Измена (СИ) - Макарова Анна

Неожиданно в голову приходит идея, которая меня либо спасет, либо погубит.

— Знаете, у меня есть для вас, то есть для тебя предложение…

ГЛАВА 4

ДЖОЗЕФИН

— Господи ты, Боже мой! — вслух высказала свои же мысли, глядя на себя в зеркало. — И накрашенная страшная!

Немного осмотревшись, закрыла на замок дверь, мало ли что… и снова уставилась на себя в зеркало. Молниеносно начала поправлять свою «прическу», убрала слегка потекшую тушь. Где у него здесь аптечка? Осматривая полочки, увидела в углу серый чемоданчик с красным крестом. Ах, вот. Взяла на комоде ватные диски, перекись и стала обрабатывать коленки. Какая красотка! Нет слов! Дура, дура! Да он смотрел на тебя и смеялся над тобой. Раскатала тоже мне губу. Попрошу у мужа на день Рождения губозакаточную машинку.

Вот смотрю я на себя и понимаю, что никогда особо не следила за своим внешним видом, всегда считала, что женщину любят такой, какая она есть. Мне двадцать пять лет, а через неделю исполнится двадцать шесть. Я молодая мамочка, которая родила в девятнадцать лет ребенка. Джозефин Кэмпбелл — типичная, ничем не примечательная блондинка с голубыми глазами. В наличии также имеется довольно-таки стройное телосложение, немного худощавое, однако формы кое-какие прослеживаются, по крайней мере, их немного видно, все по классике жанра. Мой муж никогда не замечал и до сих пор не обращает внимания на наличие у своей жены недостатков, считая, что я — «идеальная». Но ведь, что дома, что на улице, я могу ходить в заношенном, застиранном балдахине с потрепанным пучком на голове, а из макияжа, пожалуй, только тушь, помада… и то не всегда. Меня все устраивает… Устраивало. И Дэвида тоже. Всех, кроме Хлои Дастин, которая называет меня ласково: «мамаша». Но сейчас я чувствую неловкость вперемешку с огромным стыдом, не знаю почему, перед совершенно незнакомым мне человеком, находящимся за этой дверью.

«— Знаешь, подружка, мы счастливы только тогда, когда любимы. Если мужчина любит, и это взаимно, то и его женщина пойдет на любые эксперименты. Она будет ухоженной, яркой, заботливой, ласковой и нежной подругой, любовницей, женой. Все это для него», — вспоминаю некогда брошенные слова подруги на одной из ее вечеринок, как сама она их называет — «светские мероприятия по ловле очередного самца». Неугомонная!

Джозефин, отбрось эти глупые мысли. Да кто он такой, этот мужлан, хам неотесанный… Чтобы ты из-за постороннего человека морочила себе голову ненужными мыслями? Чушь! Мужу нравится и ладно. От размышлений меня прервал стук в дверь.

— Детка, ты живая? Может помощь моя нужна? — улыбка расползается на лице, но я быстро беру себя в руки. Что? Да как он смеет, слишком уж груб с посторонним ему человеком. Открываю дверь и впечатываюсь в мужскую крепкую грудь лицом, сквозь черную тонкую футболку которой видны очертания мышц. Только сейчас осознаю, какой же этот парень высокий. С моим ростом — метр шестьдесят пять, брюнет явно превосходит его сантиметров на двадцать пять или же тридцать.

— Мой дом — твой дом, — слышу бархатный голос, доносящийся у самого уха. — Найдешь что-нибудь вкусное — угощайся. Я сделал тебе чай… Так что было за предложение? Ты меня заинтриговала. Решила все-таки провести со мной незабываемую ночь?

— Спасибо, обойдусь, — протискиваюсь, отходя подальше от брюнета. — Интересная квартира, кстати. Я имею в виду дизайн.

— Да, но она не моя.

— А чья же? Снимаешь?

— Владелец квартиры — один художник. Он живет то в Вене, то в Неаполе. Это здорово, потому здесь живу я и мои книги.

— Да, насчет книг. Мне хотелось с тобой поговорить, присядем? — он удобно расположился, я бы даже сказала, вальяжно развалился на диване, а я села подальше от него — на стул, за что получила очередной смешок в свой адрес. — Я работаю в аукционном доме Баклэнд. Может быть, ты слышал и…

— Как тебя зовут, для начала? — перебил, а я немного потерялась в этот момент.

— Я… эм… — прокашлялась в кулак. — Я Джозефин Кэмпбелл, — протягиваю руку в знак чего-то там вежливого.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Хьюго Франк Гюстав де Борегар Маршалл, — в этот момент я подавилась горячим чаем. Кто? Что это за имя-то такое? — Осторожнее! — похлопал ладонью легонько по спине. — Для тебя я сексуальный красавчик Хьюго.

