Семь горных воронов - Ванда Алхимова

Дикий Ворон, в кожаной черной куртке и таких же штанах, стоял в центре комнаты, стискивая огромные кулаки. Черные спутанные волосы падали ему на лицо, из-под них бешено сверкали серые глаза. На ногах красовались высоченные сапоги для верховой езды.

Из угла послышалось ворчание, и огромный серый волкодав Дикого поднялся было на ноги, но, признав гостя, тяжело улегся обратно.

– Чего надо? – набросился Дикий на брата. – Какого демона тебя принесло сюда? Тебя звали? Спустить бы с лестницы, чтоб не подслушивал!

– Братишка, не обращай внимания, – перебил Красный Ворон, развалившийся на лавке. Тонкие губы улыбались, но серые глаза смотрели холодно. Если бы не волосы, он был бы точной копией матери. Но красота миледи странно преломилась в его чертах, истаяла. Красный Ворон был довольно привлекательным мужчиной, в то же время что-то в его лице настораживало и даже отталкивало. – Наш дорогой братец сегодня снова не с той ноги встал. Видишь, как у него дым из ноздрей идет?

– Хватит! – в бешенстве обернулся к нему Дикий. – Я не желаю ехать в столицу! Не желаю смотреть на нашего короля, чтобы его тролли задрали! Не желаю нюхать дворцовую вонь!

– Сколько эмоций, – фыркнул Красный. – Уймись. Давай-ка послушаем, что принес наш младший братишка.

– Миледи запретила нам покидать замок до отъезда в Тамврот, – сухо сообщил Младший.

Глаза Дикого вспыхнули бешенством. Он заревел и со всей силы пнул скамью, которая отлетела и с грохотом врезалась в стену. Со стола слетела тарелка с обглоданными костями. Они раскатились по полу, и одну тут же стянул оживившийся волкодав.

– Ты слышал?! – в ярости обернулся Дикий к брату. – Эта ведьма боится, что мы сбежим!

– Ну, насчет тебя у нее есть основания для опасений, – склонил голову к плечу Красный. – А вот почему она запретила развлекаться нашему младшему братику… Своему милому любимчику…

– Рад был видеть, – сказал Младший и вышел, едва сдерживаясь, чтобы не грохнуть дверью.

Он имел шестерых братьев и мать, но всегда чувствовал себя круглым сиротой. Да, мать не выказывала к нему такой явной неприязни, как к другим сыновьям, но все равно держалась холодно и отчужденно.

Седьмому брату, как младшему, доставалось меньше почета и уважения от слуг и соседей, от вассалов и крестьян. Младший Ворон рос одиноким, замкнутым и скрытным. Он любил пропадать в горах на охоте или просто изучать труднодоступные ущелья и высокие кручи.

Младший знал горы вокруг замка как свои пять пальцев на много миль окрест: все потайные тропинки, плоскогорья, перевалы и пропасти. Иногда младший сын лорда Ворона сам себе казался парящей над скалами птицей – той, чьи черные глаза зорко караулят малейшее движение внизу. Так черный крылатый силуэт почти неподвижно висит в лазури небес настолько долго, что кажется такой же неотъемлемой частью пейзажа, как солнце и снежные вершины. А потом вдруг камнем ныряет вниз.

Синие глаза Младшего лорда были такими же зоркими, как у пернатых хищников. Он приучил себя смотреть на солнце не щурясь и попадать в цель из лука за семьсот с половиной ярдов. Его охотничий лук отличался от обычных горских: был в два раза тяжелее и мощнее.

В отличие от своих братьев, Младший также умел владеть мечом и щитом. Жители гор мечи не любили: боевые топоры, палицы и луки гораздо удобней в горных лесах. Мечи считались оружием равнин, и к ним здесь относились с легким презрением.

Но Младший Ворон никогда не шел за стадом, как говаривала его кормилица. Он стащил из оружейной старинный меч, принадлежавший еще отцу Аодха, раздобыл учебник фехтования и упражнялся на безлюдных полянках до посинения. Фехтуя тяжеленным мечом, Младший воображал себя победителем драконов, великим рыцарем, чья слава облетела весь мир. В действительности он был ужасно застенчивым, до такой степени, что предпочитал почти всегда отмалчиваться, и долгое время братья его вообще держали за дурачка. И ошибались.

День прошел в хлопотах: миледи Воронов собиралась в столицу, а потому все силы замка были направлены на это грандиозное событие.

На закате мать приняла сыновей в парадном зале. Сидя на своем престоле, миледи отдавала указания и наставления каждому.

– Я запрещаю тебе выказывать недовольство и ввязываться в ссоры, – говорила миледи Дикому сыну.

– Понял, – буркнул тот, пряча глаза.

