Трендмейкер - Гильберт Камиль Каар

как в тот день добрался до рабочего места. Все мои мысли были заняты почти стёртым лицом широко улыбающегося Будды, который смеялся надо мной. Почему боги так жестоки, если они учат состраданию и милосердию? Кто на меня донёс? Неужели среди людей в парке, в тот злополучный час оказался кто-то из моих знакомых или коллег? Судебная система по мелким преступлениям в наше время автоматизирована и работает быстро, но она не могла сама вычислить меня и…

— К чёрту всё, к чёрту Будду! Засунь… — Вдруг услышал я собственный голос из соседнего бокса. В нашем отделе каждый имел свой угол, но разделены мы были весьма условно, тонкими стенками из гипсокартона, а потому слышимость была отменная.

— К чёрту Будду… — услышал я невнятное бормотание, вторившее моему голосу и услышал звон, а затем тихий удар о стенку. Подорвавшись с места словно от удара, я встал и на трясущихся ногах подошел к соседу. Тот, как ни в чём не бывало смотрел на рабочем компьютере Раджатуб, а в открытом видео я увидел… себя.

Я поперхнулся от неожиданности, а мой коллега повернулся и растерянно взглянул на меня. На полу лежала разорванная цепочка, а рядом с ней валялась фигурка Будды. Так прошла минута. Наверное, самая долгая минута в моей жизни, когда я осознавал, что моя жизнь кончена. Вот он, ответ на все мои вопросы. Просто какой-то зевака снял видео и выложил его в сеть, а система вычислила меня и выписала автоматический штраф. Теперь я знаменитость и знаменит тем, что закопал свою карьеру самым идиотским образом.

— К чёрту Будду… — снова пробормотал мой коллега, но я уже ничего не видел и не слышал. Мне некогда было разбираться в том, что он об этом думает, ведь теперь все на работе узнают. А наш начальник был особенно глубоко верующим человеком, который точно не простит мне подобного. Даже не заходя в свою кабинку, я побрёл к выходу из офиса, а в голове моей роились и жужжали пчёлы. Что бы сказал мой отец? Наверняка, сказал бы, что я поступил глупо, но у меня были на то причины. Он бы принял меня и выслушал. Но отца больше не было.

Думать о тёте не хотелось. То, что я помнил о её новой семье явно говорило мне, что та община в лучшем случае отвернётся от меня, узнав почему меня уволили, а значит, что теперь я окончательно остался один. Не просто один в целом мире, а один против целого мира.

Конечно, не все были глубоко религиозны, но, если верить статистике, таких было больше трети населения, а значит, сейчас я оскорбил каждого третьего из встречаемых мною людей. Осмотревшись вокруг, я понял, что стою посреди улицы, заполненной этими людьми. Такими были в рабочие часы большинство улиц Нью-Дели, но если раньше я чувствовал, что этой толпе наплевать на меня, то сейчас остро осознал, что толпа меня порицает. Тот парень, что курит у входа в гостиницу и пялится на меня, ребёнок, пробежавший мимо и толкнувший меня плечом, но даже не извинившийся и бездомный попрошайка у моих ног, что-то проворчавший и отодвинувшийся поближе к стене здания. Интернет помнит всё и от него нигде не скрыться. Для меня всё было кончено.

Всё кончено? Я вдруг понял, что мне нужно делать. Раз интернет погубил меня, то может быть он же сумеет и реабилитировать? Буддизм не та религия, где не принято прощать, да и вообще не религия, если уж хорошенько разобраться. Если люди узнают о моих мотивах, то смогут понять. Может ещё не всё потеряно?

Пулей залетев домой, я открыл свой старенький ноутбук и отдышавшись, включил вебкамеру и микрофон. Почти шесть часов к ряду я записывал, перезаписывал, вырезал, монтировал видео, пока наконец не нажал заветную кнопку «Опубликовать» в интерфейсе Раджатуба и время замерло. Потянулись долгие минуты, складывавшие в часы, а я продолжал сидеть и смотреть в экран, не отрывая взгляд от вращающегося кружочка ни на секунду.

«Поздравляем! Ваше видео опубликовано!»

Вот и всё. Теперь я сделал, что мог и дальше всё зависело только от реакции других людей, а мне оставалось только ждать. Сначала я обновлял страницу своего канала каждые несколько секунд, наблюдая, как ноль в счётчике просмотров становится единицей, а единица двойкой. Слишком медленно. Чтобы отвлечься, я решил найти то самое злополучное видео и посмотреть, сколько просмотров там. Долго искать не пришлось, видео было в горячих трендах и счётчик просмотров уже перевалил за сто тысяч просмотров меньше чем за двенадцать часов. Трясущимися руками я развернул комментарии и начал читать.

«У этого парня явно проблемы, может ему нужна помощь?», 72 лайка.

«Молодёжь в наше время совсем забыла о духовных ценностях!», 13 лайков.

«А как насчёт к чёрту тебя, а?», 57 лайков.

«Надеюсь, ты переродишься камнем в следующей жизни. Тогда у тебя будет время подумать о своих словах», 138 лайков.

Десятки, сотни комментариев складывались в единую картину порицания и редкие возгласы удивления или сочувствия были редкими островками поддержки, за которые я цеплялся как мог. Обновив страницу своего видео, я увидел, что счётчик уверенно застрял на цифре два. Скопировав ссылку, я полез обратно на тот злополучный канал и начал судорожно вставлять её под каждым комментарием, в надежде, что это хоть как-то ускорит дело. За этим неблагодарным занятием я и провёл остаток дня, пока мой собственный счётчик не достиг отметки в пятьдесят четыре просмотра. Я уже готов был сдаться и удалить свои позорные извинения, где я битые полчаса распинался, рассказывая о своей жизни, утрате и одиночестве, извиняясь за совершенную глупость, пока вдруг не зазвонил телефон.

Взяв смартфон в руки я с ужасом прочитал «Руководитель отдела» и принял вызов.

— Виктран, ты сегодня ушел из офиса раньше времени? Что случилось?

— Я… — Что мне было ответить? Я испугался и убежал? — Я почувствовал себя нехорошо и поспешил в больницу. Проспал весь день и вот только сейчас открыл глаза.

— С тобой всё хорошо? Надеюсь, ничего серьёзного? План продаж… — Голос начальника, который раньше так сильно раздражал, вдруг показался мне таким приятным, словно мы с ним были старыми друзьями. Что-то было не так. Каждый знал, что он ходит в храм