Испытание - Глеб Анфилов

Я очнулся на диване. Галкина терла пальцами мою шею. Рубен держал мою руку и считал пульс. Рядом сидел Иоффе.

- Самочувствие? - спросил Рубен.

Я сказал, что все в порядке. И верно, боль утихла. Осталось лишь легкое головокружение.

- Ну, как? - спросил я Рубена.

- Нормально, малыш, - ласково ответил он. - Если не считать, что ты немного путался и врал. Это в порядке вещей.

- Я путался?

- Ну да, слегка, - сказал Рубен.

Для меня это было новостью. Я постеснялся спрашивать Рубена подробнее. Да на это уже и времени не было. Члены комиссии собрались на обсуждение. Обсуждение, которое завершится решением, определяющим судьбу наших работ.

Члены комиссии расселись. Я устроился рядом с Рубеном. И вот началось.

Первым высказался профессор Громов.

- Сегодняшние эксперименты, - сказал он, - интересны. Они свидетельствуют... э... о некоторых сдвигах в работе группы Рубена Александровича...

"Некоторые сдвиги"! Ничего себе, оценка! Я вознегодовал. Впервые в истории науки человек может видеть мир глазами других людей - буквально, без всяких аллегорий. Разве это не колоссально?

А Громов, перелистывая протоколы, вспоминал случившиеся ошибки в видеопередачах, подсчитывал их, тут же на доске рассчитал долю отрицательных результатов. Она оказалась равна пятнадцати процентам.

- Не очень много, но и не очень мало, - сказал Громов с равнодушным, неумолимым педантизмом.

Я злился на Рубена. Зачем ему понадобились эти малые контрасты, эта мелкость шрифтов! Зачем?! Ведь в них заведомые ошибки.

- Что касается механизма перемещения чувств, - продолжал Громов, - то тут положение еще хуже. В ряде проб достоверность полноты перевоплощения встала под сомнение...

Я сидел красный, с горящими ушами. А профессор говорил веско и убежденно:

- На вопрос об имени испытуемый сначала ответил как партнер-приемник и лишь потом как индуктор.

- Этого не могло быть... - пролепетал я.

- Это было, Сережа, - сказал Рубен. - Ты сперва отрекомендовался "Лев Иоффе". Ответы записаны на магнитофон.

В отчаянии я стиснул зубы. Рубен поднял брови, улыбнулся, потрепал меня по спине.

- Кроме того, - говорил Громов, - один ответ был дан непосредственно индуктором - без перевоплощения. Была путаница в номере паспорта - в цифровой записи последний знак принадлежал паспорту Иоффе, а не Карташова.

- Словесная запись сделана верно. И номер комсомольского билета верен, - вставил Кудров.

Профессор говорил дальше:

- Были нечеткими гимнастические движения, была задержка в опознавании запаха...

- Какой же был запах? - спросил я тихонько Рубена.

- Шерсть. Кудров сжег кусочек вот этой прокладки.

- А одеколон?

- Одеколон Галкина давала нюхать тебе привязанному.

Вот оно что! И придумал это, конечно, Кудров. И Рубен это разрешил, хотя знал, что возможна путаница. Зачем?

- Укол в ногу индуктора был принят за боль в ноге принимающего, говорил Громов. - Из семи упражнений только три выполнены точно...

- Хорошо вышло с уравнением Шредингера, - опять вставил Кудров.

- Да, - согласился Громов, - это вышло.

- Иоффе, как только очнулся, вмиг написал его по просьбе Кудрова, шепнул мне Рубен.

Громов закончил так:

- Я считаю, что проблема "переселения душ" пока только поставлена... он замялся, - ...удачно поставлена и подтверждена предварительными экспериментами. Так и следует записать в решении комиссии.

- Пожалуй, чуть-чуть иначе, - отозвался Кудров. - Проблема поставлена весьма удачно, с хорошими предварительными экспериментами, с многообещающей аппаратурой.

