Не спрашивайте меня ни о чем - Андрис Пуриньш

Я заметил, Эдгар упорно делает вид, будто не слышит, когда говорю я, так, словно бы меня тут вовсе не было. Если же что-нибудь говорил он, это было адресовано Фреди или Яко, кроме нескольких двусмысленных замечаний на мой счет. Черт его разберет, что на этого Эдгара иной раз накатывает.

Подсчитав очки, он вдруг неестественно весело заржал. Обычно он так не смеялся, этот его смех был только для меня.

Честное слово, я едва не двинул ему в челюсть. Он разозлил меня до предела. И еще пялился своими холодными рыбьими глазами. Ей-богу, я мог двинуть ему запросто, потому что внутри все у меня напряглось, точно перетянутая гитарная струна.

Фреди сразу понял, чем дело пахнет, но Яко во вселенской своей добродушной наивности лишь весело похохатывал.

— Все, ребята, на сегодня хватит, — примирительно заговорил Фреди. — Не то вы еще подеретесь.

— Да, так и так надо кончать, — сказал Эдгар. — Иво уже на три очка вылез за тридцать.

Яко взял бумажку с расчетом и огорченно добавил:

— Кто мог знать, что тебе сегодня так не повезет, Иво! Но ты не огорчайся…

— Ладно, хватит уже! — перебил его я. Терпеть не могу, когда он из-за любой ерунды начинает дико сочувствовать. Я знаю, что он искренен, но и это может однажды надоесть.

— На плюсах больше всего у меня, — сказал Эдгар.

У него должно быть где-то за сорок.

— Плюс сорок два, — объявил Яко.

— Тогда давай думай быстрей! — сказал Фреди. — Скоро предки вернутся.

Мы с Эдгаром сидели каждый на своей стороне стола, сколько там их есть у круглого стола? Эдгар нервно барабанил по нему косточками пальцев. Я изобразил на лице ухмылочку и смотрел на Эдгара, но он опустил взгляд и изучал свои руки, будто на уме у него не было ничего более важного, кроме как барабанить по столу. Меня очень интересовало, что он надумает, раз уж избегает смотреть мне в глаза. Чуть не забыл сказать о наших правилах игры. У кого бывало больше всех на минусах, тот считался проигравшим и должен был безоговорочно сделать все, что ему прикажет «максимальный плюсовик». Обычно ничего страшного в этом задании не бывало. Забить гол в свои ворота на уроке физкультуры, громко пролаять пять раз во время урока или что-нибудь равновеликое этому по глупости. Вариантов было множество.

Яко собирал карты, Фреди вытряхнул пепельницу и распахнул настежь окно, чтобы вытянуло табачный дым, я курил и стряхивал пепел в спичечный коробок, Эдгар сидел напротив меня и думал, барабаня пальцами какой-то ритм.

— Иво, ты как-то рассказывал, будто нырял с десятиметрового трамплина, — процедил наконец Эдгар. — Трепанул, наверное, да?

— Раз говорил, значит, нырял.

На самом-то деле я нырнул с пятиметровой площадки. Но какой-то леший потянул меня за язык сказать ребятам, что я прыгнул с десятиметровки.

И вот я ждал приговор Эдгара.

В коробке осталось шесть спичек. Все шесть серных головок я обсыпал пеплом. Но Эдгар не видел ничего, кроме своих барабанящих пальцев.

— Ты, может, наконец родишь?! — не выдержал я. — Не собираюсь торчать тут до вечера.

— Неужели ты прыгнул с десятиметровки? — еле слышно спросил он.

— Да, да, да! И еще десять тысяч раз «да»!

— Ну раз так, придется поверить, — сказал Эдгар. — Ты прыгнешь в Даугаву с Понтонного моста.

Я не успел опомниться, а Яко уже хохотал, точно ему щекочут под мышками.

— Ты обалдел, Эдгар! — вопил он восторженно. — Ну и колоссальные же идейки ты подкидываешь!

Яко, очевидно, думал, что Эдгар шутит, но еще до того, как Эдгар заговорил, я знал, что на этот раз шуток не будет. Я видел это по его глазам. Однако такого я не ожидал.

— Ты это всерьез? — все-таки спросил я, все еще ухмыляясь.

— Ну конечно, — он тоже скривил физиономию в ухмылочке.

— О-ля-ля, старики! Мир на земле и благоволение во человецех! — нарушил молчание Фреди.

Да, не сказал еще о Фреди. Он был здоровенный амбал. На два пальца длинней меня, но в плечах шире на миллион километров. На вечера мы с ним ходили смело. Кулаки как булыжины. Мы охотно признавали его старшинство, но тем не менее он никогда не помыкал нами. Он и в практических делах был из нас самый умный. Вообще, мне страшно нравилось, что у меня есть друг, который нагонял страх на любого. Я мог чувствовать себя так же уверенно, как и он. Когда мы однажды катались на лодке, он подгреб к двум девочкам и в порядке трепа выдал им, что я его младший брат. Я был очень польщен этим. Мне хотелось такого брата, как Фред. У меня больше нет брата, и потому я рад, что у меня есть такой друг, как Фреди, хоть я и никогда ему об этом не скажу. Есть вещи, о которых не говорят.

