Лакомая кровь (СИ) - Грёз Герберт

Когда же священник в сопровождении монаха Уиндема Шелли вернулся в лавочку, весь Ларгон был твердо убежден в том, что несчастная Виолетта вступила в сделку с сатаной — с чего бы еще у нее тогда были настолько умопомрачительные плюшки? — и тот в итоге покарал грешницу, расправившись с ней прямо в постели.

Конечно, ничего подобного не случилось, но двум духовникам, осматривавшим тело убитой, было над чем призадуматься. Мисс Гроув действительно лежала в своей кровати, но не растерзанная или претерпевшая насилие, а будто просто уснувшая навсегда. На лице ее застыла мягкая улыбка, а неплотно закрытые глаза свидетельствовали о том, что смерть не принесла ни страдания, ни страха. Скорее наоборот, такое выражение лица бывает у человека, испытывающего наслаждение и удовольствие. Но вовсе не это на самом деле поразило Шелли и отца Дэвида. Женщина была неестественно бледной и странно высохшей. Цвет ее лица не особо отличался от того белого, как у простыни, на которой лежала покойница.

Монах принялся очень внимательно осматривать голову и шею бедной Виолетты, словно он точно знал, что именно следует искать.

— Вот, — сказал он наконец. — Мои худшие опасения подтвердились.

Отец Дэвид посмотрел на то место, куда показывал Шелли. На шее мертвой мисс Гроув виднелись две красные отметины, края которых слегка припухли. А на кровати ровно под ними священник увидел несколько высохших бурых капель.

— Господь да поможет нам, — испуганно выдохнул отец Дэвид.

Глава III. Одинокая жена

Высокие и величественные башни замка Краун можно было увидеть издалека, и даже с большого расстояния их размеры поражали воображение. Вблизи же неприступная цитадель, сильно заросшая по нижнему ярусу мягким мхом, производила впечатление мрачное и тяжелое, словно нависая своими серыми каменными уступами над головой. Эти могучие стены служили пристанищем рода Лидделов уже без малого три сотни лет. Крепость бережно и надежно хранила секреты старинной семьи, воспоминания о счастливых событиях и постыдные тайны, скрывая жизнь герцогов за огромными дубовыми воротами, укрепленными кованой сталью.

Надо сказать, что насколько замок Краун был непригляден снаружи, настолько же он был роскошен и красив внутри. Великолепное убранство, удобная и добротно сделанная мебель, огромное количество свечей и зеркал — все это создавало удивительное ощущение уюта и спокойной защищенности. Для всех, кроме Дженни Лиддел, урожденной Уотерхолл. Если она когда и чувствовала себя хорошо в замке Краун, то, разве что только в самом начале своей семейной жизни.

Да, конечно, юный блистательный аристократ по имени Роберт поначалу действительно пылал любовью к Дженни. Дни, когда он, утопая в страсти, буквально носил девушку на руках, остались самыми счастливыми воспоминаниями в сердце, но, к сожалению, им не суждено было длиться долго.

Роберт остыл так же быстро, как и вспыхнул. Избалованный, капризный и легкомысленный, он быстро пресытился новой игрушкой, и, подобно малолетнему ребенку, забросил ее. Дженни осталась в стенах замка, одинокая и покинутая, лишь формально считавшаяся женой лорда.

Если бы не престарелая тетушка Анна, приходившаяся родственницей кому-то из господ, то жизнь юной Дженни превратилась бы в невыносимое бремя. Разумеется, общество старушки не могло в полной мере заменить девушке семью, но, по крайней мере, было с кем поговорить.

А вот с любовью дела обстояли совсем плохо. Роберт ночевал только в своей комнате, да и вообще потерял всякий интерес к Дженни. Да, они оставались супружеской четой, но это касалось только семейных обедов и приемов. Во всем остальном царил полный штиль. Ни объятий, ни даже легких поцелуев Дженни уже давно от Роберта не получала, и теперь уже даже и не надеялась.

Впрочем, такое положение дел встречалось в больших замках не так уж и редко.

