Встречная-поперечная - Антонина Циль

с недоумением проговорила Маша, просмотрев бумаги. — Однако с чего вы, вот так сразу, решили, что я соглашусь принять наследство и тем более какие-то там к нему условия? К действиям госпожи Осининой… покойной… интереса у меня не имеется, как не было у нее, пока мы с мамой скитались да бедствовали. Нынче мы вполне устроены и в милостях чужих людей не нуждаемся.

Мария вызывающе смотрела на гостя, а тот выглядел задумчивым, но не недовольным.

Колодов еще раз оглядел гостиную, задержав взгляд на углах и стенах. Маша понимала, что он видит: скромный достаток, близкий к бедности.

Потолок облупился, обои остались от прежних квартирантов, в углу, куда не доставало тепло от камина, известка была сера от плесени. Уж сколько Маша с ней ни боролась, влажность от крыши всегда побеждала.

И Маша вдруг ясно осознала убогость своего жилья, скудность убранства и скромность платья.

Впрочем, сожаление как пришло, так и сгинуло, не успев отравить сердце.

— Понимаю вашу обиду, — Колодов вздохнул и обратил, наконец, свой взор на Марию. — Но и вы, Мария Петровна, рассудите здраво: бабушки вашей в живых уж нет. Сама она при жизни с мужем возможности исправить ситуацию не имела, а получив наследство, сразу принялась за поиски. Сие в ее пользу говорит, не правда ли? Ну да ладно, прощать Осининых или не прощать – дело ваше. С другой стороны, рассудите: имение опустело, скоро совсем в упадок придет, а места там прекрасные… Леса какие! Луга заливные! Река! А вы тут даже кота завести позволения не имеете. Да что там кот! Бабушкой вашей учрежден солидный фонд на ваше проживание, а также поддержание дома, яблоневого сада и хозяйственных строений в приличествующем виде. Не согласитесь – деньги уйдут церкви.

Мария пожала плечами. Церкви так церкви. Но упоминание о лесе, реке и саде всколыхнули давно таившуюся в душе тоску по детству.

Когда-то лес начинался с заднего двора их маленького домика, а в саду спела клубника, мелкая, но сладкая, словно мед. И мед имелся, лечебный – папенька приносил его из глухой чащи, договорившись с лесным народцем, чтобы не жалили его дикие пчелы.

Сердце Маши забилось чаще, и она опустила глаза, чтобы Федор Терентьевич не разгадал ее колебаний.

— Вы хотя бы съездите и посмотрите, Марья Петровна, — прижав к груди руки, взмолился Колодов, — сейчас, пока ученики ваши на вакациях.

— Вы и об этом знаете? — невесело усмехнулась Маша. — Справки навели?

— Знаю, — легко признал поверенный. — Навел. Дело серьезное. Наследство-то не маленькое.

— А условие?

— Пустяковое, — Колодов махнул рукой. — Прожить в поместье три года, ни месяцем меньше. Отлучаться за те три года не более, чем на три месяца, по месяцу в год – родню навестить, туалеты обновить. Вы, как знаток поперечных языков, легче простого с таким условием справитесь.

— Какая тут связь? — Маша нахмурилась. — Не понимаю.

Колодов развел руками:

— Сам я в подробности не вдавался. За что купил, за то продаю. Знаю только, что Приречье богато поперечной флорой и фауной, ученые туда приезжают, фольклористы. Тетушка ваша, Маргарита Романовна, в детали вас посвятит.

 — У меня и тетя имеется? Ах да, папина сестра Марго! — воскликнула Маша, пытаясь вспомнить, как отзывался о Маргарите папенька.

Или маменька, с его слов.

Ничего не вспомнила, хотя имя в разговорах мелькало.

— Родная, — Федор Терентьевич серьезно кивнул.

— Так чего ж она сама в наследство не вступит?

— Маргарита Романовна – вдова генерала Дольского, заслужившего солидные милости от Государя за безупречную службу на Дальних рубежах. Женщина она богатая, свою часть доли Осининых получила после смерти отца. Поместье, Марья Петровна, на вас выписано, тетушка ваша к нему отношения не имеет, да и не нужно оно ей. Живет она, кстати, недалеко, в имении «Тихая верста». Будете соседями.

— Я еще не согласилась, — строго напомнила Маша.

— Так вы подумайте, подумайте, — засуетился поверенный. — На бумаги ваши позволите взглянуть? А я пока телеграмму Маргарите Романовне отобью и билетики в первый класс выкуплю. До Приречья доеду с вами, а там вас встретят.

Маша согласилась подумать.

Вечер она провела, расхаживая по комнатам.

Следовало написать маменьке. Но Маша тянула, размышляя. Маменька непременно станет отговаривать, уж Мария знает, как она горда. Но разве будет кому несчастье, если Маша съездит в места, где прошло папенькино детство? Никто ведь пока от нее согласие на вступление в наследство подписать не потребовал. 

Деньги у нее есть, отложены на поездку к морю. Чем Приречье хуже моря? Она посмотрит. Отдохнет. По лесам побродит, авось и языки поперечные потренирует.

И ведь действительно – ученики на каникулах в честь именин Государя, круглой даты. А Маша… она так устала, не столько от труда, сколько от того, что один день на другой похож.

Сердце заныло, городской пейзаж в окне показался серым, тусклым.

Мария села составлять записку Колодову, с согласием на ее условиях: не давить, не уговаривать. А маменьке она из поезда отпишется.

***

У Маши как раз имелось подходящее платье для поездки в вагоне второго класса с плацкартой, выкупленной Колодовым. Платье было модным, нового смелого силуэта, чуть зауженного к низу и на целых полфута открывающего ногу над ботинком.

Шляпка тоже весьма отличалась от тех, что доходили до Маши в каталогах прошлых лет. Темно-синяя, фетровая, без лент и прочих украшений, с полукруглыми полями, она красиво обрамляла лицо и подчеркивала высокие, «монгольские» Машины скулы.

Модные наряды Мария Петровна приобрела весной, в Новом Пассаже, когда слушала лекции по педагогике и дидактике при Московском университете. Она собиралась в путешествие к морю, но пригодились туалеты гораздо раньше.

Маша чувствовала себя слегка неловко и скованно, пока ехала на извозчике к вокзалу. Но на вокзале это чувство прошло.

Многие горожанки, как высшего, так и мещанского сословия, традиционно подражали стилю государыни и великих княжон, чья резиденция располагалась в Великом Новгороде и чьим присутствием так гордились местные жители. В солнечный день, что выдался на исходе сентября, улицы пестрели кружевными зонтами и полями широких шляп с цветами и драпировками.

Но Маше наряды на горожанках казались старомодными и неудобными.

Хорошо носить ленты и рюши, фланируя по Летнему саду в погожий денек. А