу, и признаков какой-либо кулинарной деятельности не наблюдалось. Я надеялся, что Элен приготовит ужин, не потому, что она женщина: она давно принудила меня отказаться от такого подхода. Нет, я рассчитывал, что она приготовит ужин для нас обоих, потому что сегодня была ее очередь. Проспав чересчур много, Элен позвонила на работу и сказалась больной. Она пообещала сходить в магазин за продуктами, и я надеялся — как выяснилось, слишком оптимистично, — что она могла купить «чего-нибудь вкусненького».

В поисках признаков ее похода за продуктами я заглянул во все кухонные шкафы. Там не было ничего, что попадало бы под определение «чего-нибудь вкусненького» — только пачка макаронов, банка джема, которую прислала мне мама, и два куска хлеба — настолько черствых, что, когда я случайно уронил их на кухонный стол, они рассыпались. Даже о чашке чая не могло быть и речи, потому что пакетики моего любимого чая (который мама прислала мне вместе с джемом и видеокассетой с записью нескольких частей сериала «Истэндерс») закончились, и я категорически отказывался пить чай какого-либо другого сорта.

Умирая от голода, я вернулся в комнату, жуя сухие макароны, и еще раз присел на диван рядом со своей девушкой. Она тут же взяла пульт, включила телевизор и указала на него пальцем с тщательно накрашенным ногтем:

— Смотри, красивые цвета.

Это на самом деле означало: «Я закончу разговор через час, развлекайся пока сам». Я проигнорировал предложение Элен и, чтобы позлить ее, попрыгал немного на диване: мне не нужен был телевизор, мне нужны были только ее внимание и ужин. Но она не предлагала мне ни того ни другого и, конечно, делала все возможное, чтобы игнорировать меня. Тогда я встал, будто собираясь подойти к окну, выходящему на улицу, и симулировал обморок. Лежа на полу и почти не дыша, я терпеливо ждал, что она среагирует на то, что ее покорный бойфренд лежит без сознания. После того как прошло — как мне показалось — несколько минут, во время которых она не то что не прервала разговора, но даже ни разу не сделала паузы, чтобы вдохнуть воздух, я осторожно открыл глаза, но она сразу же это заметила и засмеялась.

— С кем ты разговариваешь? — одними губами произнес я, все еще лежа на полу.

— С твоей мамой, — так же беззвучно ответила она. — Ты дома?

Я неистово замотал головой и несколько раз прошептал «Нет». Не потому, что не выносил свою маму. Я очень хорошо к ней относился. Я даже любил ее. Но, находясь так далеко от дома, я вовсе не хотел перекидываться с ней несколькими словами. А так как я уже звонил ей утром с работы, то решил, что мой сыновний долг полностью выполнен. В любом случае я был жутко голоден и снова прошептал одними губами:

— Где ужин?

Элен подняла свои брови, как бы говоря: «Предлагаешь пойти поужинать? Надо подумать». Затем она прищурила свои глаза, словно озорной чертенок, и сказала в трубку:

— Синтия, кажется, Мэтт пришел.

Она сделала паузу, ожидая моей реакции, которая состояла в том, чтобы я передал ей меню ближайшего ресторана, доставляющего пиццу, и свою кредитную карточку.

— Нет, никого, — ласково сказала Элен в трубку, в то же время показывая мне жестом, как она платит кредитной карточкой. — Я бы услышала. Но сейчас, кажется, звонят в дверь, так что мне надо идти, Синтия. До свидания.

Она уже сделала движение, чтобы положить трубку, но вынуждена была остановиться, потому что моя мама продолжала что-то говорить.

— Нет, думаю, что это не Мэтт, — терпеливо сказала Элен. — Он в последнее время был хорошим мальчиком, и я разрешила ему иметь собственные ключи.

На этом она положила трубку.

— Ты такой ребенок, Мэтт, — сказала она, закатывая глаза. — Не понимаю, почему ты сразу не предложил заказать ужин с доставкой.

— Сегодня твоя очередь готовить, — возразил я. — Ты что, не знаешь, что означает «твоя очередь»?

— Ну да… — начала она, но ее ответ оборвался на полуслове, когда она взяла меню доставки и начала просматривать его. — Похоже, моя очередь заказывать пиццу, так ведь?

Она продолжала читать меню, время от времени произнося вслух название какой-нибудь пиццы, как будто для того, чтобы ощутить ее вкус.

— Уверена, твоя мама догадалась, что ты дома, — сказала Элен, а между тем ее палец застыл над названием «Гавайская мясная». — Меньше всего я хочу, чтобы она начала меня недолюбливать. Ты же знаешь, как для меня важно, чтобы меня все любили. Я не могу уснуть, если знаю, что кто-то думает обо мне плохо, даже если этот человек находится где-то в Англии.

Она легла на диване, потом повернулась и положила голову мне на колени.

— Сегодня я соврала миссис Б. в последний раз.

— Конечно, — ответил я. — Но вспомни эти мудрые слова в следующий раз, когда позвонят мама и папа Томас, и ты захочешь, чтобы я сказал им, что ты в душе.

— Истину глаголешь, мой мудрец, — сказала Элен, имитируя британский акцент. — Я прикрываю тебя, ты прикрываешь меня — такой у нас договор. Но помни, что если нас в один прекрасный день поразит молния за то, что мы врем своим родителям, то обижаться можно будет только на себя.

— А ты долго с ней разговаривала?

— Она собиралась поговорить со мной пять минут, потому что это дорого. Поэтому я перезвонила сама. — Она задумалась на мгновение. — И всего получилось где-то около получаса.

— Ты звонила в Англию и разговаривала полчаса?

Она снова закатила глаза.

— Ты знаешь, сколько это стоит?

— Это всего лишь деньги, Мэтт. Они существуют для того, чтобы их тратить. Если бы их не тратили, это были бы не деньги, а бумажки, которые не имеют никакого смысла.