Мой любимый монстр - Саша Шу

умрёт? И хотя Алик старше меня на двадцать пять лет, я уверена, что он унесёт меня за собой в могилу.

Он никогда не оставить меня.

Я замужем за ним уже пять лет, но живу с ним уже намного дольше… И я — его любимая игрушка, которая ему никогда не надоест.

Раньше я по наивности думала, что если я буду плохо выглядеть, то он разлюбит меня, охладеет. Найдёт себе новую забаву!

Но я была так глупа! Алик не позволяет мне есть лишнего, особенно на ночь: мой рацион рассчитан до калории, а если мы идём в ресторан, то она заказывает всё сам. И пока он наслаждается сочным жирным стейком и шоколадным муссом, я ковыряю очередной салатик без заправки.

И наверное, поэтому занятия спортом — это, пожалуй, пока ещё то единственное, что мне не запрещено. Потому что Алик всегда любил во мне мою девичью полудетскую гибкость, и когда я после двадцати наконец-о стала немного по-женски округляться, он сразу же посадил меня на жесточайшую диету. До конца моих дней.

У меня нет собственных денег, мои расходы контролируются до каждой копейке, и Алик всё проверяет по моей кредитной карте.

И если вдруг в магазине вместо размера XS мне нужен S, от я знаю, что вся следующая неделя для меня будет настоящей пыткой: практически на хлебе и воде. И овощах. Мне ведь нужны витамины, правда?

Алик хочет от меня детей. Много детей, будь его воля, я бы ходила непрерывно беременная, но я всегда ставлю спираль, и он до сих пор меня не вычислил. Меня и моего гинеколога, которая рискует своей жизнью, соглашаясь на это.

Я ходила на все возможные процедуры, меня исследовали под микроскопом, пока не вынесли вердикт, что я совершенно здорова, и единственное, что смог посоветовать нам доктор — это чаще заниматься сексом.

Если бы он знал, как часто мы этим занимаемся!

И если бы другие женщины считали это верхом своего счастья, то для меня это всегда риск. Риск потерять свободу. Риск потерять саму себя.

Я не хочу от него детей. Я безумно боюсь этого, потому что я не знаю, что он сможет сделать с ними. У таких людей не должно быть детей.

Но Алику нужны наследники. Наследники, которые возглавят его империю. Которую он построил за двадцать лет на костях и крови своих бывших друзей и братвы.

Я вижу иногда восхищённые взгляды девушек и женщин, которыми они одаривают моего мужа: очень привлекательного, хищного, мощного, в его этих дорогих итальянских костюмах, которые он просто обожает, и читаю дикую зависть в их глазах, когда они смотрят на меня. Всегда скромно одетую в платья ниже колен. Без декольте и вырезов.

Чтобы никто кроме него не смог любоваться мной.

Влюбиться.

Возжелать меня.

Потому что любому грозит за это смерть.

Единственное, что Алик любит ещё больше, чем демонстрировать свою власть, это демонстрировать своё богатство. Поэтому если все мои наряды хоть и дорогие, но очень скромные, и только намётанный взгляд может узнать в них очень известные бренды, то украшения на мне всегда безумно, неприлично дорогие.

Я просто всегда обязана носить серьги, кольца, бриллиантовые и изумрудные колье. Чтобы все видели, что у Алика самая дорогая игрушка. Цацка.

Иногда я горько усмехаюсь своему отражению в зеркале — я напоминаю себе чёрный бархатный манекен из ювелирного магазина, на который вывесили весь ассортимент.

И в этом моё спасение, я знаю это.

Я бы давно попробовала сбежать от него. Но я не могу. Потому что я должна думать о Маше. О своей маленькой сестрёнке, которая полностью зависит от меня, когда не стало наших родителей.

Точнее, банда Алика убила их. Убрала с дороги конкурентов. А меня он взял себе как трофей. Как древние князья брали себе жён и дочерей убитых ими врагов.

И если Маша была ещё совсем маленькой, и мне удалось пока скрыть, спрятать её от него в дорогой частый пансионат в другой стране, то я осталась жертвой на заклание.

Но мне уже нечего терять.

Но я очень хочу, чтобы у моей младшей сестрёнки было будущее. И я всё для этого сделаю. Она закончит обучение в школе, а потом поступит в институт, не возвращаясь сюда. Уж я-то об этом позабочусь. Сделаю всё, что буде в моих силах.

И теперь, когда мой муж бормочет что-то во сне, я лежу под ним, сжавшись в комок, лишь бы он не проснулся. Потому что ночь, пока он бродит где-то в потёмках своих снов — единственное время, когда я принадлежу сама себе. Я ещё раз прокручиваю в голове все свои планы, алгоритмы, варианты, которые сложились у меня в голове в паззл за все эти годы, чтобы иметь хоть какую-то надежду.

Надежду на спасение от этого ада.

И когда я убеждаюсь, что нигде не прокололась, и меня пока никто не смог поймать с поличным, я слышу, как Алик бормочет мне что-то сонное на ушко, а его член уже упирается в моё голое бедро…

И я пронимаю, что моё тело сейчас меня снова будут вбивать и таранить, пока я не забьюсь в сладостных муках, которые я всегда испытываю с ним.

И каждый раз сама себя ненавижу за это…

4

Рано утром мы сидим как ни в чём ни бывало в нашей огромной столовой, я как, всегда, ем что-то очень полезное и безвкусное, и только встаю, чтобы налить себе кофе: я совсем не выспалась, как Алик рычит на меня:

— Никакого кофеина, я сказал. Ты это прекрасно знаешь.

И я, скрепя сердце, беру пакетик с ромашковым чаем.

Всегда этот ромашковый чай! Я ненавижу его! Так же, как все эти бесконечные листья салата и брокколи!

А Алик продолжает, глядя мне в глаза и с удовольствие отпивая свой крепкий-прекрепкий эспрессо:

— Ты должна родить мне здорового ребёнка. Поэтому ты будешь пить, есть и делать, что я скажу, поняла?

И я лишь с вызовом смотрю на него.

— На этой неделе мы пойдём к врачу. Моему врачу. Которого я выбрал. И мне по хер, что он скажет. Ты. Должна. Забеременеть, — цедит он каждое слово.

И у меня всё обрывается внутри. Что я буду делать?!

Надо срочно бежать и вынимать спираль, которую я только