Надо – значит надо! (СИ) - Ромов Дмитрий

Утром, первым рейсом наша делегация возвращается в столицу. По пути из Шереметьево я звоню Чурбанову.

— Ты, вообще, спишь когда-нибудь? — хмуро интересуется он.

— Как волк, Юрий Михайлович, три минутки прикорнул и снова бежать. Простите, если разбудил.

— Да какое там! Я уж давно на ногах.

— Тогда, чтобы не задерживать, хочу сразу обратиться к вам с просьбой.

— Ну, чего ещё?

— Остро нуждаюсь в тёплом и человечном разговоре с вашим тестем.

— Не ты один, — хмыкает он. — Я и сам нуждаюсь, да только к нему в последнее время не пробиться. Все как с ума посходили, накинулись на него, не дают ни одной свободной минутки. Представляешь, что значит разворошить пчелиный рой?

— Представляю, Юрий Михайлович.

— Ну вот, и у деда сейчас такая обстановка. Я ему, конечно, скажу о твоём желании, но обещать ничего не буду. Вернее, даже не сам скажу, а Галю попрошу. С ней он вроде разговаривает.

Мы возвращаемся домой, завтракаем и разбегаемся по своим делам. Когда прихожу в ГлавПУР, Скачков уже давно на месте.

— Как жизнь, Виталий Тимурович? — приветствую его я. — Что нового у нас?

— Нормально всё, — отвечает он, пожимая мою руку. — В Ташкент надо ехать. И в Тбилиси тоже. Выбирай, куда хочешь?

На работу мы ходим в форме, хотя я и не особо это дело уважаю. Он-то с двумя звёздами на погонах, хоть и не ахти какой чин по меркам нашего управления, но всё-таки и далеко не самый младший. А я вот в форме рядового только на стойку «смирно» могу рассчитывать. Поэтому, если нужно что-то решать, с кем-то встречаться, надеваю гражданку. Чисто психологический момент. Рядовому можно сказать: «Кругом! Шагом марш! Три наряда вне очереди!» и досвидос. В общем, отказать рядовому гораздо проще, чем штатскому.

— Ты чего поздно сегодня? — кивает он.

— Только что из Ленинграда прилетел.

— Ого! Молодец какой. Как там Пашка? Хотел ему звонить сегодня.

— Да, всё хорошо вроде. Я там операцию с Угольком хочу провернуть, попросил вот Павла подстраховать. Так что он сам, полагаю, позвонит и доложит. Я расскажу чуть позже, что там и к чему. Но есть у меня, Виталий Тимурович, вопрос посерьёзнее этого. Важный вопрос и, я бы сказал, деликатный.

— Ну, давай, задавай. Правда, деликатного ответа не обещаю.

— Да, хрен с ней, с деликатностью. Хочу, чтобы вы подобрали пару-тройку кандидатов на своё место. Требования высочайшие, степень доверия беспрецедентная, сами понимаете. Вас заменить хрен кто сможет, но человек такой нужен и довольно скоро. Давайте мы в ближайшее время определимся с кандидатами и начнём их натаскивать.

— Не понял, — хмуро и настороженно говорит Скачков.

— Я хочу, чтобы вы на другом участке поработали. Не факт ещё, что удастся вас перевести, но пытаться будем.

— Куда это? И, опять же, со мной разве не надо это дело обсудить?

— Вот я и обсуждаю. Сейчас, кофе налью и поговорим.

В обед звонит Галина.

— Егор, привет! Куда пропал? Сто лет тебя не видела!

— Галя! — радостно восклицаю я. — Привет! Я не пропал, просто лямку тяну. Военная служба она знаешь какая!

— Бедненький, — смеётся она. — Ну, ладно, сегодня буду тебя развлекать. Повезу на дачу, шашлыком накормлю, напою «Зубровкой». Как тебе такой план, солдатик? Нравится? Можем ещё и баньку затопить.

— Звучит обалденно, — усмехаюсь я. — Как описание крутейшей вечеринки. Кто ещё будет?

— Мама с папой и, возможно, муж, — веселится она.

— О! Это прямо здорово! Во сколько быть готовым?

— Ну, давай часиков в шесть. Подъезжай ко мне и вместе двинем. Наталью не забудь. Отец сам напомнил.

В знакомые места, особенно если над ними не властно время, возвращаться очень приятно. И сердце радостно постукивает и улыбка расплывается. Осень, золотые листья, запах дымка и уставшее солнце, от которого к вечеру остаётся лишь декоративный эффект, настраивают на романтический лад и на душевное тепло. Мы прибываем на дачу Ильича.