- Можно и так, - согласился Громов и, усевшись в свое кресло, ткнул рукой в Галкину, - теперь вы.

Галкина говорила про болевые ощущения участников опытов, про чрезмерность нагрузок, анализировала энцефалограммы. Минут пять она описывала мой обморок, который назвала "граничащим с тревожным".

- Долго я валялся дохлый? - спросил я Рубена.

- Восемнадцать минут.

"Слишком много", - подумал я.

Да, все было как будто правильно. И все было, по существу, против нас. Я сидел, словно на иголках, меня не покидало чувство нелепой и вопиющей несправедливости по отношению к Рубену, ко мне, ко всем нам. Вдобавок я был еще слаб. Настроение было дрянное.

Меня удивило, что Кудров отказался выступать. Он сказал только:

Свои мысли и замечания я выскажу Рубену Александровичу в письменном виде.

- Вот за это спасибо, - сказал Рубен.

Иоффе тоже не выступал. Он заявил, что во всем согласен с другими и тоже даст Рубену письменный отзыв.

...Протоколы подписаны. Экзамен окончен. Галкина сказала, что решение будет подготовлено завтра. Его еще надо согласовать с директором института.

И вот мы с Рубеном идем домой. Неторопливо, устало. Я частенько его провожаю, потому что он мой бог. Он - великий ученый и уже вошел в историю. Тихо, скромно, без фраз, без посулов он творит новое, сказочное направление в кибернетической биофизике. И именно потому, что он великий и мы все около него делаем великое дело, мне до слез обидно за то, что произошло сегодня. Никакого триумфа. Будничная обыкновенность. И такое впечатление, что к ней он и стремился.

Сейчас, когда мы вдвоем, я не могу ни о чем спросить его. Что он ответит! Разве виноват он в своем доверчивом характере. Ну почему нет в нем никакой важности, этакой эрудированной солидности!

Рубен говорит:

- Зайдем, Сережа, в кафе. Ты совсем хилый стал...

Ох, Рубен! Что ж, кафе так кафе. Громыхая подносами, мы топчемся у витрин, берем яичницу, булочки, кофе. Садимся за столик, жуем.

- Вот что, Сережа! - начинает Рубен. - Ты напрасно надутый и сердитый. Я, видишь ли, сам пошел на такую проверку... Программа серьезная, без скидок.

- И в итоге провал! - не вытерпел я.

- Нет, не провал. Откуда ты выдумал провал? Все правильно и хорошо.

- И громовская оценка - хорошо? И ошибки, которые ты допустил нарочно хорошо?

- Стой, стой, - сказал Рубен. - Ты, наверное, хочешь, чтобы тебя только хвалили? - Он повысил голос. - Этого ты хочешь?

Я молчал. Он заговорил тихо:

- Последнее время мне, Сережа, стало трудно с вами. Уж больно вы расхвастались. У вас какое-то доделочное настроение. Будто чуть подправить - и проблемы решены. А они только поставлены. И Громов прав, и Кудров прав. Ты, пожалуйста, расскажи это Рашидову и Алле. Хороший урок. - Он помолчал. - И мне тоже урок.

Я тянул кофе и чувствовал, что успокаиваюсь.

- Делает дело не тот, кто доволен достигнутым, а тот, кто недоволен, сказал Рубен.

Наверное, это восточная пословица.

- Между прочим, - закончил он, - Кудрова я постараюсь пригласить к нам постоянным консультантом.

...Шагая к себе на Разъезжую, я уже не чувствовал досады. Падал мокрый снег, дома светили разноцветными окнами. Я снова унесся в мечты. Я смотрел на прохожих - скромных и важных, спешащих и неторопливых, добрых и злых... Все разные! Что будет, если дать им возможность связаться нашим механизмом перемещения чувств! Захочет человек - и включится в зрение, в слух, в мысль всех, кто этого пожелает. Заболеет, потеряет сознание летчик в самолете - чьи-то добрые и уверенные руки возьмут на себя управление. Руки с Земли! Постоянная, беспрерывная взаимопомощь...