Его последние дни - Рагим Эльдар оглы Джафаров

в предвкушении. Сейчас он достанет из кармана халата железку, похожую на торцевой гаечный ключ. Это так называемая гранка, исполняющая роль ручки для всех дверей в больнице.

Но, увы, доктор достал из кармана халата банальную пластиковую карточку, которые каждый человек хоть раз наблюдал в офисе, и приложил ее к считывателю. Загорелась зеленая лампочка. Вот тебе и гранка.

Мы вошли в примерно такой же коридор, как тот, по которому шли сюда. Единственное отличие – сестринский пост по левую руку. Эдакая регистратура.

– Ольга, добрый день. – Психиатр улыбнулся серьезной женщине на посту. – Принимайте новенького.

Женщина что-то спросила, но я не расслышал.

– Да, вот. – Психиатр сунул бумаги в окошко. – Самоход.

– А что случилось? – Кажется, этот вопрос она задала мне, но ответил доктор:

– Тяжело человеку. Жить не хочется.

Сестра покачала головой, но никак вслух не прокомментировала. Хотя бегущая строка на ее лбу гласила: «А ведь такой молодой, красивый, что ж делается-то?» Но скорее для проформы. Чтобы я понял, что мне сочувствуют. Вряд ли ее можно чем-то подобным удивить.

– Всего доброго, – попрощался психиатр.

– Удачи. – Я улыбнулся в ответ.

Он вышел из отделения и закрыл за собой дверь.

– Давайте вашу сумку посмотрим. – Сестра взяла мой багаж и приступила к досмотру.

Я уловил запах больничной еды – пюре и рыбные котлеты – и вдруг осознал, что морщусь. Да и в целом почему-то все лицо напряжено.

Сестра тем временем раскрыла сумку и стала доставать содержимое. Первое, что ей попалось, – упаковка туалетной бумаги.

– Предусмотрительно, но у нас сейчас с этим нет проблем, слава богу, – сказала она и отложила бумагу в сторону, собираясь продолжить досмотр.

– Нельзя оставить? – уточнил я.

– Можно, но… Можно, конечно. – Она придвинула упаковку ближе ко мне. Не распечатывая.

– Четырехслойная, – поиграв бровями, сказал я. – С запахом лаванды.

Сестра сдержанно улыбнулась и вернулась к досмотру.

– Лаванда, горная лаванда… – пропел я себе под нос.

Сестра усмехнулась и покачала головой. Достала из сумки флакон духов.

– К сожалению, нельзя, – покачала она головой.

– Почему? – удивился я.

– Потенциально опасно. – Ей удивительным образом удалось совместить абсолютно протокольную фразу с личным отношением, что вообще-то невозможно.

Я сделал вид, что очень огорчился, что совсем не подумал о том, что раз я заехал по суицидальной статье, то у меня заберут все хоть сколько-нибудь, по их мнению, опасное. Даже то, что нормальным психам вполне бы разрешили. На самом деле, конечно, я был готов к такому повороту. Даже рассчитывал на него. Это отвлекающий маневр. Я с трудом сдержал улыбку. Как я хорош, как мощны мои лапищи!

– Что это? – Сестра вертела в руках красную пластиковую баночку.

– Мастика для волос.

Она странно посмотрела на меня, задержала взгляд на моей прическе, потом открыла банку и заглянула внутрь.

– Нельзя.

Интересно, а зачем вообще было спрашивать, что это такое, если ничего нельзя? Сестра достала второй флакон и с удивлением взглянула на меня.

– Духи, – подтвердил я.

– Еще одни?

– Ну, тот аромат вечерний, а это так… Повседневный, домашний.

Она улыбнулась, покачала головой и отложила флакон влево. К другим духам и мастике. Туда же без вопросов отправилась расческа.

– Ну хотя бы расческу… – взмолился я.

– Нельзя, – решительно отрезала сестра, снова оценив взглядом мою прическу.

– Ну тогда хоть щетку для волос! Она мягкая, почти резиновая.

Сестра как раз достала ее из сумки. Недоверчиво покрутила в руках. Помяла. Нашла ее небезопасной и положила к прочей запрещенке.

– Вам тут не перед кем красоваться, не переживайте.

– Ну, перед собой же…

Бритва, конечно, фейсконтроль не прошла, а за ее отсутствием мне и гель не понадобился.

– Бриться можете под присмотром санитара. Попросите сестру – все организуют. Станок будет тут, на посту.

Она проверила карманы обоих спортивных костюмов, заглянула в тапочки и даже распечатала картонные упаковки носков и трусов. Последнее, что она извлекла из сумки, – книги.

Она поочередно раскрыла их, видимо, проверяя на наличие тайников, после чего отложила. Книги – можно. Потом все-таки обратила внимание на обложку одной из них и задумалась. Оливия Лэнг «Почему писатели пьют».

Сестра размышляла, я не мешал. В конечном счете победило разумное, доброе и вечное. Книги сестра мне оставила.

– Телефон, документы, украшения? – поинтересовалась она тоном таможенника.

– Оружие и запрещенные препараты, – кивнул я.

– Что? – не поняла сестра.

– Вот, говорю, держите.

Я послушно сдал все. Замер на секунду, глядя на пачку сигарет. С одной стороны, мысли о предстоящей ломке нагоняли тоску, с другой стороны – я был даже рад. Когда нет соблазна, то и бросать легче. Нет сигарет и нет.

– Переодевайтесь, – приказала сестра.

– Прямо тут? – растерялся я.

– Ну… можете в палате, но ремень сдайте сразу. И обувь, если со шнурками.

– Хорошо…

Сестра принялась описывать вещи, я переобулся и снова осмотрелся, но ничего нового не заметил. Пока довольно скудно в плане материала, но очевидно, что это только начало.

Через минуту сестра положила передо мной бланк с описью и ручку.

– Все ценные вещи и документы я положу в сейф на посту, все остальное сестра-хозяйка отнесет в кладовку.

Сестра-хозяйка – звучит волнующе, если не сказать больше. Я наклонился, чтобы расписаться, и почему-то сразу заметил, что в списке только один флакон духов.

Интересно, какой именно аромат ей приглянулся? «Живанши» или «Каролина Эрера»? И что она будет с ним делать? Душиться мужским ароматом? Или подарит какому-нибудь мужчине открытый флакон?

Я понял, что пауза затягивается, и быстро расписался.

– Берите вещи, пойдемте, – сказала сестра, передавая мне сумку.

Мне показалось или в ее голосе проскочило некоторое облегчение?

Меня все же занимал один вопрос: духи для нее или для мужчины? Каким должен быть мужчина, которому можно подарить открытый флакон? Я внимательно рассматривал сестру, пытаясь по ее внешнему виду составить некое представление о ее любовнике или