Визгины и другие - Виктор Визгин

Михаил Сергеевич Федоров, как уже было сказано, приехал из родной симбирской деревни в Казань к старшему брату Петру. Брат помог ему устроиться на мельнице в Печищах. Сначала он работал там простым рабочим. Когда же в 1908 г женился на Агриппине Степановне Бирюковой (она тогда недавно окончила гимназию, ей было 19 лет), то работал уже счетоводом, а потом дослужился и до бухгалтера. Ему была предоставлена хорошая квартира в каменном доме на территории мельницы. Квартира находилась на третьем этаже.

Истово верующий христианин-старовер, страстный рыбак и охотник, тонко чувствующий природу, – таким был наш дедушка. У нас сохранилась одна старая фотография, сделанная на охоте. Снимок этот недостаточно четкий. Но в глубине кадра видна большая река, и на берегу стоит охотник с характерной бородой. Мы с сестрой считаем, что на этой фотографии изображен наш дед. Любитель дикой природы, заботливый отец семейства и в то же время ответственно, неукоснительно четко исполняющий свои профессиональные обязанности служащий, Михаил Сергеевич Федоров олицетворял культуру и ментальность волжских старообрядцев. Видимо, многое от него передалось нашей маме, а от нее и нам: семейственность, внимание к деталям, «мелочам» (бухгалтер!), нелюбовь к «чужим», подозрительность и, быть может, чрезмерная осторожность в общении с ними – не-домашними. Ведь в православной среде староверы были замкнутой кастой:

Чашки, ложки, чугуны!Староверы – колдуны!

Эту дразнилку, обращенную и к ней самой, и к ее родным, мама запомнила навсегда. Ее семью как старообрядческую отделяла от основной массы населения

России духовная грань, исторически давно сложившаяся. Старая вера поскольку была гонимой, постольку была и более строгой, более педантичной, даже «фанатичной». Правда, строгость старообрядческого уклада жизни смягчалась нашей бабушкой, происходившей из православной семьи, хотя по взглядам своим она была достаточно свободомыслящей. Ведь уже ее отец был толстовец и брат Сергей – тоже. Но сам Михаил Сергеевич Федоров неукоснительно каждое воскресенье ездил на своей лодке в Казань в старообрядческую церковь на службу. Брал ли он туда своих детей? Кажется, нет. Мама об этом не вспоминала. Но рассказывала, как он ранехонько, затемно вставал и не спеша, основательно собирался в свою церковь за Волгой. Живой интерес и симпатию к старообрядцам мама сохранила на всю жизнь. Помню, как зачитывалась она книгами Мельникова-Печерского. Потом и я с наслаждением погрузился в эту поэтически преломленную писателем стихию старой волжской жизни как во что-то очень далекое, но в то же время такое изнутри родное и близкое.

Однажды в 1915 г. вся семья Федоровых поехала в Казань фотографироваться. Возможно, это было в художественном фотоателье «Рембрандта», что находилось на Воскресенской улице. Именно в этом фотоателье на модном в начале ХХ в. альпийском горном фоне снималась наша прабабушка Мария Родионовна. От той поездки Федоровых в фотографическую мастерскую сохранился снимок. Альпийский фон здесь отсутствует. Семейство Федоровых запечатлено в обычном интерьере – гардины и окно справа, стена с овалом картины в раме слева. Отец семейства сидит у окна на стуле. Мать, как и положено матери, стоит над своими детьми – старшей Катей и младшей Клавой, рядом с которыми на игрушечной лошадке сидит совсем еще юный Сережа – тогда их единственный брат. Сестры Тони нет – еще не родилась. Но, кажется, бабушка уже носит ее «в животике». Так что – полный аншлаг, все в сборе (кроме самого младшего Пети, который родится в 1917 г.). Это еще счастливые годы – семья растет в достатке и в заботе родителей о детях. Дети ухожены, в красивых однотипных костюмчиках с отложными воротничками одного тона у всех. У маленького Сережи – новенькие кожаные ботиночки, короткие штанишки и темные чулочки. Михаил Сергеевич – в хорошей пиджачной тройке с галстуком. Аккуратная бородка клином и усы. Темно-русые, может быть, даже рыжеватые с легкими сединками волосы зачесаны назад. Агриппина Степановна стоит в белой нарядной блузке и длинной темной юбке. Прическа несколько приподнятая. Волосы отведены назад.

Мне хочется сравнить, глядя на эту фотографию, выражение лиц бабушки (урожденной Бирюковой) и дедушки (из старообрядческой семьи Федоровых). Бабушка спокойна, никакого напряжения в ней не чувствуется. А вот у Михаила Сергеевича руки сжаты в кулаки и во взгляде ощущается и большая собранность, и какое-то напряжение. Может быть, в этом и состоит различие между православными и старообрядцами? Спокойствие большинства, определяющего духовное лицо империи, и беспокойство гонимого меньшинства, вынужденного выживать в чуждой им среде («староверы – колдуны!»).

