Значение наблюдательности - Гарри Гаррисон

— Свирский очистил помещение, — сообщил я. — Он выехал очень поспешно, но оставил кого-то, чтобы бросить гранату мне на голову. — Снизу послышался топот бегущих ног и многоголосые изумленные крики. — Это означает, что они были предупреждены обо мне, и мне не остается ничего другого, как только признать моего осведомителя, бармена Петара, двойным агентом.

— Я знаю. Именно он бросил гранату в комнату. Мы посадили его в грузовик и собираемся задать ему несколько вопросов под скополамином, прежде чем отправим его домой. Но я сомневаюсь, что у него удастся что-нибудь узнать, — он здесь самая последняя буква.

— А что насчет Свирского?

— Я как раз пришел, чтобы рассказать о нем. Наш дорожный наблюдатель в Задварье — это следующий город — сообщает, что большая «Татра» с польскими номерами только что промчалась там, как снаряд из пушки, направляясь на север, к Сплиту. Два человека спереди и один сзади. Они ехали слишком быстро, так что больше ничего разглядеть не удалось.

— Ну что ж, это больше чем достаточно. Я возьму джип и отправлюсь за ними. Теперь, когда мы установили контакт, мы не можем потерять его.

Флери нервно пожевал губу.

— Вообще-то я не знаю… Это опасно…

— В наши дни через улицу перейти и то опасно. Есть у нас на севере кто-нибудь, кого можно было бы бросить на перехват?

— Только команда «Умная собака» в Риеке.

— Это далековато. Передай им, пусть едут на юг по прибрежному шоссе, и если «Татра» не свернет раньше, то мы зажмем их в клещи. Мы все же посмотрим на тофарисча Свирского вблизи.

Через пять минут я уже мчался на север, проскакивая на джипе крутые повороты извилистого шоссе. Это был не обычный джип, а полноприводная «Тойота Лендкруизер», тяжелая и мощная. Японский автомобиль с австрийскими номерами и американским водителем. Мы были почти такими же интернационалистами, как и другая сторона. Я вдавил акселератор до пола и надеялся, что водитель «Татры» не забудет, насколько плохи дороги в глубине страны.

Югославия похожа на правую руку ладонью вверх, и Адриатическое море лежит вдоль нижней стороны этой ладони и мизинца. Прибрежное шоссе, которое местные жители называют Магистраль, тянется вдоль берега, нигде не удаляясь от него. И сейчас я находился на этом самом шоссе возле основания мизинца и двигался на север, к кончику пальца, куда, как я надеялся, направлялся другой автомобиль. Это был самый быстрый и простой путь, чтобы выбраться из страны, потому что Риека находится там, на кончике мизинца, и оттуда на запад идет хорошая дорога к Загребу — на верхний сустав среднего пальца — и далее в Венгрию, через кончик указательного пальца.

Имелся, правда, и другой путь туда, но я надеялся, что «товарищи» не станут его рассматривать. Чуть подальше к морю спускаются дикие и крутые горы Велебит, через которые проходит несколько самых старых и самых плохих дорог на свете. Этих козьих троп было всего несколько, и автомобиль, направлявшийся по одной из них, было бы очень легко выследить и перехватить. Я был уверен, что водитель «Татры» знал об этом не хуже меня и должен был принять правильное решение.

Я гнал прямо. «Тойота», повизгивая шинами, разгонялась на прямых до восьмидесяти с лишним миль[5] и широко и уверенно проходила повороты по левой стороне. Я на повороте обошел «Альфа-Ромео» с миланскими номерами; водитель погрозил мне кулаком из окна и несколько раз злобно квакнул сигналом. Сплит был уже совсем недалеко, и я сбросил скорость, чтобы не привлекать внимания милиции. Черной «Татры» нигде не было видно, хотя я и держал глаза широко раскрытыми. Проезжая поворот на Синь, я постарался не обращать на него внимания. Хотя на протяжении миль пятидесяти дорога и была хорошей, но потом она переходила в ухабистый горный проселок, по которому можно было разве что коров гонять. Я об этом знал и полагал, что водитель «Татры» тоже знает. Выбравшись из Сплита, я снова нажал на газ изо всех сил, надеясь, что гонюсь за автомобилем, а не только за догадками.

В Задаре я наконец их увидел. Шоссе здесь дает большой крюк направо, в обход города, и прямо на середине этого крюка находится большая бензоколонка «Югопетрол». В тот самый момент, когда я разглядел ее далеко впереди, из нее, как большой черный таракан, выскочила «Татра». Они остановились, чтобы заправить бак, а может быть, вымыть руки, и дали мне фору, чтобы я смог положить на них глаз. Я пролетел, как пришпоренный, по дуге и выскочил на прямую, которая вела к Масленичному мосту. У меня было много вариантов дальнейших действий, каждый из них, в общем-то, стоил другого. Подъезжая к мосту, я размышлял, который из них выбрать, и тут у меня лопнула правая передняя шина.

Ну, в этот момент я шел за семьдесят, а по-европейски, больше ста десяти километров, так что тут мне могли помочь только хорошие рефлексы, хорошие тормоза — и удача. Меня вертело и мотало по всей ширине дороги, так что, будь на дороге хоть какое-нибудь движение, тут мне и пришел бы конец. Но стремительно удалявшаяся «Татра» была единственным автомобилем в поле зрения, поэтому, проскочив с обочины на обочину, сбив пару столбиков ограждения и подняв тучу пыли, я вкатился на мост, прополз немного, обдирая краску и наконец остановился.

Лопнула? Теперь, когда у меня появилось немного времени, чтобы подумать, я промотал память назад и явственно увидел облачко дыма, появившееся над задним окном «Татры» как раз перед тем, как меня понесло. Или это было потрясающее совпадение, или же у них была сзади проделана бойница, возле которой сидел некто, очень неплохо владевший стрелковым оружием. Ну а в совпадения я не верю.

Долго, наверно, секунды две, я раздумывал об этом и восхищался видом каменного обрыва, уходившего внизу в синюю воду морского пролива, и ярко-оранжевого моста, упиравшегося в известняковый утес на дальней стороне. Очень драматично. Я был совершенно один, и единственными звуками были замиравший вдали гул «Татры» да потрескивание остывавшего двигателя моей машины. Затем я оторвал пальцы от баранки и вытащил домкрат.

Если кто-нибудь затеет, чемпионат мира по замене шин у «Тойоты», то я запишусь в участники. Я бросил инструменты в багажник, врубил зажигание и отправился вслед за тофарисчами, более, чем когда-либо, желая взглянуть поближе на напуганного Свирского. Дорога здесь не походила ни на какое другое место на земле — пейзаж скорее напоминал лунный. Сплошные скалы, к которым кое-где прицепились редкие полумертвые кусты, обрывались прямо в море, а поперек утеса проходила царапина — Адриатическое шоссе. Но я сосредоточился на управлении, а не на пейзаже. «Татру» я больше не видел, хотя и проскочил Луково и Карлобаг, представлявшие собой беспорядочные нагромождения кривобоких серых домов, наглухо запертых от палящего полуденного солнца и похожих на могильные склепы. Отъехав около пяти миль от Карлобага, я увидел двигавшийся навстречу коричневый «Мерседес» и ударил по тормозам так, что они взвизгнули, а покрышки задымились. Развернувшись, я приткнулся в хвост «Мерседесу», который остановился на узкой обочине вплотную к ограждению.