— Благоволение во человецех! Еще бы! — подхватил Яко, но Эдгар протянул:

— Отчего бы и нет? Иво обычно держит свое слово.

— Бросьте дурака валять! — вмешался Фреди. — Нашли развлечение — весной в центре Риги прыгать с моста в реку. Если по второму разу не свалишься с воспалением легких, то сграбастает милиция.

— Фреди, больше всего очков было у меня, — напомнил Эдгар.

— Ну, купит Иво бутылку вина, и ладно!

— Денег у него хватит не на одну бутылку. И на четкий галстук и правильный костюм. Но на плюсах больше всех было у меня.

Фреди ничего не ответил и пошел затворять окно. Я потушил сигарету о коробок. Яко встал, потянулся и заявил:

— Надо сматываться! Сейчас придет Фредова мутер и малыш из школы.

— Это нечестно, — дрожащим от возмущения голосом вдруг сказал Эдгар. — Был уговор. Ведь я выиграл!

— Придумай что-нибудь другое.

— Я уже сказал.

— Вот елки-палки! Скажи что-нибудь другое.

— С какой стати я должен придумывать другое?! Я ведь выиграл!

Честное слово! На этих словах у него навернулись на глаза слезы. От своей идеи он не желал отступаться, хоть кол на голове теши. Почему? — это до меня не доходило. Мне ни капельки не хотелось прыгать в воду с этого чертова моста и, следует добавить, было малость, а может, и более чем малость, страшно, но не мог же я об этом сказать прямо. Я целиком и полностью зависел от воли Эдгара, хотя силой никто не заставил бы меня прыгнуть в Даугаву.

И тут, видя, что Фреди с Яко не хотят, чтобы я демонстрировал свое умение прыгать в воду, Эдгар принялся нудить, что я, конечно, могу поступать как угодно, но у порядочных людей принято слово держать, хотя я могу, мол, и не сдержать, и лично ему это все равно и т. д., покуда внутри у меня все не закипело и я не заорал, чтобы он заткнулся.

— Как было объявлено, так и сделаю! Но я не обязан выслушивать твою бормотню, такого уговора не было.

Он сразу замолк, и наперебой затарахтели Фред с Яко. В том смысле, что пускай Эдгар перестанет дурака валять, а я чтобы тоже не дурил и много не воображал.

Им бы надо было раньше повыступать с такой страстью, тогда не пришлось бы это делать сейчас, и к тому же напрасно, потому что уже ничего нельзя было изменить.

Я вскочил со стула и направился к двери. Эдгар продолжал сидеть и о чем-то думал.

— Так пошли же! — рявкнул я.

Но он сидел, молчал и думал.

Надо сказать: хоть я и понимал, что дело серьезное, по на сто процентов не верил, что требование придется исполнить. Мы, возможно, даже дошли бы до моста, я снял бы пиджак и туфли, перелез через перила, и тут у Эдгара сдали бы нервы. Но и вместе с тем: если бы он выдержал, мне пришлось бы сделать еще полшажка и прыгнуть.

Но мне не хотелось ни того, ни другого. В конце концов, мои нервы тоже не так уж крепки.

И вдруг Эдгар сказал:

— Тебе необязательно прыгать сегодня. Можешь хоть через два месяца, когда вода будет теплая.

— И на набережной полно народу, — ехидно добавил я, хоть и почувствовал, что гора колыхнулась и тихонько поехала с плеч долой.

— Можно и утром, пока людей поменьше, — наивно сказал он, и Яко с Фреди засмеялись.

— Тогда запишу в блокнот, иначе, не дай бог, позабуду, и ты всем раззвонишь, что Иво Берг не сдержал слова.

— Не волнуйся. Я тебе напомню.

— Благодарю!

— Не стоит!

Надо было убить оставшееся до вечера время, и мы дотопали до «птичника». Кафе еще было закрыто.

— В такую прекрасную погоду! — возмутился Эдгар и, сунув Фреду свой портфель, решительно направился к киноафише.

Через двадцать минут начинался очередной фильм про мафию. Я колебался: идти или не идти? Эта тема уже начала мне надоедать, как надоели гедеэровские картины про индейцев. Елки-палки, да что эти немцы секут в индейских делах? Лепят во весь экран будку Гойко Митича, а мысли у него в глазах столько, будто он вчера слез с дерева. Я не строю из себя черт-те какого интеллектуала, но и не желаю, чтобы во мне видели остолопа, которому можно всучить такой барахольный фильм.

— Раз лучшего не показывают, обойдемся и этим, — сказал Яко. — Надо же что-то смотреть.