Свет над океаном - Евгений Закладный

почему Нодар не воспользовался своим правом «вето», когда принимали этих биржевиков? Обычно он более принципиален, а тут… Светлана говорит, что у него слишком доброе сердце, он не разменивается на мелочи. Может быть, она и права… Но тебе скучно, Ли?

— Ты наивен, Генрих: здесь дело совсем не в «добром сердце». Разве когда-нибудь в борьбе за мир коммунисты пренебрегали усилиями людей других взглядов? Ведь усилия эти направлены к общей цели! В наше время коммунисты возглавили борьбу против смерти, и Нодар поступил совершенно правильно. Я думаю, «эти биржевики» не слишком мечтают о том, чтобы побыстрее перебраться в потусторонний мир. Вероятно, они мыслят достаточно здраво, чтобы не пытаться кулаком забить гвоздь в стену… Однако ты обещал показать мне колоритные фигуры. Их здесь не так уж много!

— Просто у тебя слишком высокие требования, а я — слишком плохой рассказчик. Но ты наблюдателен, посмотри лучше и убедишься, что прав всё-таки я.

Ли обвёл глазами танцующих.

— Ну, а остальные? Кто этот патер?

Генрих встрепенулся, откинул со лба выгоревшую прядь волос.

— О, я совсем забыл рассказать тебе о нём! Не скажу точно — в какой именно области знания работал этот человек, но лет пять-шесть назад его имя гремело. Это — Френклин Брук. Слышал о нём?

Ли удивлённо посмотрел на человека в чёрном.

— Френклин Брук? Если не ошибаюсь, он опубликовал несколько замечательных исследований о влиянии радиации на живую клетку, доказал возможность переноса простейших форм через космическое пространство с планеты на планету! И теперь…

— Теперь — это патер Брук. Ни больше, ни меньше. Мне неизвестно, как и почему это случилось, но ты, по-видимому, знаешь о нём больше, чем я. Да, теперь это уже не учёный. Стоит только послушать, что он говорит! Сейчас, кажется, он читает свою очередную проповедь — видишь двух этих девчонок? Им скучно — у них нет партнеров, вот они и решили «разыграть» патера… Его постоянная волна — девять ноль — три, а микрофон включён для всех желающих. Хочешь послушать?

Ли торопливо повернул диск настройки на одной из «кнопок», предложенных Генрихом, прижал её к уху, прислушался. Ему удалось поймать только несколько последних фраз, сказанных патером для девушек:

— …окружили себя вещами, которые сделали ненужными собственные физические и умственные усилия, сделали ненужной дружескую помощь. Люди отгородились друг от друга вещами, незаметно сделались рабами вещей, объединяя усилия только для того, чтобы производить вещи, а потом растаскивают их к своим очагам, — как можно скорее, как можно больше. Уже не радость молитвы объединяет их души, а злая, ими же выдуманная необходимость направляет их нечестивые помыслы и поступки… Отбросьте ненужное — всё, что мешает вашим сердцам объединиться в бедности неимущих, ищите себе братьев и сестёр по духу, чтобы в годину грозных испытаний черпать в любви их великую силу.

Ли взглянул на Генриха, который внимательно вслушивался в каждое слово, улыбнулся одними глазами.

— Из всех проповедей, которые мне доводилось слышать, эта — наиболее оригинальная.

— Да. Это проповедь человеколюбия.

— В которой нет ни слова о боге или дьяволе.

Генрих удивлённо поднял белёсые брови.

— Ты думаешь, что патер Брук — это…

— Патер Брук. Ни больше, ни меньше. Кажется, так?

Ли пожал плечами, снова взглянул в сторону патера.

— Пожалуй. Брук — это прежде всего философ. И, быть может, чуточку патер. Как бы там ни было, в этой обстановке он избрал наиболее верный способ для общения с душами паствы. Но я уверен, что ему никогда не удалось бы издать ни одну из своих проповедей в контролируемых церковью издательствах. Смотри, что это?!

Казалось, будто кто-то огромный, сильный, набрав в лёгкие воздух, дунул в зал — на весь этот блеск, суетливую, праздную весёлость. Фигуры сделались ниже, движения стали вялыми, погасли бессмысленные улыбки, опустились головы… Только одна голова осталась высоко поднятой — патер Брук к чему-то напряжённо прислушивался.

Люди недоумённо оглядывали зал, смотрели друг на друга и сразу же оказывались под властью какого-то неясного, тревожного чувства. Они торопились покинуть ставшее вдруг неприятным место, избегали смотреть в глаза друг Другу, смущённо отворачивались от всего, чем любовались всего несколько секунд назад.

— Кажется, не мы одни слушали эту проповедь, — высказал предположение Генрих. Он заглянул в тёмные глаза Ли и с удивлением обнаружил в них выражение глубокого беспокойства.

— Нет, они не слышали проповеди, — убеждённо возразил китаец. — Они танцевали. Кажется, это какая-то разновидность массового гипноза, но я никогда не думал, что кто-то или что-то может проявлять себя с такой силой. Идём наверх.

Но здесь ничего не изменилось.

Среди звёзд медленно, осторожно пробирались огоньки освещённых косыми солнечными лучами спутников. Задрав подбородки, Генрих и Ли молча следили за их движением, силясь проникнуть, схватить чувством то, с чем давно уже смирилось сознание, — там за десятки и сотни тысяч километров мчатся в космической бездне с огромными скоростями гигантские сооружения. Экипажи одних ведут астрономические и метеорологические наблюдения, изучают законы движения материи в космосе, поведение живой клетки в условиях невесомости; другие…

2. Космос

«Всё, что бегает, ходит, ползает, прижатое к поверхности планеты силой тяжести, обречено на биологическую смерть. Будущее принадлежит сильным и смелым, вырвавшимся в космос, в третье измерение, сбросившим с себя путы гравитационных полей. Нужно только суметь приспособиться к новым условиям, найти в себе силы и дать импульс к возникновению новой расы — расы покорителей космоса…»

Да, именно так говорил шеф, отправляя в пространство, в «третье измерение», экипаж спутника-базы «Игрек-2». Джон Саммерс до сих пор помнит каждое его слово. Слишком значительны были те последние минуты, слишком напряжённой была обстановка, словно струны, натянулись нервы астронавтов, отправляемых в этот необычный рейс.

Легко сказать — «приспособиться»! Мыслимо ли это? Невесомость!

Джон до мельчайших деталей вспомнил вдруг опыт на лекции по высокомолекулярной химии: к нити из поливинилового спирта подвешена десятиграммовая гирька… Вот лаборант высоко поднимает руку, опускает груз в прозрачный сосуд с водой. Нить продолжает выдерживать груз до тех пор, пока гирька не коснулась дна.