Клеопатра - Стейси Шифф

Риторика была непростым делом. Надлежало правильно дышать, держать темп, делать паузы, понижать и возвышать голос. Произнося речь, полагалось стоять прямо, вытянув руки вдоль тела. В конце обучения более-менее способный ученик должен был превратиться в артистичного и убедительного оратора, готового продемонстрировать умение говорить и в собрании, и в суде. «Искусство красноречия, — сказал кто-то, — требует больших усилий, постоянной работы над собой, упорной тренировки, богатого опыта, глубокой мудрости и безотказного чутья». А еще кто-то заметил, что столь интенсивное обучение может сделать из человека дельного законника, талантливого актера или законченного безумца.

Обучение Клеопатры подходило к концу, когда ее отец скончался от тяжелого недуга; ему был пятьдесят один год. Поздней весной верховный жрец возвел на трон царевну и ее брата. По традиции церемония прошла в Мемфисе, священной столице Египта, где обрамленные рядами сфинксов дороги вели через пески к храму, чьи раскрашенные в яркие цвета и увешенные флагами капеллы, египетскую и греческую, охраняли известняковые львы и пантеры. Окутанный сладкими клубами ладана жрец в белоснежных льняных одеждах, с леопардовой шкурой на плече воздел над головами Клеопатры и Птолемея украшенную золотыми змеями корону Верхнего и Нижнего Египта. В стенах святилища брат и сестра принесли клятвы на египетском языке; затем Клеопатру увенчали диадемой.

Новой царице исполнилось восемнадцать лет, Птолемей Тринадцатый был на восемь лет моложе. Столь юный возраст не должен нас смущать. Александр в шестнадцать лет командовал войском, а в двадцать владел миром.

В тот день лба Клеопатры впервые коснулась корона.

Царице не составило труда расположить к себе римлянина. В те времена чрезвычайно ценилось Умение красиво говорить. А говорить Клеопатра умела. Даже враги царицы восхищались ее непревзойденным красноречием, упоминая его заодно с примерным воспитанием, сильным характером и «сияющим взором». Природа наградила Клеопатру глубоким бархатным голосом, будто специально созданным для произнесения речей, и редким даром убеждения. Цезарь, кстати, не обладал ни тем, ни другим. Александрия была греческим городом, но располагалась в Африке, официально называлась Александрией Египетской, но по сути египетского в ней было мало. Столица и страна соотносились друг с другом как Манхэттен и Америка, только говорили в них на разных языках. Клеопатре предстояло завоевать любовь сразу двух народов. Ее семья правила землей, древней даже по меркам древнего мира, землей, жители которой говорили на самом древнем из существовавших тогда языков. Этот язык был туманным и сложным, с неудобоваримой письменностью (египтяне пользовались демотическим письмом. Иероглифика существовала исключительно для ритуальных целей. Едва ли Клеопатра свободно читала иероглифы). Языком торговли и бюрократии был греческий, и египтянам волей-неволей приходилось его изучать. Греки, в свою очередь, не стремились учить египетский. Клеопатра истязала себя бесконечными уроками по собственной воле. Она стала первым и единственным представителем рода Птолемеев, способным обратиться к своему семимиллионному народу на его родном языке.

Тяжкие усилия не пропали даром. В отличие от своих предков, Клеопатра могла командовать войсками сама, не прибегая к услугам переводчиков. Для правителя с имперскими амбициями, привыкшего иметь дело с фракийскими и сирийскими наемниками, это было большим преимуществом. Как и для правительницы беспокойного космополитического города, в который стекались переселенцы со всего Средиземноморья. В Александрии жили представители по крайней мере семи наций. На улицах города можно было повстречать буддистского монаха, а местная еврейская община, самая большая за пределами Иудеи, составляла почти четверть населения. Египет бойко торговал с Индией; оттуда по Красному морю и потом караванами через пустыню привозили шелк, специи, слоновую кость и живых слонов. Одного этого было достаточно, чтобы проявить интерес к языкам народов, населявших побережье. Плутарх утверждает, что царица знала восемь языков, включая иврит, язык троглодитов и эфиопский, который, — если верить Геродоту — «звучал совсем не по-людски и напоминал писк летучих мышей». Впрочем, певучий выговор Клеопатры смягчал любое варварское наречие. «Величайшим наслаждением, — пишет Плутарх, — было слышать ее голос, звучавший, словно многострунная арфа, когда она легко переходила с одного языка на другой; племена, для общения с которыми она нуждалась в переводчике, можно было пересчитать по пальцам; с послами большинства государств она говорила сама».

Плутарх умалчивает о том, знала ли Клеопатра латынь, язык Рима, не очень популярный в Александрии. С Цезарем они общались по-гречески. Невысокий, на первый взгляд, языковой барьер в будущем вырос в непреодолимую стену культурных противоречий. Меньше чем за полвека латынь вытеснила греческий почти отовсюду. «Чем лучше человек говорит по-гречески, — гласила мудрость того времени, — тем подлей он становится». То был язык высокого искусства и низменных страстей, наречие для плотских утех и жаргон мошенников. На нем, как вспоминал один из тогдашних интеллектуалов, «можно было говорить обо всем, о чем не принято упоминать в классе».[9] Ровесники Цезаря, учившиеся в Греции или у греческих наставников и одинаково хорошо владевшие двумя языками, считали, что греческий намного тоньше, богаче, изящнее и благозвучнее латыни и на нем проще найти mot juste.[10] Образованный римлянин был обязан объясняться по-гречески столь же свободно, как на родном языке. В какой-то момент даже стало казаться, что грекоговорящий Восток и латинский Запад вот-вот поймут друг друга. Однако спустя почти двадцать лет Клеопатра оказалась в окружении римлян, почти не знавших греческого. Последнюю сцену своей жизни она разыграла на латыни, языке, на котором до самой смерти говорила с акцентом.

Эстет и меценат, при котором Александрия вступила в эпоху культурного расцвета, Авлет строго следил за тем, чтобы его дочь получила первоклассное образование. Клеопатра продолжила семейную традицию, подобрав для собственной дочери блестящих наставников. В этом не было ничего удивительного. И в Египте, и в Риме девушки часто воспитывались так же, как юноши, ходили в школы, участвовали в поэтических состязаниях, становились учеными. Знатные женщины первого века — даже те из них, кого не готовили в царицы — прилежно изучали риторику и нередко преуспевали в этом непростом искусстве. Дочь Помпея читала отцу Гомера, и он лишний раз убеждался, что был прав, не поскупившись на учителя. Дочь Цицерона была, по его компетентному мнению, «превосходно обучена произносить речи». Мать Брута одинаково любила и латинскую и греческую поэзию. В Александрии было немало женщин-математиков, врачей, художниц, поэтесс. Это вовсе не снимало с представительниц слабого пола подозрений во всех смертных грехах; образованная женщина считалась вдвойне опасной. И все же в Египте ей жилось лучше, чем где бы то ни было.[11] Прелестная жена Помпея Корнелия, на глазах которой обезглавили мужа, во многом походила на Клеопатру. Она была «хорошо образована, играла на лютне, разбиралась в геометрии и любила слушать философские диспуты; при этом в ней не было ни капли нескромного высокомерия, часто свойственного ученым девицам». Такими женщинами, пусть поневоле, но восхищались. Жена римского консула, впервые увидевшая Клеопатру вскоре после ее встречи с Цезарем, признавала, что, несмотря на все свое коварство и зловредность, «царица оказалась весьма одаренной женщиной; она писала стихи, остроумно шутила, ее речи были гладкими, приятными и скромными; ее ум и очарование никак нельзя отрицать».