Танго на треснувшем зеркале (СИ) - Шаль Вероника

А еще наэлектризованность, весь день висевшая надо мной, до сих пор никуда не делась. И эмоции окружающих меня людей, пусть даже самые агрессивные из них были по ту сторону двери, мешали сильнее обычного.

Я навострила все свои органы чувств, но убрать посторонние помехи было сложно.

Машинист кипел яростью так, что заглушал рвущееся из-за двери голодное вожделение.

Хотелось взять ластик и стереть все лишнее. Вот только ластика такого в моем распоряжении не было.

Я перелистнула фотографию. Следующая картинка была спокойная. Никакого накала страстей. Только кровищи нормально так.

Следующая. Ох, мне кажется, я ее слышу. Она умоляет выпустить ее оттуда.

Я выдохом выключила планшет. Не могу так больше. Вот где искать помощи психиатру, слетевшему с катушек?

— Теперь ты понимаешь? — вывел из оцепенения нервный голос машиниста.

Я смогла только кивнуть. С закрытыми глазами.

Волны навязчивой тревоги, исходящие от машиниста, не давали отвлечься и погрузиться в себя, чтобы там поскорее взять себя в руки.

Я открыла глаза и увидела, как пристально смотрит на меня машинист.

На вопросительный взгляд он махнул рукой:

— Скоро конечная.

Знать бы еще, какая эта конечная, хмыкнула я про себя.

Волновалась я напрасно: через десять минут поезд неспешно подкатил к знакомому мне вокзалу.

Все же топографические мозги — вещь полезная. Жаль, что в последнее время так часто приходится ими пользоваться.

— Гопники тебя поджидают, — кивнул машинист в сторону колонн вокзала.

Там и вправду стояла эта мерзкая троица и, не сводя взгляда с перрона, ощупывала глазами пространство.

— Я сейчас в депо, могу подбросить.

— Это далеко?

— Пара километров.

— Хорошо. Спасибо.

Впервые за всю поездку улыбка тронула лицо машиниста, покрытое россыпью отметин-кратеров, напоминавших спустя много десятков лет о перенесенной в детстве оспе.

Ну вот, не успела я окончить универ, а профессиональная деформация тут как тут. Всем диагнозы расставляю, кому надо и кому не надо. Вместо того чтобы думать о своих проблемах. Хотя если не загоняться проблемой раньше времени, то потом может оказаться, что проблемы-то и нет. Вот как сейчас. И в свой город приехала, и от гопников сбежала.

— Не за что. И не прыгай больше под поезд, — после этих слов машинист закрыл двери в вагонах и поезд под разочарованные взгляды злополучной троицы покатился прочь от вокзала.

Поблагодарив машиниста еще раз и заодно порадовавшись успешному разрешению проблем, я рискнула попросить фотографии, которые он мне показывал. Зачем они мне, я не знала, но навязчивое ощущение их важности игнорировать не хотелось.

Нужно купить планшет, чтобы хранить их отдельно. Или в облако залить. А сейчас фотографии, скопированные в мой смартфон, заполняли окружающее пространство жутким нервяком и тревожностью. Так дело не пойдет.

Добираться из депо до дома оказалось сложнее и дольше ожидаемого. Почти без приключений, но косых неодобрительных взглядов на мои босые израненные ноги избежать не удалось.

Вот всем есть дело, где незнакомая им девушка могла навернуться! И ладно бы дело ограничилось только взглядами!

Уже недалеко от дома, проходя возле очередного офисного здания я ощутила странную перемену. Мои стопы словно увлажнились чьим-то дыханием, раскаленный асфальт под ними сменился мягким теплом, переходящим в прохладу на щиколотках. Попадание каждой подушечки на асфальтовый щебень отдавалось теплой волной во всем теле, будто их массируют чьи-то пальцы. Подспудно засвербела неловкость, невинные босые ноги показались верхом эксгибиционизма… И только тогда заметила, как оцепенело уставился на них лысоватый дяденька, вышедший на крыльцо с незажженной сигаретой. Оставляя упитанного колобка позади, я продолжила путь, напоследок ощутив жадно вдыхаемый запах пота.

Ну и что это было? Мне приглючился фут-фетишист?