Почти пустой обеденный зал гулким эхом отвечал на каждую реплику сидящих за столом трех человек. Младший сын герцога, сэр Эрик, обеспечив себе хорошее настроение парой кружек деревенского эля, шутил и смеялся. Загадочная смерть барона Ларгонского его не волновала совершенно. Жена сэра Уильяма, леди Джоанна, напротив, хмурилась и разговаривала мало. А Дженни было все равно. Она медленно и без удовольствия жевала мясо тушеного фазана, изредка запивая его белым вином, и, насколько могла, поддерживала беседу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Я полагаю, Роберт должен был отправиться в Блу Мэншен? — спросила леди Джоанна у сына.

— Должен, да, — усмехнулся сэр Эрик. — Но вместо этого ускакал охотиться. Похороны — это не его стезя, знаете ли. Он как-то все больше по свадьбам, да по пышным пирам. Поближе к корсетам и юбкам.

— Боже, как неловко, — вздохнула хозяйка замка. — Все же следовало тогда отправиться мне, или вам, сын мой.

— Я могу, — кивнул молодой человек. — Еще успею, кстати. Действительно, если на церемонии не будет никого из Лидделов, кроме отца, это плохо скажется на нашей репутации. Все-таки сэр Эдор был верным слугой, да и выпить не дурак.

— Все бы вам выпить, — укоризненно произнесла леди Джоанна. — Собирайтесь, Эрик.

— А вы не боитесь? — спросила Дженни у юного лорда.

— Разве есть повод? — с улыбкой парировал тот. — Мне не впервой видеть мертвецов, дорогая моя.

— Я не это имею в виду. Смерть барона была такой загадочной и такой пугающей.

— Кому как, — пожал плечами сэр Эрик. — В нашей старой доброй Англии загадок столько, что на каждого жителя их приходится, по меньшей мере, две. Что же до смерти, так ее я не боюсь, призраков и чудовищ тоже.

— А при чем тут призраки и чудовища? — спросила леди Джоанна.

— Не знаю откуда, но пошел слушок, что доблестного барона сразил выходец с того света, — беспечно улыбнувшись, ответил Лиддел-младший. — Во всяком случае, что-то там и впрямь нечисто. Так говорят.

— Господи, помилуй, — наспех перекрестилась герцогиня. — Поторопитесь, Эрик. Вам бы добраться засветло.

— А, — махнул рукой молодой человек. — Успею еще. Похороны ведь только завтра. Так что выпью, пожалуй, еще немного этого доброго эля, а потом поеду.

— Во имя всего святого, Эрик, я вас прошу успеть до захода солнца. Поверьте, я очень беспокоюсь.

В ответ на это юный лорд кивнул, выпил залпом целую кружку и быстрой веселой походкой отправился к выходу из зала. Падающие из окон яркие лучи солнца золотили его светлые волосы, шпага звонко стукалась о каменный пол, и Дженни впервые за время жизни в замке Краун задумалась, почему судьба так жестока? Пожалуй, было бы куда приятнее быть женой этого жизнерадостного юноши, нежели ее капризного эгоиста Роберта.

Глава IV. Слова на бумаге

Когда барон Ларгонский проектировал и строил, как ему казалось, свое новое родовое гнездо, он не забыл и о семейной усыпальнице. Но едва ли мог подумать, что окажется в ней настолько скоро!

Гроб с телом сэра Эдора разместили на каменной подставке у стены таким образом, чтобы всякий входящий сразу видел его. Торжественно и печально выглядело новое убранство склепа, и грусть, казалось, наполняет даже сам воздух помещения.

Затихли слова святого отца, и в наступившем безмолвии слышался только треск факелов. Потом зашелестели одежды, и постепенно склеп опустел. Так закончилась история благородного барона, сделавшего для своего владения очень много добрых дел, но, к сожалению, столь рано ушедшего.

Обеденный зал замка Блу Мэншен утопал в пышной роскоши. Глядя на увешанные цветами стены и заставленный всевозможными яствами стол, никто не рискнул бы подсчитать, сколько денег потратили на церемонию сестра покойного и аббат Уолтер. Но вышло красиво и торжественно, даже герольд отметил, что похороны получились достойными.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Вина лились рекой, звучали торжественные речи, восхвалявшие доблесть и благородство сэра Эдора, и только герцог Лиддел сохранял мрачное молчание и почти не притрагивался к угощениям. Его беспокоило очень многое, и от тяжелых мыслей голова сэра Уильяма гудела.

— Почему вы не пьете, отец? — спросил сидевший рядом Эрик. — Вино у них чудесное, итальянское, по всей видимости.