— Товарищ маршал Советского Союза! — бодро начинаю я, прикладывая руку к козырьку.

— Смотрите… — сияя, перебивает меня Леонид Ильич, — какой кхм… бравый… солдат! Вольно э-э-э… ря… довой! Орден… э-э-э… медаль… Всё на месте…

Он целует и меня и Наташку в губы, как родных или как лидеров братских стран. Ощущение странное, конечно, но в рамках сохранения традиционных ценностей пусть будет, чего уж там.

— Галина э-э-э… сказала кхм… ты соскучился?

Он чуть поднимает брови, как бы удивляясь или радуясь. Малоподвижные губы кривятся в усмешке. Но выглядит это всё очень по-доброму и по-домашнему.

— Так точно, Леонид Ильич, — улыбаюсь я. — Соскучился. У вас всегда тепло и душевно. Но, если быть до конца откровенным, я ещё и поговорить с вами хотел… Тет-а-тет…

— Да-а? — удивляется он. — О чём же?

— Ну-у-у, — улыбаюсь я, — о конфиденциальном…

Ох, зря я это невыговариваемое словцо вытянул.

— Тогда… кхм… — кивает он. — Пройдёмся…

На Ильиче мягкий и удобный спортивный костюм. Он делает знак и ему приносят куртку и вязаную шапочку. Мы выходим на крылечко, а Наталья с Галиной остаются в доме. Двое охранников помогают спуститься с крыльца. Вернее, я и один охранник. За мою руку Брежнев хватается железной хваткой, а с другой стороны его поддерживает бодигард.

Когда ступеньки оказываются позади генсек, делает знак, и его сопровождающие отстают, пропуская нас вперёд.

— Ну, э-э-э… говори, кхм… — предлагает генсек медленно переступая по дорожке.

Он держит меня под руку и мы начинаем медленную прогулку.

— Вы у Ванги были? — спрашиваю я, и он резко останавливается.

— Ну, был, — говорит он после длинной паузы.

— Ходят слухи, что разговор не получился.

— Кхм… может… и так. А тебе зачем?

— Да… понимаете, Леонид Ильич… Я, конечно, не Ванга, но тоже кое-что важное вижу…

— Это… кхм… как? — глядя насмешливо и недоверчиво спрашивает Брежнев.

— Ага, — киваю я. — Бывает у меня такое. Видения.

— Какие… кхм? — поднимает он брови и просвечивает меня мутными стариковскими глазами.

— Например, в конце января Суслов умрёт.

— Кхм…

— Ещё вы поедете в будущем году в Ташкент. На авиазаводе люди набьются на мостки у самолётов, потому что будут хотеть вас увидеть. Те и не выдержат, обрушатся и прямо на вас. Перелом ключицы и рёбер, ушибы внутренних органов…

— Так… э-э-э… я же на пенсию… ухожу… кхм. Я думал э-э-э… ты меня с этим поздравить хотел…

— Хотел бы, да вас пока никто не отпустит. Потому что Романов никого не устраивает. Во-первых, у него в Ленинграде не всё хорошо, а, во-вторых, Суслов будет против, потому что сам хочет занять ваше место. Андропов — потому что считает, что Романов для страны больше вреда принесёт, чем пользы. Горбачёв…

— Кхм… ты, я смотрю, под чью-то дудку решил попрыгать?

Взгляд Ильича делается неласковым.

— Да я вижу кое-что, Леонид Ильич. Вы ведь и сами размышляли о необходимости реформ. Хотели президентскую республику делать. Может, и нужно было, но не в этом суть. Если в срочном порядке не начать умные и точные реформы, через несколько лет от Союза…

— Ты… Егор, знаешь пословицу? Кхм… не по Сеньке шапка…

— Поэтому я вот так приватно, исключительно вам и никому другому… Не уходите, Леонид Ильич. Побудьте ещё немного у руля. Без вас корабль качаться начнёт!

— Это… кхм… Андропов э-э-э… тебя подослал?

— Да я с ним с момента избрания не виделся.

— А кто?

— Я от себя, Леонид Ильич. Просто я…

— Ванга?

— Не совсем…

— Вот что, Ванга, кхм… то, что ты моё доверие э-э-э… решил использовать для кхм… поли… тических кхм… игр…

Он говорит не глядя на меня и знаменитое мягкое «г» звучит в этот момент совсем не мягко.

— Это… очень… э-э-э… плохо… Ты парень… кхм… хороший, но либо я тебя не разглядел, либо кхм… кто-то обработал. Тех, кто меня остаться… кхм… просит, я наперечёт э-э-э… знаю. Так что…