Маньчжурия, 1918. Особый отряд - Руслан Иванович Аристов

Союза новые власти заключили мир, ВЦИК его ратифицировал, поэтому уже по условиям мирного времени желающим уехать из Заамурского округа нижним чинам выдавали документы.

Виктор, спросив про последние новости, начал подписывать и проставлять печать на каждом из тридцати шести проездных предписаний. Офицер-пограничник ему рассказал, что кроме уезжающих солдат и служащих дороги в город приезжает много людей из Сибири и Забайкалья, и при должном финансировании численность бригад округа можно будет восстановить за счёт новоприбывших.

— Думаю, в этих условиях это маловероятно — неясно, будет ли и дальше править Совнарком или здесь, на Дальнем Востоке, установится какое-то другое русское правительство, но на ассигнования такого масштаба у меня нет никаких надежд, — ответил Виктор пограничнику. — Сейчас дорога потеряла прежнее стратегическое значение, сильно упал объём перевозки и военных грузов, и продовольствия.

После этого Глебов ему рассказал свежие городские сплетни — обострились отношения между людьми атамана Семенова и полковника Орлова, вчера две машины семеновцев были замечены у казарм и любимого кабака орловцев.

— Хорошо, хоть до пальбы не дошло. И китайцы уже не стесняются устанавливать свои порядки на дороге, грозят вышвырнуть всех русских и заменить их своими китайцами, если мы и дальше будем бастовать и бузить, как заявил их генерал, — рассказал штабист.

После ухода этих троих пожилых офицеров он засел за чтение местной газеты и почты — сейчас ему больше особо делать было нечего. В письмах служащие КВЖД из Иманьпо уведомляли об отъезде и просили их снять с военного и консульского учёта, в газете писали про бои на Западном фронте и про бесчинства хунхузов при нападении на станцию Бухэду позавчера.

Время шло, дни летели, и Виктор, по привычке собирая информацию о местных раскладах, более-менее привёл себя в порядок и в физическом плане — ежедневная гимнастика по утрам бодрила, хотя он всё ещё ощущал себя будто в полусне. Раз в пару дней он накачивался вечером китайской водкой у себя в номере — этот город его угнетал, такой мрачной дыры он не мог припомнить даже из своих разъездов в девяностых по Сибири, когда занимался различными журналистскими расследованиями по найму, что было делом предельно рискованным.

«Как я тогда жив вообще остался?» — иногда задавал он себе вопрос, когда сменил амплуа журналиста на работу политического консультанта в начале нулевых.

Здание генконсульства располагалось в бывшем здании русско-китайского офицерского клуба, однако оказалось, что ближайший клуб для офицерского досуга в городе был в этом же районе, через три квартала от его гостиницы, а вообще такие заведения особенно расцвели в марте и апреле — денег в городе было много, как и платежеспособной публики.

Первого мая, когда по улицам города ходили рабочие механического завода с красными флагами, Виктор первый раз вечером зашёл туда, и этот клуб-кабак вызвал у него острое чувство ностальгии — там была барная стойка, пианино и несколько сравнительно симпатичных китаянок-официанток, и весьма колоритный владелец-китаец. Офицеры и вновь приезжие обсуждали новости, пили, курили, дрались и исполняли романсы под гитару или пианино — к пианино всегда была очередь. После этого Виктор начал захаживать туда каждый день — кабак разбудил в его душе какие-то нотки, возникшие в детстве после просмотра фильмов про белогвардейцев и сейчас забытые, да и выпивка там была более разнообразная, чем в гостинице. И самое для него главное — те беседы, которые здесь велись, были отличным источником информации.

«Спеть, что ли, романс?» — пару раз даже подумывал он, выпивая с местными офицерами и разного рода дельцами, которые стремились набиться ему в знакомые.

Все эти вечера Виктор посвятил по сути исследовательской деятельности, совмещая её с легкими возлияниями и карточной игрой — после одной из драк в кабаке со стрельбой из нагана в потолок для него стало совершенно очевидно, что анархия нарастает, а сами офицеры делятся на конкретно враждебные группировки, у каждой из которых был свой авторитетный вожак. Наиболее задиристым и буйным нравом выделялись уже знакомые ему орловцы, и Виктор всё более внимательно к ним присматривался — как по долгу службы, так и из чистого интереса. Расхаживая по городу и другим злачным местам, он многое для себя уяснил об умонастроениях, царивших в офицерской среде — слухи ходили самые экстравагантные, и одни ожидали скорого наступления на Владивосток и образования там нового правительства, другие агитировали за Семенова, который сидел на границе с Забайкальем и контролировал дорогу, периодически разбирая железнодорожные пути.

Май выдался прохладным, и шестого числа ночью даже ударили заморозки. Виктор, как обычно, утром пошёл в консульство — генконсул Попов ещё в пятницу отбыл в Пекин к князю Кудашеву, как он сказал — по крайне срочному делу. Попов был человеком интересным и весьма амбициозным, с хорошо подвешенным языком — у него были огромные связи по всей Маньчжурии и Приморью, через консульство проходил большой документооборот по хозяйственной деятельности множества организаций.

Виктор по обычаю расселся в кабинете. Он читал всё, до чего дотягивались руки — уставы императорской армии, справочники по Китаю и Маньчжурии, законы и кодексы, наставления по организации охраны и тому подобное, но более всего его интересовали экономические аспекты, и здесь он уже видел огромные возможности и прикидывал, как ему можно будет заработать по-крупному.

«Всё-таки большевики недаром отменили старую орфографию — новая значительно проще и удобнее», — от многочисленных твердых знаков и буков «ять» у него начинали слезиться глаза.

Часа через три, когда Виктор со справочником в руке предался очередным тяжким экзистенциальным размышлениям — на предмет не рвануть ли ему всё-таки в Москву, пока не поздно, в кабинет постучали и не дожидаясь разрешения, вошёл подпоручик Смирнов.

— Что-то срочное? — повернул к нему голову Виктор.

— Господин штабс-капитан, получена шифрограмма из Пекина от Георгия Константиновича, — подойдя к столу и став по стойке «смирно», молодой человек протянул незапечатанный конверт Виктору.

«Хорошая у него выправка, всё-таки ускоренные курсы во Владике кое-что дают, хотя бы такую выправку, да и повоевать он вроде бы немного успел», — мимоходом подумал он про подпоручика, доставая листок из конверта.

В листке от имени генерального консула Георгия Константиновича Попова было написано, что на следующей неделе в Харбин ожидается прибытие бывшего командующего Черноморским флотом вице-адмирала Колчака. Посол Кудашев и генконсул настоятельно просили его, Виктора, организовать достойную встречу, подготовить жильё — хороший дом или комфортабельный вагон, и ввести в курс дела вице-адмирала по текущим делам — он дал согласие занять должность начальника охранной стражи КВЖД.

Виктор, а он сидел лицом к окну, развернул кресло от