— Очень смешно. Твои родители, похоже, слишком «любят» тебя, раз дали такое имя, — пытаюсь уколоть парня, однако все мои слова и действия его распаляют пуще прежнего, и он искренне смеется, чем вызывает и мою улыбку.

— Ты работаешь в аукционном доме Баклэнд, и…? — наклоняется и внимательно, я бы сказала, неотрывно смотрит в мои глаза. Отвожу свой взгляд в сторону, чтобы вновь не оказаться под изумрудной гипнотической воронкой.

— Я работаю оценщиком предметов искусства, поэтому мне…

— Работаешь? Сколько тебе лет? — Снова перебил! Как «вежливо» с его стороны. Это допрос, что ли?

— Вообще-то, некрасиво женщине задавать подобные вопросы, тем более перебивая. Мне двадцать пять, если интересно.

— Сколько? — хмурит лицо, выпучивая глаза. — Но ты выглядишь на восемнадцать, — вот-вот и его глаза полезут на лоб. Ну… спасибо. Решив никак не комментировать его лесть, отвлекаюсь от выразительного и пристального взгляда, заметив, что позади брюнета висит боксерская груша, которая явно не вписывается в здешний интерьер дома.

— Ты боксер? — зачем я это сейчас спросила? Ну не дура?!

— Раньше увлекался, когда был «молодой», — смеется снова своей «смешной» шутке… и я, как ни странно, тоже.

— Сколько же тебе лет? — выглядит он, однако, как мой ровесник, но все же любопытство берет верх.

— А я не отвечу на этот неприличный вопрос. Как вам не стыдно, «неюная» леди? — с грохотом ставлю чашку чая на столик, порываясь незамедлительно покинуть чужую квартиру, но мне не позволяют этого сделать, крепко схватив за талию мощными руками, усадив обратно на стул. — Это шутка, малыш, мне двадцать, — шепчет тихо на ухо. Что? Смотрю в его глаза и понимаю — не врет. Слишком для меня это уже все! Решила озвучить, наконец, свою крутящуюся в голове мысль.

— Не называй меня так, прошу тебя! — произношу тихо, стараясь достучаться до него. — Я работаю оценщиком, и нам поступил заказ на серию социально-авантюрных романов конца восемнадцатого — начала девятнадцатого века. Стало интересно, нет ли у вас знакомых коллекционеров, которых аукционный дом мог бы привлечь на наше мероприятие? Мы могли бы вам заплатить. Очень хорошо заплатить.

— Заплатишь! Ты заплатишь… — не поняла сейчас… — Я хочу тебя… м-м-м… тебе кое-что показать. Подойди, пожалуйста, к книжной полке, которая расположена слева от тебя, и посмотри, что там лежит.

Послушно подхожу поближе к указанному брюнетом месту и вижу стопку, казалось бы, нетронутых книг, щедро украшенных цветными миниатюрами и орнаментами.

— О Боже! Это же… Эжен Сю! «Тайны народа»… — поворачиваюсь к этому типу, не веря своим глазам. — Не может быть… Откуда? — вновь переключаю все свое внимание на это литературное сокровище. Клад, не иначе. Издание иллюстрировано многочисленными гравюрами на стали. Просто невозможно в это поверить. В старых кожаных переплетах содержится аж четыре тома. Четыре! Невероятно! — У книг очень хорошее состояние. Это видно даже по предварительной оценке без проведения экспертизы. Довольно редкое издание… — добавила чуть ли не шепотом. Ко мне вдруг незаметно подошел хозяин этого великолепия и заговорил тихо, слишком тихо на ухо.

— Мари Жозеф Эжен Сю… Я люблю французскую литературу, а автор — один из основоположников массовой литературы социально-авантюрных романов. То, что нужно, да? Книги написаны в сороковых позапрошлого столетия. Все досталось мне, считай, по наследству, — поворачиваюсь к нему и продолжаю его мысль.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Известно, что Сю проникся социалистическими теориями, которые волновали тогдашнюю Францию и тех, кто подготовил движение в середине девятнадцатого века. Сю именно тогда стал сторонником философских и экономических учений, таких значимых фигур в истории, как: Фурье, Ламеннэ, Кабэ, Сен-Симона и, конечно же, моего любимого французского публициста — Пьера Жозефа Прудона. Источник всех человеческих страданий автор видел в человеческом эгоизме… — ушла далеко в свои размышления.