Итак, бабушка – с гимназическим образованием, дедушка – главный бухгалтер на передовой мельнице, известной не только по всему Поволжью, но и за границей. Семья может хорошо воспитывать детей, жить в достатке и правильном порядке. Это время осталось в памяти старшей дочери светлым, необыкновенно разнообразным и счастливым. Навыки к рукоделию, вышивкам, к уходу за цветами и домашними животными, а главное, привычка заботиться о младших – все это вошло в характер мамы с дореволюционного детства. Любовь к сказкам, книгам – все оттуда. Хорошая русская речь, поэтическое воображение тоже оттуда. Но потом все резко, жестко обрывается.

Преддверием к катастрофическим временам стала война германская. С нее не вернулся мамин дядя Миша. На фронте был тяжело ранен брат нашего дедушки Василий, который вскоре после этого умер. А потом смерть еще обильнее косила родных и близких. Пришла революция. Паровая мельница Ивана Оконишникова национализируется. Квартиры уплотняются. Надвигаются голод и эпидемии. В 1921 г. тиф уносит нашего дедушку, Михаила Сергеевича Федорова, и семья, оставшись без главного ее кормильца, теряет последний оплот своего благополучия. На Среднее и Нижнее Поволжье обрушивается невероятная засуха и страшный голод. Простое физическое выживание становится главной проблемой. Если до революции в семье, можно сказать, «купались» в выпечках, пирожках, крендельках и сдобах, то теперь мучное изобилие обернулось дырявыми пыльными мешками, которые мать латала при тусклом свете, портя зрение. От этой работы в пыли у нее, видимо, впоследствии и развился гайморит.

В последующие годы бабушка не раз была с нами – помогала маме в воспитании детей и домашнем хозяйстве. Ни в Киеве, ни под Хабаровском на базе Амурской флотилии, где во второй половине 30-х гг. служил папа, ее с нами не было. А вот в Заполярье она приехала – тогда родился я, и мама особенно остро нуждалась в помощи, потому что папа был очень занят на службе. Остаток жизни своей бабушка жила с нами. Умерла она 27 мая 1947 г. в Краскове, под Москвой, где мы жили после войны перед тем, как перебрались в 1948 г в Москву. Похоронена на Красковском кладбище. Сестра говорила, что, когда она с мужем в 2000 г. была в Краскове, могилу ее ей найти не удалось.

Мамины братья и сестры

Старший брат мамы, Сергей Михайлович Федоров, родился 25 октября 1912 г в деревне Печищи Верхне-Услонского района Казанской губернии (потом ТатАССР). Умер он 29 января 1980 г. от сердечного приступа, ночью, во сне. Он, как и наш папа, связал свою жизнь с военно-морским флотом. Если папу судьба в конце концов забросит на Крайний Север, в Заполярье, то дядя Сережа окажется на берегах южного моря – он будет учиться в Севастополе в училище морской погранохраны ОГПУ Вот фотография: ему двадцать лет – могучая, сильная физически и сильная духом фигура! Именно на молодого Сергея Михайловича будет похож его старший сын Володя. С 1932 г дядя Сережа служит в морпогран-охране на Черном море. Я хорошо помню его рассказы об этом времени, когда морские пограничники ловили контрабандистов, приплывавших из Турции и Румынии к нашим берегам. Торговцы-нелегалы плавали на фелюках, на моторных и парусных судах. Погранохрана наблюдала также и за прибрежной зоной. В те годы на нашем остап-бендеровском Юге работы ей хватало. А еще мне запомнились его рассказы о том, как под Феодосией били дельфинов. Там был завод по переработке дельфиньего жира. Шло в пищу и мясо дельфинов. Мне было ужасно жаль этих веселых морских животных, которых мы привыкли видеть, посещая вместе с родителями черноморские курорты. Плавал дядя Сережа на небольших катерах, похожих на морские охотники. Один из них представлен на сохранившейся фотографии его экипажа (снимок 1933 г.). В бушлате с надраенными пуговицами и в бескозырке, Сергей Михайлович Федоров здесь еще матрос – у морских офицеров, в отличие от простых матросов, не бескозырка, а фуражка со звездой и якорем.

Мамин брат Юрий Бирюков сообщил мне интересные сведения о жизни Сергея Михайловича в предвоенные годы. Он сказал, что однажды дядя Сережа «проговорился», сказав ему, что перед войной он целый год просидел в тюрьме гестапо в Гамбурге! Я не помню, чтобы он сам об этом мне рассказывал. Не остался в памяти этот эпизод его биографии, если вспомнить то, что рассказывала нам о его жизни мама. Но в те годы и не о таком привыкли молчать люди служивые. Юра рассказывал, что дядя Сережа, выполняя какое-то спецзадание, был захвачен немецкой контрразведкой и затем сидел в гестаповской тюрьме в жутких условиях. Где и как это случилось – он не сказал. Жизнь дяде Сереже, по его словам, спас пакт Молотова – Риббентропа, благодаря которому обе подписавшие его стороны смогли обменяться арестованными агентами своих спецслужб.