Натюрморт (в сокращении) - Джой Филдинг

— Да, сэр. Я имею в виду…

— Доктор Бенсон, вы что скажете?

Доктор Бенсон? Кто такой доктор Бенсон?

— У пациентки было мозговое кровоизлияние, — заговорил третий голос. — Необходимо было откачать кровь из-под черепной кости. Это взял на себя доктор Джарвис.

— И каков прогноз?

— В целом благоприятный, поскольку миссис Маршалл молода и находится в великолепной физической форме…

Миссис Маршалл? Это мое имя! О ком они говорят? Здесь есть еще одна миссис Маршалл?

— …однако она получила сильнейшее сотрясение мозга, что и привело к коме. Еще рано говорить о том, сможет ли мозг восстановиться. Как уже было сказано, мозг пациентки поврежден.

— Кто так сказал? — спросила Кейси.

Бедная женщина в коме, а эти бесчувственные так спокойно и рассудительно обсуждают ее состояние.

— Как долго, по вашим оценкам, она будет подключена к системе жизнеобеспечения?

— Тело пациентки функционирует, следовательно, мозг тоже функционирует, хотя и чрезвычайно слабо. Кейси Маршалл может долгие годы оставаться в таком состоянии, а может прийти в себя завтра.

— Кейси Маршалл? — не веря своим ушам, переспросила Кейси.

— Внушает ли надежду тот факт, что вчера она открыла глаза?

— К сожалению, нет. Это бессознательное действие, как моргание. Она ничего не видит, несмотря на то, что ее зрачки реагируют на свет.

— А дыхание, доктор Царб?

— Искусственная вентиляция легких длится уже несколько недель. Но следует произвести трахеотомию, иначе трубка, которую мы ввели через рот, может повредить гортань.

Доктор Царб? Доктор Бенсон? Доктор Пибоди? Сколько же здесь врачей? Почему я никого не вижу? Я же не та женщина, не та несчастная, которая лежит в коме. И пролежит так годы. Возможно, до конца жизни. Нет! Не может быть! Страшно даже подумать об этом! Как я могу быть в коме, если я все слышу?

— Мы сделаем надрез в области шеи, — продолжал доктор Царб, — и, когда пациентка сможет дышать самостоятельно, удалим трубку и свищ затянется.

— Каковы шансы, что это случится, доктор Эйн?

— Сейчас невозможно сказать. В ее пользу говорит то, что она молода. Она в очень хорошей физической форме. И не забывайте, она дочь Рональда Лернера. Для тех, кто слишком молод, напомню: этот сомнительной репутации бизнесмен несколько лет назад разбился в авиакатастрофе и оставил большую часть своего значительного состояния женщине, которая сейчас перед вами. Кейси Маршалл может позволить себе самую лучшую медицинскую помощь.

Это все неправда. Мне нужно отсюда выбраться.

— Еще вопросы есть? — спросил кто-то.

Кажется, доктор Эйн.

— Когда будет вынут желудочный зонд?

— Когда пациентка начнет есть самостоятельно, — последовал ответ.

— Я хочу домой. Пожалуйста, отпустите меня домой.

— А когда можно будет отменить антибиотики?

— Не раньше чем через неделю. Пациентка сейчас беззащитна перед инфекциями. Еще вопросы есть?

— Есть! Вы должны объяснить мне все с самого начала: что случилось, как я здесь оказалась, что со мной будет. Вы не можете уйти и оставить меня здесь одну в темноте. Я хочу вас слышать! Вернитесь!

— Доктор Эйн, — сказал кто-то.

— Да, доктор Бенсон.

— Похоже, пациентке плохо. Сердцебиение ускорено.

— Вероятно, она испытывает боль. Усилить дозу дилаудида, демерола и ативана.

— Нет, подождите. Здесь какая-то страшная ошибка.

Господи, прошу тебя, сделай так, чтобы эти люди поняли, что я их слышу. Сделай это, и я обещаю, что стану лучше. Стану лучшей женой, лучшей подругой, лучшей сестрой. Прошу Тебя. Я так боюсь. Я не хочу до конца жизни лежать здесь, не видя, не двигаясь, молча. Прошу Тебя.

Мысли Кейси стали путаться, голова закружилась. Дилаудид, демерол, ативан. Глаза ее закрылись. Через секунду она уже спала.

Глава 2

— Кейси. Проснись, милая.

Просыпаться не хотелось. Она открыла глаза — над ней склонился муж, черты его красивого лица расплывались.

— Что происходит? — спросила она, стараясь стряхнуть с себя остатки сна. Часы у кровати показывали три ночи.

— В доме кто-то есть, — прошептал Уоррен, беспокойно оглядываясь. — Сюда могут войти. Я хотел позвонить по 911, но провод перерезали.

— Ох, только не это. — Кейси проследила за его взглядом.

