Без права голоса - Евгения Романчук

Оказалось, что в тот день Рустама оповестили, что его то ли невеста, то ли просто возлюбленная успела выйти замуж за другого, пока он плавал. Уточнить информацию мне так и не удалось, поскольку тем же днем парень сошел с корабля. Будучи весьма спокойным и уверенным в положительном исходе любой затруднительной ситуации, Рустам неожиданно для меня оказался в одном шаге от совершения непоправимого. Вот уж, правда говорят «В тихом омуте черти водятся», и наш грузинский ассистент повара стал живым тому доказательством.

Вообще, попав на судно, каждый в какой-то мере немного сходил с ума. Быть может, атмосфера перманентного праздника подталкивала людей совершать глупые, опрометчивые, а порой даже абсолютно бессмысленные поступки. К сожалению, я тоже не оказался исключением. Пройдя адаптацию и исследовав, так сказать, местный рынок, у меня завязался роман с одной из официанток. Веселая, добрая, общительная, а главное простая Крати была на девять лет меня моложе. Мне нравилось убивать с ней время, нам никогда не было скучно вместе, и не смотря на это, я понимал, что все несерьезно, по крайней мере таковым было мое отношение к ней. Через некоторое время, окончательно устав от пустоты и бесперспективности данной связи, у меня состоялся напряженный разговор с Крати о нашем разрыве и «возможностью остаться друзьями», как это обычно предлагается, но никогда не реализовывается. Крати раздосадовано плакала и проклинала меня, я же в свою очередь, как более опытный в любовных делах, понимал, что ей просто нужно время. Однако несколько дней спустя, прибирая одну из многих выделенных мне в смену кают, мое мнение кардинально поменялось. Как я понял по многочисленным исписанным черновикам, разбросанным по столу, кровати и полу, в той каюте проживал начинающий, а, быть может, уже известный в определенных кругах, писатель. Блестящие туфли на высоких каблуках, стоящие у входной двери, позволили мне судить, что это была женщина. Окончательно заскучав от монотонности своей грязной работы, я не удержался и заглянул в ее рукописи. У автора был мелкий почерк, и мне то и дело приходилось щуриться. Будучи абсолютно безразличным к чтению и редко видящий какой-либо текст, по какой-то непонятной мне причине я умудрился запомнить кое-что из прочитанного. При чем некоторые отрывки так сильно впились мне в память, что я смог пронести их через годы и не растерять. Из самого яркого было следующее:

«Депрессия — это когда ты начинаешь горько плакать над фильмом с Луи де Фюнесом в главной роли.

Депрессия — это когда даже эксгибиционист от твоего унылого взгляда не получает желаемого результата.

Депрессия — это когда ты боишься убить мошку, задумываясь над тем, есть ли у нее родственники, которые будут по ней скучать.

Депрессия — это когда с каждой последующей рюмкой ты понимаешь, что до нее было как-то лучше.

Депрессия — это когда заняться вроде нечем, а на фильмы и книги времени нет.

Депрессия — это когда в зеркало смотреть противно, а спорт тебя утомляет.

Депрессия — это когда ты уже еле влезаешь в свое любимое платье, а все равно то и дело хлопаешь дверцей холодильника.

Депрессия — это когда новости о чьих-то помолвках и беременностях воспринимаются как очередной проигрыш в номинации Оскар за лучшую женскую роль.

Депрессия — это когда ты не отвечаешь на телефонные звонки, а сама думаешь, что все как назло бросают тебя в такой неподходящий момент.

Депрессия — это когда тебе хочется пообщаться по душам с последним вонючим бродягой, валяющимся пьяным под прогнившим забором.

Депрессия — это когда даже сосед с параллельной улицы сочувствующе одаряет тебя взглядом, а ты твердишь направо и налево, что у тебя все лучше и быть не может…»

Все остальное было написано в таком же пессимистическом духе. Однако я почему-то не мог оторваться от чтения тех заметок. По мере того как я прочитывал один лист за другим, настроение мое кардинально менялось в сторону задумчивости, грусти, одиночества.

«Подступившись к моей пешке, скалится твоя ладья.Проигравши оппоненту, вдруг спрошу: «А как же я?»Ты там где-то в своем мире улыбаешься морозам,Я в сомненьях ужасаюсь не свершившимся прогнозам.Мы могли бы познать счастье, жить совместно душа в душу,И малейшие ненастья повыплёскивать наружу.Я сумела б стать навеки для тебя отличным другом,Той поддержкой, что отныне не сломить пустым испугом.Вдруг почудилось, как мило празднуем мы годовщины.Безразличны мне вовеки посторонние мужчины.Я б ждала тебя с работы, подогрев в кастрюле суп.Понимающе кивнула б фразе: «Как же мой начальник скуп!»Я увидела, как вместе провожали б мы закатИ, обнявшись, фильм смотрели, взявший вечером в прокат.Я представила, как летом мы бы ездили на юг,Как бы я тебя просила мне купить новый утюг.И дарил ты б мне букеты после ссор, на день рождение.Я б завязывала галстук, заработав уважение.И стирала б я рубашки, мирно штопала б носки,И холодную повязку наложила б на виски.А за дверью вдруг раздался б шорох дикой темноты,Не открыв ее, я знала б — на пороге будешь ты.Чьи-то ножки по паркету пробежали босиком.Детский голос звонким смехом все резвился б кувырком.Могло быть у нас все это. Прошлого мерцает свет,Там смеялись мы, не зная то, что будущего нет.Есть лишь день, где у вокзала тебя ждет твоя семья.Прячась в тень, вдруг прорыдала горькое: «А как же я?…»

