За Русское Дело на сербских фронтах - Борис Юрьевич Земцов

Хочется запомнить, как пахнет голова трехлетнего сына, как щебечет милые глупости дочь-первоклассница, запомнить, как цветут яблони, посаженные отцом, как краснеют ягоды шиповника над могилой родителей. Хорошо бы иметь возможность спустя какое-то время перечитать эти строки и от души посмеяться над собственной сентиментальной слабостью.

* * *

Возможность перечитать то, что написал утром, и посмеяться, представилась уже вечером. Стыдно: рассопливился. Действительно, ехать сегодня в Сербию – значит ехать на войну. Верно, быть добровольцем – значит подвергаться смертельной опасности. Среди русских, дерущихся на стороне сербов, уже есть потери. Безусловно, сложить свою голову за тридевять земель, лишив близких даже возможности поклониться твоей могиле (не наездишься с учетом дороговизны дороги и чехарды с визами, загранпаспортами и т. д.). Да, перспектива невеселая. Но кто сказал, что в числе погибших должен оказаться именно ты? Существует же теория вероятности. Да и без всяких теорий ясно, что вовсе не обязательно все пули, осколки и мины считать предназначенными именно для тебя. Не стоит забывать и об особом характере войны в Югославии – чаще всего военные действия здесь носят разведывательно-диверсионный характер: походили, постреляли, посидели в засаде и… вернулись по казармам. Потерь при таком раскладе куда меньше, чем в войнах в классическом понимании этого термина. Так что лучшая формула для ума и сердца в этой ситуации: Бог не выдаст – свинья не съест.

И всё-таки слаб человек. В который раз подумалось, насколько нелепо почти сознательно оставить сиротами своих детей. Конечно, высокий и чистый внутренний голос чеканно заявляет: погибнуть за правое дело братского славянского народа – высокая честь, фактически это то, что называется красивым словом «подвиг». Но другой, не менее сильный, голос осаживает: разве сто́ят те далекие и туманные идеалы твоей близкой и конкретной жизни?

Главными судьями этого поступка будут дети. Непредсказуемо, какой приговор вынесут они. Хорошо, если будут гордиться отцом-героем и пронесут его имя через всю жизнь, как знамя. А вдруг наоборот – проклянут, рассуждая: зачем ты влез во все эти приключения, подумал ли ты при этом о нас – детях своих?

Что же касается моих жёстких, почти «наотмашь», оценок ситуации в патриотическом лагере, понимаю, что такие слова могут задеть многих честных русских людей, искренне желающих добра и процветания Отечеству. Менее всего хотел бы их обидеть, нисколько не сомневаюсь, что они вносят свой посильный вклад в «Русское дело». Вот только где на сегодня конкретные результаты этой деятельности? Каков КПД2 всех этих статей, митингов, речей, монографий? Где реальные люди, готовые превращать теорию в дела, разумеется, при этом жертвуя не только своим благополучием, но и жизнью?

Более того, наблюдая жизнь отечественного патриотического лагеря изнутри, часто обращал внимание на то, как много появилось ныне в России «профессиональных патриотов», готовых участвовать в любом мероприятии во благо Родины, но при этом ограничивающих своё участие опять же лишь статьями и речами. Неужели такое положение дел – окончательный диагноз современного русского национального движения? Как бы я хотел ошибаться!

Кстати, отправившись воевать в Югославию, я должен четко уяснить, что такого решения… мне не простят и многие из тех, кто ещё вчера считался единомышленником-патриотом. Потому что размышлять и спорить о судьбах Отечества – это одно, а воевать за это Отечество, тем более за тридевять земель – это совсем другое дело. И здесь в оценке моего решения и моего поступка причудливо сплетутся объективный анализ с чьей-то завистью, трусостью и много с чем ещё.

Верно, попахивают такие откровения гордыней, что признается Православной Верой тяжелым грехом. Но куда деться от собственных мыслей?

Пока эти мысли я доверяю только своему блокноту. Возможно, блокнот когда-нибудь станет книгой. Как быть тогда с тем, что терзает сейчас душу и что со стороны может показаться очень нескромным?

Вот только стоит ли так далеко забегать вперед? Ведь моя югославская война ещё и не началась, а, чтобы написать об этой войне книгу, с этой войны надо ещё вернуться.

Даст Бог, вернусь! Даст Бог, напишу!

* * *

Вещи собраны. Их совсем немного – одна легкая дорожная сумка. Как-то не верится, что через несколько часов начнется отсчет, возможно, самого важного периода моей жизни. Перелистал записные книжки, привезенные осенью прошлого года из Югославии.

Так где же я окажусь через три-четыре дня?

* * *

Босния и Герцеговина… Ещё недавно так называлась одна из составных частей Социалистической Федеративной Республики Югославии. Соответственно звучало и полное её название – Социалистическая Республика Босния и Герцеговина. В силу исторических причин население республики делилось на три группы: православные славяне – сербы, хорваты – католики, славяне – мусульмане. Было время, Босния и Герцеговина воспевалась официальной пропагандой как образец торжества новой национальной политики, когда коммунистическая идеология якобы делала людей братьями, стирая национальные и религиозные различия. Чиновники на местах, состязаясь в рвении, даже перестали указывать национальность в документах новорожденных. Принадлежность человека к корням своим стала заменяться абстрактной формулировкой «югослав». Совсем как у нас, когда выдуманный коммунистическими идеологами термин «советский народ» начал теснить и разрушать понятие «нация».

За восторгами по поводу «дружбы народов» и «торжества мудрой национальной политики» без внимания остались особенности набирающих силу демографических и политических процессов: небывалый прирост мусульманского населения, внедрение мусульман в места традиционного проживания сербов, распространение идей мусульманского фундаментализма и создание самостоятельного исламского государства на югославской земле.

К концу прошлогодней югославской командировки у меня сложилось впечатление, будто геноцид сербов в провозглашенной после распада Югославии независимой Республике Босния и Герцеговина возведен едва ли не в ранг государственной политики. Изучение документов, показаний очевидцев, материалов допросов пленных позволяло сделать вывод: весь аппарат новоявленного государства сосредоточен исключительно на решении задачи уничтожения сербов. Фактически, каждому сербу здесь был предъявлен жёсткий ультиматум: или ты принимаешь мусульманскую веру, отрекаясь от славянских корней и православной веры предков, и становишься полноправным гражданином новоиспеченного государства, или… ты попадаешь в безжалостные жернова геноцида.

Геноцид сербов в Боснии и Герцеговине ещё ждет своих летописцев. Трудно представить, сколько страниц будет в этой книге, но в одном можно быть уверенным: каждая страница в ней будет вызывать содрогание всех последующих поколений.

Помню, как офицеры вооруженных сил Республики Сербской показывали мне жуткий трофей – диковинной формы гигантский нож, на лезвии которого были приварены два приспособления – что-то вроде молотка и шила.

– Полевое снаряжение сапёров? – предположил я по наивности.

– Нет, – помрачнели мои собеседники. – Это оружие уничтожения сербов.

Главное лезвие – для отрубания голов и вспарывания животов, тупая часть – для пробивания черепов, острая –