Перевела дыхание я только на пороге квартиры, комнату в которой сняла всего несколько дней назад, чтобы жить поближе к больнице.

Как выяснилось, рано я расслабилась. Меня ожидала вторая серия неприятностей.

Хозяйка квартиры, бабка «девятьсот восемнадцатого года рождения», Маланья Степановна, оказалось, еще не спала. В прошлые дни она ложилась пораньше, чтобы в пять утра проснуться и бодро приступить к важнейшим делам.

Едва я повернула ключ и распахнула дверь, хлопнула дверь спальни и раздались шаркающие шаги.

В воздухе на смену спокойным волнам пришло цунами агрессии. Маланья Степановна явно была недовольна и хотела поругаться.

Добродушной и улыбчивой я видела бабку всего лишь раз: когда пришла знакомиться и осматривать квартиру до согласия с условиями проживания.

Тогда Маланья Степановна выглядела милым божьим одуванчиком. На мгновение могло даже показаться, что в ее лице Василина встретила бабушку, которой у нее никогда не было.

Иллюзия длилась недолго. Едва договор был подписан и я переехала, бабка сменила обличье божьего одуванчика на вездесущий токсичный борщевик, который обжигает ядом при малейшем контакте.

Жалеть о забывчивости поздно. В договоре с Маланьей Степановной никаких обязанностей и рамок ответственности прописано не было, и бабка пользовалась этим на всю катушку. Она то изливала желчь, то подворовывала продукты, то заставляла работать там, где к квартирантке никаких вопросов не полагалось.

Съехать до ближайшей зарплаты возможности не было, но я решила немедленно начать присматривать варианты в этом районе. А пока придется с ней взаимодействовать. Что же, нашла я положительный момент, самое время начать прокачивать навык психотерапии.

— Василина, — прозвучал за спиной мерзкий шамкающий голос, — тебя весь день дома не было, на общей территории уборка не сделана. Сделай сейчас же. И кто тебя, такую неряху, замуж возьмет?! Не девка, а тридцать семь несчастий.

— Уже тридцать девять, — пробурчала я себе под нос, — даже сорок!

— Не огрызайся, я жизнь прожила и больше тебя понимаю. И не стучи, когда пол мыть будешь, соседей перебудишь, полицию вызовут.

Соседи полицию вызывать очень любили, и дело было совсем не в шуме. Они хватались за любой повод, чтобы хоть немного отомстить. Маланья Степановна оказалась из тех старушек, что знакомы жителям каждого дома: при встрече она улыбается, сверкая во все золотые коронки, но посвященные знают — все не так просто. Так, сосед сверху был однажды ошарашен десятками жалоб от добродушной бабушки во все инстанции, что он, злобный отравитель, пускает в ее квартиру самый токсичный в мире яд. Как? Через розетки и щели в потолочных перекрытиях! Ну и в воду иной раз, под настроение, отравы добавляет.

И если соседи сверху и с боков несли только моральные страдания, то мирному продуктовому магазину этажом ниже, пришлось пострадать материально. Магазин был частным, а частную собственность бабка, понятное дело, не одобряла. Буржуи его купили, на ворованные у народа деньги, решила она. Нашла у них слабое место и стала чинить буржуям суровое возмездие. Каждую ночь, после того как магазин закрывался, брала она пластиковую трубочку и, удачно засунув в дырку пола, начинала лить в нее воду. Не много, литров шесть. Но строго каждую ночь. Владельцы магазина не сразу врубились в ситуацию. Тем более, приглашенные сантехники при поиске протечки разводили руками. Так бы и продолжалось еще неизвестно сколько, если бы бабка не решила расширить площадь залития и не переместилась со своей трубочкой еще и в гостиную. После очередного акта мести оказалась залита касса и никакие коммуникации под подозрение подвести не удалось. А вот бабку, напротив, заподозрили. Слишком часто стала наведываться, про дела расспрашивать.

Были потом и милиция, и психиатр, и суд. Толку только не было. Из крошечной пенсии высчитывали копейки. А бабка иной раз нет-нет да и снова трубочкой игралась, только уже осторожнее и реже.

Я была согласна терпеть ее придирки, пусть думает, что хочет, лишь бы не узнала, что я психиатр. Иначе сразу решит, что меня к ней подослали злобные соседи. А съехать мне сейчас некуда.