– Я не потерплю от тебя капризов, – добавила мать, глядя на него холодными глазами. – Никаких криков, язвительных замечаний и грубостей. Веди себя так, как положено высокородному. Ты слишком много возился с чернью и окончательно отбился от рук. Здесь это не имело никакого значения, но в столице ты будешь олицетворять собой наш род.

– Помимо меня есть еще шестеро, удостоенных подобной высокой чести, – съязвил Дикий.

– Закрой рот, – с расстановкой произнесла мать, – иначе я тебя накажу. Я ясно выражаюсь?

– Да, миледи, – сразу покорился Дикий, почтительно склонив голову. Он слишком хорошо знал мать и понимал, когда та гневается всерьез.

– Теперь ты. – Миледи жестко посмотрела на сына. – Твой ум будет полезен. Я не виделась с твоими братьями десять лет и не могу доверять им так, как тебе. Поэтому от тебя требуется держать глаза и уши открытыми, делиться со мной своими соображениями. Больше разговаривай со старшими братьями, а потом приходи ко мне и передавай все, что они скажут. Даже то, что может показаться незначительным.

– Не думаю, что они пустятся в откровения, миледи, – пробормотал Красный. – Я их почти не помню, да и они меня тоже.

– Поначалу да, – кивнула миледи. – Но ты умеешь расположить к себе, втереться в доверие и выведать то, что у других на уме. Запомни: доверять нельзя никому, кроме меня. И даже если у тебя появится искушение поставить на другую лошадь, помни: выигрыш не всегда ко благу.

Красный смотрел на миледи, словно что-то прикидывая в уме. Власть этой женщины над ними была велика. Сыновья не просто боялись матери – они перед ней благоговели.

– Итак, через неделю мы выезжаем, – продолжила миледи. – Я бы просила вас помочь с отъездом, а не слоняться без дела по горам и лесам. Горы никуда не денутся до вашего возвращения.

Братья дружно закивали.

– Миледи… – подал голос Младший.

– Да?

– Вы не сказали, что делать мне, – напомнил он.

– Ничего, – отрезала мать. – Твое дело помалкивать, красоваться на коне да вежливо улыбаться всем, кто того стоит.

Младший кивнул. Сказанное вполне укладывалось в его представление о том, как мать определяет его место в их вороньей стае.

Неожиданно в зал зашел замковый управляющий Эрик – высокий грузный мужчина с растрепанной полуседой гривой и тщательно причесанной бородой.

– Миледи, – почтительно поклонился он хозяйке. – Там… Ну, словом… Там явился…

– Хватит мямлить, – раздраженно бросила миледи. – Что еще стряслось?

– Там пришел лесоруб, – мрачно сказал Эрик. – И желает предстать перед вами. Он приходит уже третий день подряд, и хотя я уже велел вытолкать его взашей, это не отбило у него охоты надоедать знатным людям. Стоит у ворот и бубнит, что каждый подданный имеет право предстать перед своей миледи или лордом, коли у него есть до них важное дело.

– Пусть идет сюда, – приказала миледи. – Почему вы его не пускаете, раз он так напрашивается?

– Ну, он же неотесанный совсем, – покраснел Эрик. – Какой-то мужлан с горного хутора. В шубе, от которой псиной воняет. Мы подумали, что вам, миледи, не до этого сейчас.

– Раз он хочет меня видеть, значит, ему это действительно нужно, – вспыхнула миледи. – Немедленно приведите!

Эрик поклонился и исчез. Спустя некоторое время за дверью послышались тяжелые шаги. Миледи с любопытством уставилась на двери. Сначала вошел Эрик, за ним – двое дюжих слуг, между которыми вышагивал настоящий великан. Он на голову возвышался над рослыми мужчинами. Очень молодой, совсем мальчишка, даже борода толком не выросла.

Спутанные каштановые волосы падали на широченные медвежьи плечи. Простое, но чистое лицо с огрубевшей от солнца и ветра кожей выражало упрямство. Тяжелые черты и нависающие над глазами брови странно гармонировали с по-мальчишески пухлыми губами. Одет посетитель был в волчьи шкуры, а на плече покоился тяжеленный топор на длинной рукоятке. Внешность лесоруба произвела на всех такое впечатление, что на некоторое время в парадном зале воцарилась тишина.

Даже в этом зале, повидавшем самых суровых мужчин, рослая фигура лесоруба смотрелась непривычно, и все вокруг вдруг словно съежилось и уменьшилось, потеряв торжественность и величественность.

– Мой поклон моей госпоже, – низким, но неожиданно приятным голосом сказал лесоруб, ловко опускаясь на одно колено перед престолом, на котором замерла опешившая от удивления миледи Воронов.

– Приветствую тебя, – очнулась та. – Поднимись и скажи, что привело простого работника в мой замок.