Витязи в ребристых шлемах. А поле боя держится на танках - Владимир Дулга

Вообще-то, в танковом батальоне все штатные места в боевой технике расписаны, тридцать один танк Т-62 – сто двадцать четыре человека, все при деле, обучены по своей военной специальности, и каждый в бою выполняет свою работу, лишних мест нет. В БТР начальника штаба и БРДМ начальника связи батальона тоже имеется свой штатный состав, и никого оттуда не уберешь. Замполиту в бою остается одно, идти за танками, держа в вытянутых руках «Боевой листок». Или же, как это чаще бывало в реальности, перемещаться с кухней и колёсными машинами. В этот раз, скрипя сердцем, Ткачев разрешил замполиту находиться в люке заряжающего своего танка до последнего привала. С условием, что он немедленно уберётся в башню, с появлением посредников или проверяющих.

Наконец, пыхнув дымками двигателей, колонна тронулась в путь.

Здания военного городка, давно остались где-то далеко позади. По обочинам дороги потянулись ухоженные немецкие поля, маленькие, как будто игрушечные, деревушки, с чистыми улицами, опрятными домами, старинными кирхами и обязательными памятниками немецким солдатам, павшим в годы первой мировой войны. Ткачеву, почему-то вспомнилась далёкая сибирская деревня, на юге Омской области, где он родился и вырос, с широкой и пыльной, главной улицей, обязательными клубом и правлением в центре. И памятник, в маленьком сквере, односельчанам, павшим в годы Великой Отечественной войны. Редкие цветы у подножья, около сотни фамилий выбитых на нем, где только Ткачёвых семь человек – это его дяди и родственники, дальние и ближние. Фамилии и инициалы двух дедов, которых он никогда не видел, тоже на той стеле. А где они лежат, в чьей земле, не знает никто. Может быть на Украине, может в Польше, а может быть где-то здесь, неподалеку, покоится русский солдат из далёкой сибирской деревни. Возможно, таким же светлым утром шел в свой последний бой его дед Ефрем, школьный учитель, командир роты «тридцатьчетверок». И так же, о чем-то мечтал, возможно, о скорой победе, а может, вспомнились берёзки на околице родной деревни, дом, и жена красавица Катерина, с которой прожили годы и вырастили детей. В разгар боя, танк командира роты был подбит, экипаж сгорел вместе с машиной.

Вот и знакомая развилка, тут придётся подождать подхода приданных средств усиления. Колонна замедлила ход, будто отвечая на его мысли, в шлемофоне раздались позывные и доклады командиров. Первым, как обычно, поспешил отметиться командир танкового мостоукладчика, не по тому, что он был самый исполнительный. Просто уже из парка, он шёл за колонной батальона, и был на месте. Коротко доложили о своём прибытии зенитчики, два командира зенитных самоходных установок ЗСУ-23—4 – «Шилка». Последним, медленно выговаривая слова, отметился командир отделения радиационной и химической разведки. На сегодня все средства усиления. «Молодцы!» – мысленно отметил Ткачёв. – Неплохое начало!».

Ну, теперь вперёд! Точно выдерживая скорость движения, по графику проходя пункты регулирования, двигаясь компактно, не теряя машин.

Время, от времени, зампотех батальона, глотающий пыль в хвосте более чем двухкилометровой колонны, на тягаче технического замыкания, докладывал: «Сто!». И комбат удовлетворенно отмечал, что пока идут все танки батальона, в том числе учебно-боевые.

– Интересно, успела ли комендантская рота обеспечить переходы через автострады?» – подумал комбат, оглядывая прилично растянувшуюся колонну. Иначе, придётся самим организовывать службу регулирования, отсыпать колеи на асфальте, и на этом терять драгоценное время.

Впереди монастырский лес, строения сельскохозяйственного кооператива, с блестящим шаром водокачки в центре. А там, дальше, переход через скоростное шоссе и пункт регулирования. Ещё издалека, Ткачев отметил колонну гражданских машин по обеим сторонам перехода:

– Значит, «комендачи» подоспели вовремя и перекрыли дорогу!

Перед самым выходом на сбитые доски настила, проложенные по асфальту, вышедший из Уазика майор, с белой повязкой на повседневной форме, остановил колонну. Ткачев едва успел стукнуть по шлемофону зазевавшегося замполита, и тот мгновенно исчез внутри башни, прикрыв за собой люк. На протянутой карте посредник поставил штемпель с номером рубежа регулирования, записал время и расписался. Колонна тронулась в путь.

Тяжёлые танки, могуче урча двигателями, выскакивали из-под насыпи, на долю секунды зависали в воздухе передними катками, и мягко ухали всей мощью на доски настила. Гражданский люд, высыпавший из машин, и автобусов, с восторгом и уважением взирал на запылённые лица танкистов, в люках боевых машин.

