Вперед в прошлое 8 - Денис Ратманов

тащиться в наше село. Сердце грело то, что меня обещали встретить бабушка и Каналья. Ну и Илье я, естественно, сообщил о времени прибытия — просто чтобы он знал. Пока доеду, пока домой дотащусь — вряд ли мы сегодня увидимся. Только завтра с утра, в школе.

Хотя нет, дотащусь, и плевать на все! Мне надо видеть масштаб катастрофы и узнать, как он там, в разгромленной квартире, как его родители, которые были мне почти родными. База ведь — мое детище. Я ее создал, у меня ее отжали, и надо попытаться если не вернуть подвал, то хотя бы наказать бычье за Каретниковых. Пока слишком мало информации о них, чтобы писать план отмщения, но потихоньку разберусь.

Стемнело. Очень хотелось увидеть родные горы, но в черноте их было не разглядеть. Ничего, завтра насмотрюсь. От одной мысли, что снова надо будет подниматься по будильнику в семь, я зевнул. Вроде бы спал в пути, но сон был прерывистым, и я чувствовал себя разбитым, как та самая лягушка в Кузинатре, еще и в ушах шумело от рыка мотора.

Когда автобус начал скатываться по дороге с горы, взгляду открылась долина, залитая светом городских огней, а фонари тянулись вниз, изгибаясь, будто тело светящейся змеи.

Еще немного потерпеть — и можно выпрямиться, и окунуться в тишину.

Нет, к Илье пойду вечером, а завтра устрою себе выходной. Потом чуть с мамой поскандалю, конечно, но лучше подготовлюсь к урокам самостоятельно — так получится изучить больше материала, чтобы в понедельник начать сдавать пропущенное — чем буду на уроках клевать носом.

Однако организм решил, что его собираются лишить сна и вырубился при въезде в город. Лишь на вокзале соседка меня растолкала.

— Парень, эй! Вставай! Конечная.

*«Лягушка в Кузинатре» — мем, появившийся из-за ошибки переводчиков в романе «Карты судьбы» Роджера Желязны.

Герой книги спрашивает у сфинкса, что такое «зелёное и красное и кружится, и кружится, и кружится». А когда сфинкс сдаётся, объясняет, что это «лягушка в Кузинатре».

Желязны имел в виду кухонный комбайн (торговая марка фирмы Cuisinart стала именем нарицательным, как «ксерокс»). Но переводчик не стал разбираться.

Глава 2

Герой приходящей эпохи

Вот и конечная — практически примыкающий к рынку автовокзал. До чего же он маленький по сравнению с московскими! Да и сам город — крошечный. Едва глаза сомкнул — уже проехал его. Зато тут почти лето, платаны листья не сбросили, тополя так и вовсе зеленые. Еще, поди, некоторые смельчаки в море купаются, вода, конечно, остыла, но градусов до восемнадцати. Вот бы сейчас послать все к чертям и к-а-а-ак занырнуть!

Народ устремился к выходу, шурша пакетами, грохоча и гомоня. Моя соседка — тоже, заполняя собой проход между рядами.

Меня должны были встречать бабушка и Каналья, я выглянул в окно, но на освещенной платформе их не было, а в темноте что-либо разглядеть невозможно. А может, они с другой стороны автобуса, но этого не видно из-за толпящихся в проходе людей

— Ай, нога! Осторожнее! — взвизгнула какая-то женщина.

— Пропустите! У мэня сумки! Проще будэт, — кто-то с кавказским акцентом.

Старушечий голос:

— Ну куда вы все ломитесь!

Не видя смысла толкаться, я приготовил рюкзак, лампу и собрался тащить сумку с кофе, и тут в окно постучали. Я обернулся, увидел улыбающуюся Гаечку, и на губах сама собой возникла улыбка. Чуть дальше подпрыгивала Алиса и махала мне рукой, рядом скакал Борис. Парни: Илья, Ян, Каюк, Кабанов, Памфилов и Димоны вели себя более сдержанно, но тоже радовались, вертели головами, тыкали в автобус пальцами. Видимо, они раньше стояли в тени, вышли, и я их увидел. Вот уж не ожидал, что ради встречи со мной они проехали ночью через весь город. А ведь могли просто тихо-мирно ждать во дворе Ильи — собираться-то теперь негде.

На мгновение друзей скрыл людской водоворот, и захотелось рвануть им навстречу, обнять каждого. Дома. Вот теперь я дома! Аж сердце зачастило. И грусть от расставания с дедом, и усталость от поездки уступили место ожиданию встречи.

А народ все выходил и выходил из автобуса, словно он был резиновым. Вдалеке я заметил спешащих меня встречать Каналью, бабушку, Наташку… и маму, плетущуюся следом, видимо, ей не хотелось соприкасаться с Канальей, и она держала дистанцию. Бабушка и сестра выглядели радостными, мама — озабоченной, вид у нее был такой, словно она в уме перемножала многозначные числа.

Надо же, меня встречают, как кинозвезду! Приятно, черт побери! И особенно неожиданно, что приехала мама, что совершенно на нее не похоже. Если есть возможность переложить что-либо на кого-то другого, она это сделает. А теперь есть — на бабушку. Неужели и правда соскучилась? А значит, она любит меня, пусть и странною любовью.

А еще произошло четкое разделение, стало ясно кто кого считал семьей: Наташа встречала меня вместе с мамой и бабушкой, Борис предпочел компанию друзей.

Наконец стало посвободнее, и в салон против движения втиснулся Каналья. Прям не узнать в нем бича, которым он был весной! Помолодел, порозовел, подтянулся, движения плавные, никогда не скажешь, что этот человек на протезе. Ну и одет как щеголь, с иголочки. Или он все не свыкнется с мыслью, что мама его отвергла, и распушает перед не перья: смотри, мол, от чего отказываешься⁉

— Помочь? — спросил Каналья и, не дожидаясь ответа, поволок мою сумку к выходу.

Я вышел с завернутой в полотенце лампой Аладдина, словно с магическим жезлом, разгоняя толпу криком:

— Осторожно! Хрупкое! Разобьется — обольет краской!

Как ни удивительно, расступались, не напирали на меня спинами.

Мы остановились возле багажного отделения, ожидая, когда водитель достанет мой груз. На меня сзади налетела Наташка. Повисла, поцеловала в щеку.

— Брателло! — Она отстранилась, схватила меня за щеки — пришлось убирать ее руки. — Как же я рада, мамочки!

— Как там Шевкет? — спросила бабушка, но Наташка продолжала меня тискать, и я никого не видел и ни в чем не мог участвовать.

Отметил только, что мама замерла в отдалении — видимо, не хотела подходить из-за Канальи. Непонятно, что там между ними произошло, насколько они друг на друга злы или обижены. Время покажет. Надеюсь, со временем страсти улягутся, и они перестанут шарахаться друг от друга.

Из-за безудержной Наташкиной любви стало неприятно — как коту, которого овчарка пыталась заиграть насмерть.

— Нат, я тоже рад тебя видеть, но