— Ничего, у меня есть пистолет. — И он поднял пистолет. Ствол блеснул в лунном свете — в окне виднелась половинка луны.

Кейси с колотящимся сердцем резко села в постели.

— Что же нам делать?

— Спрячемся в кладовке и закроем дверь. А если кто-нибудь ее откроет, я сначала стреляю, а потом уже задаю вопросы.

— Ужас какой, — сказала Кейси голосом Гейл. — Неужели кто-то так разговаривает?

— Только по телевизору, — ответил Уоррен.

Что? Что здесь происходит? Какой телевизор?

— Кажется, этого фильма я не видела.

Что делает Гейл в нашей спальне?

— Его никто не видел. Обычный сериал, снятый на живую нитку. Врачи считают, что включенный телевизор стимулирует мозг Кейси, да и, честно говоря, он помогает мне скоротать время.

— Почти час, — взглянула на часы Гейл. — Ты обедал?

— Медсестра принесла мне кофе. Есть не хочется.

— Надо поесть, Уоррен. Ты должен поддерживать свои силы.

— Они все ближе! Я слышу их шаги уже на лестнице.

Кто на лестнице? Что случилось?

— Забирайся под кровать, быстро!

— Только с тобой.

Кто эти люди?

— Ну хватит этой ерунды, — сказал Уоррен.

Щелчок, потом тишина.

Что происходит? Кейси вдруг поняла, что не знает, открыты у нее глаза или закрыты. Может быть, я сплю? Но почему мне до сих пор не ясно, что реально, а что нет? Это мой Уоррен и моя Гейл?

— Цвет лица у нее получше, — заметила Гейл. — Есть какие-нибудь изменения?

— Врачи говорят, она сильнее чувствует боль. Пациенты в глубокой коме могут испытывать боль, — упавшим голосом объяснил Уоррен. — Разве это честно?

Это действительно мой Уоррен. О, Уоррен, ты нашел меня, я знаю, ты меня не бросишь здесь, в темноте.

— Все думаю, неужели это Кейси, — вздохнула Гейл. — В тот день она была так прекрасна, так полна жизни.

— Она и сейчас прекраснее всех в мире, — сказал Уоррен.

Кейси представила себе его глаза, наполняющиеся слезами, которые он изо всех сил сдерживает.

— Я даже не помню, о чем мы говорили за обедом, — размышляла вслух Гейл. — Кто же знал, что, может быть, это наша последняя встреча.

— Тсс, так ты можешь вызвать болезненные воспоминания, — предупредил Уоррен.

Кейси представила, как Гейл слегка пожимает плечами и заправляет кудряшки за правое ухо.

— За два месяца до смерти Майка увезли в хоспис. — Гейл говорила о своем муже, который умер от лейкемии пять лет назад. — Уже ничего нельзя было поделать, только смотреть, как он угасает.

— Кейси не умрет, — упрямо сказал Уоррен. — Я даже не рассматриваю вариант отключить ее от системы жизнеобеспечения.

— Отключить от системы жизнеобеспечения? А кто это предложил?

— И врачи говорят, что рано еще думать об этом.

— Разумеется. Так кто?

— А как ты думаешь?

— Я и не знала, что Дрю сюда приходила.

Сюда приходила моя сестра?

— Ты шутишь? Она здесь ни разу не была. Говорит, что не может видеть сестру в таком состоянии. Вчера вечером она звонила узнать, как дела, ну и спросила, как долго я намерен заставлять Кейси страдать. Сказала, что Кейси ни в коем случае не захотела бы быть овощем, подключенным к трубке и к искусственному дыханию.

— Но это же временно, пока она не начнет дышать сама, — уверенно сказала Гейл. — Кейси выкарабкается. Ее организм восстановится. Благодарение Богу, она не понимает, что с ней происходит…

Раньше не понимала. А теперь я все понимаю, и мне страшно. Дико страшно лежать одной в этом мраке.

— Нет, нет, нет, — закричала она, отказываясь принимать жестокую правду: она в коме, она может слышать — но не видеть, может думать — но не говорить, существовать — но не действовать.

Черт, я даже дышать не могу без помощи аппарата. Неужели я обречена провести остаток своих дней в этой пустоте, в этой неопределенности, не отличая реальности от воображаемого? Сколько дней, недель, месяцев, лет — Господи, не допусти, чтобы лет, — придется пролежать мне здесь, не в силах докричаться до тех, кого я люблю?

«Мозг пациентки поврежден».

И если это так, то через какое-то время подруги перестанут приходить ко мне, и даже муж… будет жить дальше. Гейл теперь все реже говорит о Майке. А Уоррену всего тридцать семь. Год-другой он будет ждать и надеяться, но в конце концов рутина возьмет свое и он успокоится. Меня отправят в какой-нибудь хоспис и забудут — в затхлом коридоре, на инвалидном кресле. И там я сойду с ума от горя и ярости.