Данный стих стал единственным выученным мною наизусть за всю свою жизнь. Знакомство с ним значительно растормошило меня морально, а мой, еле дышащий позитивный настрой, окончательно сломился одной отдельно написанной и обведенной в рамочку фразой:

«С каждым воспоминанием, с каждой надеждой, с каждым вздохом о тебе я подыхаю в мире, сжавшимся в одну жалкую ничтожную точку — я перестала дышать, когда ты отвернулся…»

И как только я это прочитал, я тут же вспомнил о бывшей жене, а стало быть, мигом побежал к Крати мириться. Поспешный, эгоистичный, необдуманный и совершенно бесполезный поступок. Таким и был я на том лайнере.

Это еще что? Вот если бы вы знали, что конкретно заставило меня обратить внимание на Крати, вы бы даже не стали меня слушать. Эта юная кокетка досталась мне в качестве выигрыша в покер. Сидя напротив нашего аниматора, который кроме меня был единственным оставшимся за столом, кто не спасовал, я улыбался, наблюдая за тем, как мой отчаявшийся соперник удрученно бегал глазами по картам, понимая, что у него не осталось больше средств, чтобы ответить на мою поднятую ставку. Немного поразмыслив, он вдруг сделал нечто такое, чего я никак не мог ожидать от человека, который двенадцать часов в сутки проводит на общение с детьми. Он поставил Крати, сказав, что давно уже ухаживает за ней, но если вдруг он проиграет, он готов будет отступить, и девушка, по его словам, «будет принадлежать мне, т. е. я смогу попытать с ней счастье». Я ответил, что данное право у меня и так уже было, но все же, к моему великому стыду, я принял ставку, с любопытством желая знать, чем дело закончится. Я не тянул никого за язык, а просто как обычно наблюдал, играя все ту же роль молчаливого свидетеля. Те разочарованные полные ужаса глаза мужчины, хватающегося за голову, я надолго запомнил. Мне казалось, он практически готов был рвать на себе волосы. А я все задавался вопросом, что же конкретно ему так больно было терять: деньги или все же девушку?

В тот же вечер я пригласил Крати пройтись со мной по палубе и посмотреть на звездное небо с каждым новым днем теплеющего апреля. Я уверен, что если бы не эта покерная партия, я не обратил бы на Крати никакого внимания, хотя, в принципе, она была в моем вкусе. Скорее жажда самого по себе выигрыша заставила меня, не раздумывая, принять его. Подло? Мерзко? Низко? Согласен со всем.

Я же говорю, на том корабле каждый по-своему трогался умом. И, зачастую, такое сумасшествие оказывало влияние на других. Признаюсь, мне доставалось больше обычного в виду специфичного состояния моих клиентов. Большая часть посетителей нашего бара совершенно не умело пить. Кто-то, пьянея, начинал сильно ругаться, кто-то приставал к окружающим, кто-то затевал драку, кто-то мирно засыпал за барной стойкой, а кто-то танцевал как недоразвитый и бил посуду. Но дальше всех пошел Чарльз Кимани, который после до дна выпитой бутылки текилы приревновал ко мне… Внимание! Свою несуществующую жену, которая, якобы, в тот вечер сидела рядом с ним, в то время как я как раз отчетливо видел, как этот лунатик все время был один. Более того, Чарльз никогда не был женат, и вообще ему по жизни крайне не везло с женщинами, они шарахались от него, как от холеры. Думаю, это из-за его неуклюжего умения делать комплименты дамам. В общем, в один из довольно напряженных для меня вечеров этот ревнивый Дон Жуан, по мере того как опустошалась бутылка, постоянно что-то бубнил себе под нос, а когда я подошел к нему, чтобы очистить стол от пустой посуды, он принялся истерически махать руками перед моим лицом, пока, в конце концов, не достал из внутреннего кармана пиджака пистолет и не нацелил его на меня. Неожиданно послышался громкий женский визг. Я даже не успел ничего сказать, не говоря уже о том, чтобы что-то сделать, как вдруг раздался сокрушительный звук спускающего курка. Осечка… Я словно остолбенелый не мог пошевелиться, лишь наблюдая за тем, как трое парней с соседнего столика подбежали к озлобленному Чарли, лихо выбили у него оружие и, заломив руки, положили кенийца на пол. Сказать, что я испугался — это ничего не сказать! Меня всего просто парализовало от страха. Когда Чарльза увели приводить в чувства, я зашел за барную стойку и налил себе рюмку водки, наполненную до краев. Это был первый и последний раз, когда я употребил спиртное на рабочем месте.