Клеопатра - Стейси Шифф

Мы знаем о Клеопатре очень мало, но и сама она знала о себе далеко не все. Царица понятия не имела о том, что живет в первом веке нашей эры, в эллинистическую эпоху: все это более поздние понятия (эллинистическая эпоха началась в 323 году до нашей эры со смертью Александра Великого и окончилась спустя двести девяносто три года со смертью Клеопатры. Это время в истории Греции ознаменовано тем, что греки не играли в нем решительно никакой роли). Не знала царица и того, что она Клеопатра Седьмая, поскольку привыкла считать себя шестой. Ей никогда не приходилось слышать о человеке по имени Октавиан. Того, кто сокрушил ее, лишил трона, довел до самоубийства и ославил в веках, звали Гаем Октавием. Впрочем, он сам предпочитал называться Гаем Юлием Цезарем, как его великий дядя и опекун, любовник египетской властительницы. Мы знаем его как Августа, но он принял этот титул через шесть лет после смерти Клеопатры. Для нас он будет Октавианом: два Цезаря для одной книги — это чересчур.

Большинство античных географических названий с тех пор изменилось. Следуя весьма разумной методике Лайонела Кассона, я решила пренебречь исторической точностью во имя ясности. Потому древняя Берута будет у нас Бейрутом, а Пелузий, которого ныне не существует, — а если бы он существовал, то располагался бы к востоку от Порт-Саида, у входа в Суэцкий канал — останется Пелузием. Как правило, я предпочитаю современное произношение транслитерации. Ландшафт существенно изменился с той поры: часть суши ушла под воду, болота высохли, холмы сравнялись с землей. Современная Александрия мало напоминает город эпохи Клеопатры. Ее улицы давно не соответствуют древнему плану, а стены не сияют белизной. Нил протекает почти на две мили восточнее. Зато пыль, соленый морской воздух и дымные пурпурные закаты остались прежними. Не меняется и природа человека, главный двигатель истории. Рассказы очевидцев по-прежнему разнятся самым невероятным образом[2]. Прошло две тысячи лет, а власть мифа все еще сильнее власти факта. Все даты, за исключением специально отмеченных, относятся к событиям, произошедшим до нашей эры.

Глава 2

Мертвые не кусаются

Благословен тот, у кого мало родственников.

Тем летом она собрала отряд наемников в лагере посреди пустыни, под обжигающим сирийским солнцем. Клеопатре исполнился двадцать один год, она была сиротой и изгнанницей. Царице были знакомы и несказанное счастье, и его верная подруга неудача: ныне ее двор располагался за две сотни миль от дворца с ониксовыми полами и дверьми черного дерева. Вот уже год ей приходилось довольствоваться шатром в поросшей колючим кустарником пустыне. Позади были месяцы отчаянной борьбы за жизнь, бегства через весь Средний Египет, Палестину и юг Сирии. На то, чтобы собрать войско, ушла баснословная сумма.

Женщинам ее рода не привыкать к превратностям судьбы, и она без страха готовилась встретиться лицом с лицу с наступавшим врагом. Совсем близко, у морской крепости Пелузий, на восточном побережье Египта собралась двадцатитысячная армия, почти половина сил, с которыми Александр Македонский за триста лет до того завоевал мир. Нынешнее грозное войско состояло в основном из наемников, пиратов, преступников, изгнанников и беглых рабов, собравшихся под командованием тринадцатилетнего брата царицы. Они были равноправными наследниками, но брат отобрал у сестры трон, на котором им надлежало сидеть вместе, как супругам. В его распоряжении была крепость Пелузий с красными кирпичными стенами в двадцать футов толщиной и полукруглыми башнями. Лагерь сестры располагался к востоку от крепости, посреди крутых волн песчаного моря. Час битвы приближался. Положение царицы было безнадежным. Клеопатра VII готовилась выйти на сцену, чтобы не сходить с нее следующие две тысячи лет. Всего через несколько дней ей предстояло войти в историю, то есть столкнуться с неизбежным и совершить невероятное. Шел сорок восьмой год до нашей эры.

Средиземноморье охватило «странное безумие», все передавали друг другу самые немыслимые слухи, толковали о приметах и предзнаменованиях. Над страной повисла атмосфера нервного возбуждения. В течение дня тревога сменялась апатией, решимость — страхом. Некоторые слухи оказались правдивыми. В начале июля Клеопатра узнала, что гражданская война в Риме — апогей противостояния непобедимого Юлия Цезаря и неукротимого Помпея Великого — вот-вот пересечется с ее собственной войной. То были тревожные вести. Сколько она себя помнила, Египет существовал под римским покровительством. Его правители зависели от новой силы, меньше чем за столетие покорившей весь средиземноморский мир. Помпей был близким другом ее отца. Блестящий полководец, он одерживал одну победу за другой, на суше и на море, в Европе, Азии и Африке, приводя под власть Рима все новые народы. И царица, и ее вероломный брат Птолемей XIII были у него в долгу.

Вскоре стало ясно, что шансы Клеопатры погибнуть от руки собственного покровителя и ближайшего родственника примерно равны. Двадцать восьмого сентября Помпей высадился на египетском побережье у крепости Пелузий. Преследуемый Цезарем, он искал убежища и вполне логично предположил, что молодой правитель, чья семья многим ему обязана, не откажет в помощи. Но не так все просто. Дело было за тремя регентами, фактически правившими вместо юного Птолемея: его наставником Теодотом, бравым начальником царской гвардии Ахиллом и евнухом Потином, превратившимся из воспитателя маленького царевича в его первого министра. Внезапное появление римлянина поставило всех троих перед нелегким выбором. Мнения разделились. Отказать Помпею означало обрести могущественного врага. Дать ему приют — обратить против себя гнев Цезаря. Зато мертвый Помпей не смог бы оказать поддержку Клеопатре, к которой был расположен. И не смог бы сам завладеть египетским троном. «Мертвые не кусаются», — изрек учитель риторики Теодот, изящным силлогизмом и холодной улыбкой подведя итог дискуссии. Римлянину послали приветственное письмо и «утлую лодчонку». Помпей не успел ступить на берег: его зарезали прямо на мелководье, на глазах у облаченного в пурпур царя, и уже мертвому отрубили голову[3].

Подобная жестокость произвела впечатление даже на Цезаря. В дни бедствий друзья часто становятся врагами, заметил он. С тем же успехом можно было сказать, что в дни бедствий враги часто становятся друзьями. Советники Птолемея обезглавили Помпея, чтобы угодить Цезарю. Трудно было придумать лучший способ снискать расположение единоличного хозяина Средиземноморья. К тому же такой исход значительно упрощал дело с Клеопатрой. В римской гражданской войне — непримиримом противостоянии, в котором противники не столько встречались на поле брани, сколько грабили, опустошали и жгли — она оказалась на проигравшей стороне.