Женская гордость - Рид Мишель

— Со мной все в порядке, — соврала она и для пущей убедительности улыбнулась еще шире. — Просто день сегодня какой-то тяжелый… Поскорее бы домой, я бы легла пораньше.

Он хмурился — в своей обычной манере, но в глазах его светилась нежность, и у нее защемило сердце — захотелось прильнуть к нему всем телом: ведь она любила его, и малейшая его ласка переворачивала все ее существо.

— Клея, ты красавица, — прошептал он, а затем неожиданно протянул руку и ласково погладил ее по щеке. — Клея, мне кажется, я… — Тут он замолчал, и она почувствовала, как напряглись его пальцы, но он сразу же отвел руку, выпрямился, с каким-то странным новым выражением, — казалось, он с трудом владеет собой.

Что с ним? Почему он в таком напряжении? Клея не могла понять. Зачем он подошел к ней, что хочет сказать? Внезапно ее охватила паника — неужели он знает? Но как он мог догадаться? Нет, это невозможно.

Но Макс усилием воли заставил себя вернуться в обычное расположение духа. Клея нутром ощутила этот его переход из одного настроения в другое, хотя внешне он ничем себя не выдал. Но вот улыбка его снова стала насмешливой, напряжение постепенно сошло.

Сама же Клея, начисто лишенная обычного для женщин тщеславия, совершенно не задумывалась о том, что же видит Макс, когда смотрит на нее. Он придумал ей шутливое прозвище — «моя пленительная гитана», но и в самом деле она была пленительной гитаной. Он обожал ее черные как смоль вьющиеся волосы, спадавшие на плечи и спину свободными тяжелыми волнами. На службе, к сожалению, Клее приходилось собирать их в тяжелый узел на затылке, но это только подчеркивало ее прелестный правильный овал и нежную матовую кожу. Ее огромные, немного раскосые глаза имели свойство менять свой цвет — от светло-лилового, лавандового, до глубокого темно-синего — и придавали какую-то загадочность всему ее цыганскому облику. Прямой носик, пухлые, чувственные губы. Высокая и стройная фигура с изящными округлыми формами. Сама того не подозревая, Клея волновала кровь и бередила души многих мужчин. Даже Макс не устоял, хотя и сердился на себя за это. Ему не нравилось, когда в его жестком характере обнаруживалась слабинка.

— Ты закончила работу? — Он взглянул на часы — ему уже надо было уходить.

— Еще чуть-чуть, десять минут — и все, — сказала она с улыбкой. Она знала, что на сегодняшний вечер у него назначен деловой ужин, и ему не хотелось бы, чтобы она оставалась работать после его ухода. Он был честным и совестливым начальником и не считал справедливым требовать от подчиненных большего, чем делал сам. — Желаю тебе приятно провести время, — сказала Клея на прощанье.

— Спасибо, встретимся завтра вечером. — Ему явно не хотелось уходить, и он переминался с ноги на ногу. Завтра суббота, они идут в театр. Клея заранее заказала билеты на новый мюзикл Тима Райса. Песня, преследовавшая ее целый день сегодня, была оттуда. — Мы могли бы пойти куда-нибудь в клуб… поужинаем, потанцуем…

Что произошло? Клею смутил его непонятный, неуверенный тон.

— Ты действительно хорошо себя чувствуешь?

С ним самим что-то странное происходит — не в его обычае дважды задавать один и тот же вопрос. Должно быть, она выглядит ужасно, и он поневоле встревожился. Но она была так расстроена и так устала, что повела себя совершенно неестественно.

— Да что могло со мной случиться, Макс? Что ты задаешь такие вопросы? Если будешь продолжать в том же духе, я решу, что у тебя совесть нечиста.

Никогда до этого не говорили они в офисе о своих личных делах и никогда не допускали подобного тона.

Такой оборот разговора Максу не понравился, лицо его потемнело.

— Слушая тебя, можно подумать, что я жестокий человек, — процедил он сквозь зубы и сердито направился к двери.

Клея как побитая склонилась над пишущей машинкой.

— Иногда ты действительно бываешь жестоким, — еле слышно сказала она. — И мы оба хорошо это знаем.