И снова, дорога нескончаемой лентой бежит под гусеницы танка, бурунчики пыли выскакивают из-под подкрылков, исчезают за кормой, смешиваясь с клубящимися вихрями пыльных столбов, поднятых мощным вентилятором охлаждения. Сзади идущие танки, двигаются на дистанции, заданной длиной оседающего облака пыли от впереди идущей машины. Дистанция несколько великовата, но впереди ещё полтора суток движения, и глаза механиков-водителей надо беречь, ночью будет ещё тяжелее. Несомненно, на марше вся нагрузка на «механцов», так в экипаже ласково называют механиков-водителей. Их берегут, и на коротких привалах делают всё возможное, чтобы дать, хотя бы немножко, отдохнуть. Вообще-то, взаимоотношения между офицерами и военнослужащими срочной службы в танковых подразделениях, коренным образом отличаются от таковых, допустим, в пехоте. Там, например, в обороне, у комбата и ротного – блиндаж, у командира взвода если не блиндаж, то, хотя бы, отгороженный закуток во взводном блиндаже. Не зря же ходит анекдот: – сидит боец-пехотинец ночью в холодном окопе, и с характерным акцентом бубнит – «командир батальона – «би-лин-даж», командир рота – «би-лин-даж», командир взвода – «би-лин-даж», рядовой Юлдаш – шишь, а не «би-лин-даж». У танкистов, танк – дом, причём дом для всех, для рядового заряжающего, и подполковника комбата. Спят на теплой трансмиссии, укрывшись одним брезентом, кушают вместе, в тени боевой машины, экипаж не сядет есть без командира. По мере возможности, офицеры – командиры танков, участвуют в обслуживании техники после учений и в процессе эксплуатации. Даже обращаются к подчинённым в полевых условиях чаще по именам, и фамилиям, без воинских званий. Хотя, на общем построении подразделения, Саша, вновь станет младшим сержантом Тишиным. Так заведено, и обусловлено многими факторами, в экипаже все зависят друг от друга. Дернул механик машину на стрельбе, и командир, или наводчик орудия получит двойку. Не успел заряжающий зарядить орудие, опять, – «неуд». Не предупредил командир механика о препятствии, – сверху то, лучше видно, и вот, уже все вместе на боку, или в болоте. А в бою, от каждого зависит жизнь всех. Танк – общий дом, может стать и общей могилой. Поэтому, есть такое понятие – «экипажники», значит члены одного экипажа, и деньги получают «за особые условия службы», в простонародии – «экипажные». Почти как родственники, разъедутся после увольнения по всей стране и переписываются, будучи уже пожилыми. Встречаются семьями, как родня, вспоминают молодые годы, службу в танковых войсках, друзей и командиров.

На этих учениях механики-водители получат такой опыт в вождении боевых машин, какой во внутренних Военных округах нельзя получить за всю службу.

Маршрут для Ткачева был достаточно знаком. Он, как и все маршруты выхода войск в ГСВГ, был проложен, в основном, в обход населенных пунктов, по лесным массивам, и окраинам полей. Поэтому расстояние от точки, до точки на карте, могло быть на местности в два, а то и более раз, больше по петляющему маршруту танковой трассы. Иногда, один и тот же населенный пункт, появлялся слева по ходу движения, а через некоторое время, та же приметная кирха, или сарая, выплывала справа из-за кустов. Надо было иметь хорошую зрительную память, особое чутьё командира, умение видеть мелкие, но хорошо запоминающиеся, местные предметы и детали. Два раза в год, всех командиров подразделений вывозили на, так называемую, полевую поездку, продолжительностью два-три дня. На маршруты выдвижения по боевым задачам, и основные полигоны. Выезжали, обычно, под руководством заместителя командира полка, или начальника штаба. На двух грузовых автомобилях повышенной проходимости, со средствами связи. Поездки были утомительными, – попрыгай трое суток в кузове вездехода по кочкам и буеракам полевой дороги, из мягкого места получится отличная отбивная. Но такие поездки приносили огромную пользу, вскоре недавно прибывший из Союза ротный, мог вполне самостоятельно вести колонну в любой район.

Вспомнив эти поездки, комбат мысленно улыбнулся названию, которым их окрестили местные остряки «миллион задницеударов на одном линейном километре». Хотя, и на танке, после длительных учений болит спина, и на бедрах долго не сходят синяки. Командир стоит в люке. Если, «по-боевому» он сидит на своем сидении, то на марше он на нем стоит. А чаще, как жокей на ипподроме, привстающий на стременах, так же пружинит ногами, стоя на спинке командирского сидения. Вокруг броня, о которую тебя бьёт и колотит на всех неровностях дороги. Наиболее опытные, кладут на крышу башни подушку и на ней сидят. От встречного ветра спасает открытый вперёд командирский люк, от пыли танковые очки и респиратор, – вот и все удобства.