Приключения в стране тигров - Луи Буссенар

При всем своем исключительном хладнокровии и не раз проявленном мужестве, молодой человек насилу мог подавить в себе крик удивления и ужаса.

На поляне, на влажной и совсем лишенной растительности почве, были раскиданы совершенно изуродованные человеческие останки, или, точнее, обглоданные человеческие скелеты; на костях которых еще оставались клочки разлагавшегося мяса.

Фрикэ насчитал не менее тридцати таких трупов.

Между костями виднелись золотые и серебряные вещи — браслеты, серьги, ожерелья, притом лоскутки одежды, волосы.

Парижанин набрел на мясной склад Людоеда.

Почему же в этой берлоге пусто? Куда девался хищник, совершавший в ней свои гнусные пиршества?

Ведь Фрикэ не мог ошибиться. Слух у него был чуткий и опытный. Он ясно расслышал давеча хруст костей, разгрызаемых чьими-то крепкими челюстями.

А теперь — никого!

Только нестерпимый запах. Фрикэ уже не мог дольше выдерживать и хотел уходить, как вдруг хруст костей раздался опять где-то в чаще.

Затем раздалось глухое, сдержанное рычанье.

Сомнений не было.

Неустрашимый парижанин поднял голову, стиснул рукой винтовку, пронзил своим светлым взглядом густой кустарник и тихо произнес:

— Людоед тут.

Глава II

Предрассудки по поводу свирепости диких зверей, — Дикие животные не нападают сами на человека. Охотничье тщеславие. — Почему Людоед? — Труслив и свиреп. — В берлоге. — Отступление тигра. — Бесполезный выход. — Фрикэ не желает возвращаться с пустыми руками. — Назад к источнику. — Мальчик согласен играть роль приманки. — В засаде. — Прыжок тигра. — Выстрел. — Смерть Людоеда. — Действие пули "Экспресс".

Многие записные охотники, рассказывая про свои охоты и про диких зверей, не заботятся о правдивости, а руководствуются исключительно тщеславием. Им хочется порисоваться, увлечь хорошенько слушателей, чтобы те внимали им, разинув рты.

Ради этого они всегда все преувеличивают и про свирепость диких зверей наговаривают много лишнего.

И то сказать: кто станет их опровергать, уличать во лжи? Подвигов их никто не видал, а звери опротестовать не могут. Тут действует правило: не любо, не слушай…

Риск на подобной охоте вовсе не так уж велик, если не считать возможности схватить простуду — лихорадку, ревматизм, воспаление легких. Зверь становится опасен, начиная лишь с того момента, как охотник берет ружье, прицеливается и нажимает курок.

То, что мы сейчас утверждаем, настоящая правда. Святая истина.

Возможно, что лев, тигр или пантера увидали или услыхали врага. У кошачьей породы слух тонкий, глаза видят ночью, как днем, обоняние тоже прекрасное. Если они не успели скрыться раньше при малейшем шорохе, то в них можно смело целиться: они и не подумают нападать сами, чтобы предупредить действия противника.

Стоит охотнику тихонько свистнуть — и зверь сейчас же пускается наутек. Если он опустит ружье и не сделает выстрела, «свирепый» хищник скроется, никого не тронув.

Никогда хищный зверь не нападает первый на человека, только разве что самки поступают так, и то, когда они с детенышами.

Но раненый зверь становится страшен и грозен и защищается отчаянно. Ранить хищника опасно, надобно уложить его сразу или уж не стрелять вовсе. Впрочем, даже и это не является непреложным правилом, чтобы раненый зверь бросался на человека, иногда даже раненный он старается убежать.

Известный Жюль Жерар, охотник и писатель, стяжавший себе имя "истребителя львов", в особенности не стеснялся рассказывать небылицы и больше всех содействовал формированию общественного мнения, будто бы дикие звери нападают на человека первые.

Мы не оспариваем заслуг и подвигов Жерара. Не оспариваем его титула. Но думаем, что этот титул все же не следовало бы указывать на визитных карточках.

Жерар был первым французом, охотившимся на львов. Он мог бы и не преувеличивать, мог бы описать одну правду, тем более, что из его утверждений многое было опровергнуто людьми знающими еще при его жизни, что было ударом по его самолюбию.

Нет. Решительно — нет. Ни лев, ни тигр, ни пантера не нападают на человека, если не ранены им. Не было случая, чтобы охотник был убит, не бывши зачинщиком схватки.

И трудность не в том, чтобы послать в зверя пулю, а в том, чтобы его настичь, когда он убегает, скрывается и когда приходится отыскивать его ночей пятнадцать подряд, а иногда и двадцать, и тридцать.

Публика любит все страшное, любит всяческие преувеличения. Поэтому здравый взгляд на вещи еще только начинает вытеснять предрассудки, привитые Жераром.

Из правдивых охотников-писателей назовем генерала Маргерита, Жака Шассэна, Гордона Кумминга, Вильяма Балдина, Константина Шеро, Ипполита Бетуля и Пертюизе. Последний с глазу на глаз оставался со львом и в своей книге, полной юмора, интересно описывает волнение и в особенности неудачи африканского охотника.

Бетуль в своей замечательной статье, напечатанной в журнале "Chasse Illustree" за 1875 год, говорит: "Очень жаль, что подобные вещи написаны таким охотником, как Жюль Жерар, потому что его мнение, будто лев нападает на человека, разделяется всею публикой. Если бы это было так, то Жерару не пришлось бы долго охотиться: не первый, так второй лев растерзал бы его, потому что ведь у животных слух и зрение развиты лучше, чем у человека, и, следовательно, зверь всегда имел бы больше шансов застичь человека врасплох, чем наоборот".

Но тогда, — справедливо возразит читатель, — как же в таком случае объяснить подвиги Людоеда? Тут большое противоречие.

Да, но это противоречие только кажущееся. Бывают исключительные случаи, но они крайне редки и только подтверждают правило.

Состарившись, тигр перестал находить себе пищу в джунглях, где он раньше ловил животных. Голод заставил его приблизиться к человеческому жилью. Однажды у источника он встретил женщину и решился на нее напасть.

И, поверьте, он сделал это после очень долгих колебаний и лишь принужденный крайностью обстоятельства.

Голод ему удалось утолить. Не имея по старости лет больше сил для того, чтобы гоняться за сернами и антилопами или напасть на буйвола, он стал частенько возвращаться за дичью, которую так нетрудно было отыскивать и оказалось так легко схватить.

Одним словом, тигр нападает на человека в крайней надобности, и то только на слабого, безоружного. И утверждать, что у него появляется пристрастие к человеческому мясу, тоже нет основания. Он питается им только потому, что другого достать себе не в силах, а безоружный человек слабее всякого животного.