Она принялась яростно печатать. Макс замешкался у двери, оглянулся. Ему хотелось как-то оправдаться, отвести ее несносные упреки. Ссоры между ними случались редко, и, когда это бывало, он не знал, как себя вести. Он снова взглянул на часы, затем перевел взгляд на опущенную голову Клеи. Атмосфера накалилась до предела, оставаться дольше было невыносимо, — он тяжело вздохнул и, не говоря ни слова, вышел.

Клея перестала печатать и вынула из машинки листок бумаги, который был заполнен абракадаброй, сущей абракадаброй.

2

Пять минут Клея сидела неподвижно, уставившись в стену невидящими глазами. За окном на улице раздавались громкие веселые голоса служащих компании, как всегда в этот час покидавших здание, но она ничего не слышала. Она отключилась от внешнего мира, целиком погрузившись в свои невеселые мысли.

Голова у нее шла кругом, и в душе нарастало глубокое отчаяние. Чтобы окончательно не поддаться ему, она резко поднялась со стула, который немного откатился назад с пронзительным металлическим скрипом, неприятно нарушив тишину опустевшего офиса.

Затем она сделала то, чего никогда раньше не делала. Она прошла в кабинет Макса, прикрыла за собой дверь, подошла к ореховому бару, где у Макса хранилось спиртное, и налила себе неразбавленного виски. Потом подошла к окну с бокалом в дрожащих руках и, отпивая виски небольшими глотками, посмотрела вниз, на кипящий жизнью Лондон. Час пик был в разгаре, но Клея находилась слишком высоко, чтобы слышать тот особый уличный шум, который бывает перед выходными. Зато ей было хорошо видно, как внизу еле-еле ползет огромная лавина машин, а оживленные прохожие снуют, как деловитые муравьи.

Дирекция компании занимала весь последний, шестой, этаж огромного здания, принадлежащего Максу. На нижних этажах размещались специальные отделы по разработке компьютеров, электронных счетных машин, конструкторские бюро, секции информации. Был среди них и огромный, похожий на овальный застекленный бассейн, машинописный отдел, откуда и перешла Клея к Максу, став его личной секретаршей. Все это огромное производство как бы спускалось вниз и заканчивалось на первом этаже, куда поступала готовая продукция. Именно там проверял свое очередное электронное детище Макс, он изучал каждое новое изделие и осваивал его не хуже своих высокооплачиваемых экспертов. Затем к делу подключался целый полк торговых агентов, а Макс начинал работу над новыми, еще более интересными проектами. Недавно он заключил особенно выгодную сделку по разработке компьютеров для швейной промышленности. Именно благодаря Максу дела его компании неуклонно шли в гору, он был ее силой и сердцем, жизнью и душой. Без его энергии она не могла бы так процветать, потерпела бы крах, развалилась…

Клея вдруг почувствовала себя на грани обморока.

Все началось так хорошо. Обыкновенная молоденькая секретарша, она работала на втором этаже, «на подхвате» — выполняла поручения торговых агентов, когда те нуждались в помощи. За первые шесть месяцев работы у Макса Клея видела его всего один раз, и то издалека — в один из его редких визитов в овальное машбюро. Однажды его смуглое лицо появилось за стеклянной перегородкой, отделяющей машбюро от коридора. Он смотрел, как за столами с компьютерами работали девушки. Столы стояли в два ряда и девушек было много — совсем молоденьких и постарше, блондинок и брюнеток, высоких и не очень… Клея сразу заметила его — она как раз направлялась к выходу. Они встретились глазами, и, хотя это длилось всего мгновение, она поняла, почему вокруг их неуловимого босса ходило столько разговоров и сплетен. Ей в память врезались черные волосы, нахмуренные черные брови и смущающий взгляд проницательных голубых глаз. Она остановилась как вкопанная, а он, спокойно и немного свысока, оглядел ее с головы до ног.

В то время она была еще слишком молода для него, но поняла это только сейчас, когда было уже поздно. Слишком молода для этого искушенного зрелого мужчины. Макс был старше Клеи на четырнадцать лет, и за все эти годы, которые их разделяли, он успел многое увидеть и испытать. Увлечься им было безумием с ее стороны.