Безоглядная страсть - Марша Кэнхем

Перед замужеством за Энни увивались сразу два кавалера, один достойнее другого, и она мучилась, не зная, кому из них отдать предпочтение… Но судьба в лице Ферчара распорядилась иначе. Любые доводы — что Ангус на двенадцать лет ее старше, что он всего лишь четвертый сын в семье — отскакивали от старика как от стенки горох. Главным аргументом было для Ферчара то, что этот брак — блестящий шанс породнить два могущественных клана. Не важно, что Лахлан, отец Ангуса, заключая в свое время эту помолвку, в глубине души, возможно, надеялся, что девчонка умрет еще в детстве.

Кто тогда мог предсказать скоропостижную кончину самого Лахлана и последовавшие за ней смерти троих его старших отпрысков, очевидно, заразившихся чем-то друг от друга? Все богатство и чины отца (не такое уж завидное наследство, если подумать о том, какую ответственность берет на себя человек, становящийся во главе клана!) в одночасье свалились на плечи Ангуса, который в сей скорбный момент жил себе где-то во Франции и ни о чем не подозревал. Ангус был так далек от всего этого, что ему потребовалось как минимум месяца четыре, чтобы сжиться наконец с новой ролью.

Ферчар, разумеется, сразу же вспомнил о старом уговоре. Еще бы, статный, с иголочки одетый джентльмен с безукоризненными манерами и впрямь мало походил на прежних кавалеров Энни — грубоватых парней, верхом галантности для которых было подстеречь девицу где-нибудь в укромном месте и насильно сорвать с ее губ поцелуй. Изъездивший полсвета, перечитавший гору книг, изучивший массу наук… и к тому же далеко не бедный.

Разговор с Ферчаром Ангус сразу же начал с весьма прозрачных намеков на то, что его рыжеволосое сокровище не бог весть какая выгодная партия для птицы столь высокого полета, как он, и это, мол, дает ему право диктовать свои условия. Разговор этот, происходивший в огромной, уставленной множеством редчайших фолиантов библиотеке Моу-Холла, продлился ни много ни мало восемь часов — Ферчар не собирался расстилаться перед новоиспеченным главой клана Макинтошей. Даже имение будущего зятя в двенадцать тысяч душ — неслыханное богатство! — не произвело на старого солдата должного впечатления. Наконец после бурных дебатов сторонам удалось договориться по всем вопросам, и через несколько дней Энни с замирающим сердцем, на дрожащих ногах переступила порог церкви в Абердине. В том, что она связывала свою жизнь с нелюбимым и нелюбящим, почти незнакомым человеком, было еще полбеды. Самым ужасным было то, что на всю оставшуюся жизнь Энни предстояло сменить свободу родных лесов и полей на скуку светских приемов и балов, а простую, не стесняющую движений одежду — на душные шелка и вериги корсетов и кринолинов.

Лишь на полпути к алтарю Энни в первый раз увидела человека, с которым ей предстояло связать себя брачными узами на всю оставшуюся жизнь. Солнечный луч, проникавший сквозь высокое окно храма, образовал над густыми, безукоризненно уложенными каштановыми волосами великолепную световую корону. Облаченный в небесно-голубой кафтан поверх белого атласного камзола, богато украшенного золотым шитьем, Ангус вполне сошел бы за одетого по последней моде французского щеголя, если бы не клетчатый плед, перекинутый через плечо и скрепленный брошью с гербом и девизом клана. Блеск от начищенной шпаги, висевшей на боку, резал глаза.

Внешность жениха была столь же безукоризненна, как и его тщательно подобранный костюм, — классически правильное лицо, все черты которого прекрасно гармонировали друг с другом, стальной блеск в глазах не оставили бы равнодушной ни одну женщину, и Энни не составила исключения. Застыв на месте в оцепенении, она долго не могла отвести глаз от представшего перед ее взором божественного видения.

Что же до Ангуса, то он и сам не менее пристально уставился на невесту, но по другой причине. Достававшуюся ему в жены девушку нельзя было назвать некрасивой, но в ней не было ничего общего с тонким прутиком, рисовавшимся воображению Ангуса, — крупная, с мускулистыми от постоянной езды на лошади, но, впрочем, соразмерными руками и ногами. Озорное солнце покрыло лицо девушки густой сетью веснушек. Рыжие волосы тщательно уложены, но нетрудно себе представить, каким пышным, великолепным каскадом они рассыплются по ее плечам, когда она отстегнет все эти заколки и булавки.

Собрав волю в кулак, Ангус, заставив себя выйти из оцепенения, сделал шаг навстречу невесте и взял ее за руку. Когда они приблизились к священнику, оба были бледны как смерть.

— Да, я думаю о нем, — произнесла Энни вслух, сама того не замечая. — И буду думать, пока не вернусь домой.

— Ты что-то сказала, Энни?

Она бросила на кузена быстрый взгляд:

— Да так, ничего… Ветер, говорю, чертовски холодный…

— Потерпи, за тем перевалом уже будет полегче.

Закутавшись в плед, Энни прикусила губу, мысленно попросив Бога помочь им успешно протиснуться сквозь узкое ущелье между двумя скалами, известными как Гарбхал-Бег и Гарбхал-Мор. Ветер был таким сильным, что трудно было дышать, снег, казалось, забивался внутрь легких.

Бог, очевидно, услышал ее молитвы, ибо ущелье было преодолено без особого труда. Когда они начали медленно спускаться вниз, ветер и впрямь утих и Энни любовалась открывшейся ее взору панорамой бескрайней равнины. Облака расступились, и лежавший на веем мягкий снежный покров в лунном свете создавал впечатление чего-то волшебного, нереального. И тут уголком глаза Энни уловила какое-то движение… Рука ее тут же инстинктивно потянулась к пистолету.

— Спокойно, Энни, свои! — послышался знакомый голос. — Что-то вы припозднились, мы уже хотели отправить кого-нибудь на поиски.

— Я должна была убедиться, что все в доме улеглись спать, — сквозь зубы процедила Энни.

Крупная фигура Эниаса Фаркарсона, старшего из троих братьев, отделилась от скалы. Не дожидаясь приглашения, Эниас развернул коня и поехал рядом с Робертом.

— Твой муж по-прежнему в Инвернессе? — спросил Эниас у Энни.

Сознание того, что родня считает Ангуса настолько опасным, что за каждым его движением следовало бы пристально следить, немного задело самолюбие Энни.

Да, он гостит у матери, вернется только завтра.

— Я бы и сам не прочь у нее погостить денек-другой! — облизнулся Эниас. — Каким мясом она тогда нас угощала, до сих пор слюнки текут, как вспомню!

В отличие от сына леди Драммур оставалась верной якобиткой, но почтенный возраст старой вдовы ограждал ее от подозрений в сочувствии бунтовщикам.

— Стоило ли вам ездить в Инвернесс лишь ради искушения приобщиться к кулинарным изыскам леди Драммур? — произнесла Энни. — Эта поездка была очень рискованной!