Исповедь советского хулигана - Владимир Антонович Тюменцев

захочу, и делать то, что посчитаю нужным. Нас привели в класс и рассадили за парты. Меня посадили с очень вредной девочкой. Начались притирки в классе. Я был достаточно большим и сильным по сравнению со своими сверстниками, но лидерство в классе меня особо не интересовало. На лидерство претендовали два брата-близнеца, тоже не слабые ребята. Мы в чем-то не сошлись во мнении, и они решили «поговорить» со мной после уроков. Началась драка прямо возле школы. Взрослые нас разняли, как щенков, и отправили в разные стороны. На следующее утро я вижу, что у входа в школу дежурят эти два брата, очевидно, со своей матерью, и высматривают в свои три глаза, вероятно, меня. Один глаз у парня от синяка так заплыл, что его вообще не было видно. Я скрылся в толпе жаждущих учиться и быстро пошел в обратную сторону. Пришлось прогулять этот день, потом второй, а потом к нам домой пришла учительница и предложила матери прийти в школу со мной прямо к директору. В кабинете директора мы прослушали лекцию о правилах поведения учеников в школе и выслушали варианты угроз. Когда меня завели в класс, все зашумели, как будто завели преступника. После этого случая меня никто не трогал. И мне все были безразличны, поскольку я водился с парнями с нашей улицы, которые почти все учились в нашей школе. Особенно не сложились у меня отношения с соседкой по парте. Когда она меня окончательно достала, я принес из дому белую мышь, которая жила у меня в банке. На перемене, вытрусив из ее круглого пенала все карандаши и ручки, я засунул туда несчастную мышь. Когда учительница предложила всем достать ручки и начать писать, моя соседка достала из пенала бедную белую мышь. Крик был неимоверный. А потом под визги девочек всем классом ловили моего испуганного зверя с красными глазками. Урок был сорван. На следующий день я с матерью опять был у директора. Он даже угрожал мне милицией, говорил, что такого в его практике еще не было, чтобы за месяц учебы в школе уже дважды состоялись наши встречи.

Зимой умер мой отец и я стал вообще беспризорный. После уроков я брал санки и с ватагой парней ходил кататься на горку. Мать приезжала на обед, ловила меня на горке и прямо с санями забирала к себе на работу. Она работала тогда на пивзаводе бухгалтером. Но и там я находил приключения на свою голову. Однажды, катаясь один на озере за забором завода, я провалился под лед. К счастью, пальто не успело намокнуть, и я смог сам выбраться на берег. Но шапка утонула. В таком виде я боялся появляться на глаза матери — до тех пор, пока не превратился в сосульку. Помню, как разбивали пальто на спине и вытаскивали меня из него, помню, как натирали холодным спиртом, помню, как после этого болел.

Летом меня отправили в дневной пионерский лагерь, который находился в парке рядом с нашим домом. Мы там завтракали, играли, обедали, спали, после полдника и вечерней линейки нас отпускали домой. В ресторане, где нас кормили, я случайно обнаружил холодильник с полным тубусом пломбира и вафельными стаканчиками. Весь наш отряд хорошо закусил мороженным после обеда. Я не был первым дегустатором на этом празднике жизни, а наказать решили только меня как первооткрывателя холодильника. Директор объявил, что «торжественно» выгонит меня из лагеря на вечерней линейке. Он думал, что я такого позора не переживу. Территория лагеря была окружена стационарными постройками, в которых стояли наши кровати. Вход и выход был только через ворота лагеря, которые закрывались, так что сбежать оттуда раньше времени не представлялось возможным. Когда все построились на вечернюю линейку, я за их спинами залез на крышу постройки и свысока наблюдал за этим балаганом. Вот директор подает знак вожатой, чтобы меня вывели перед строем. Она пошла меня искать и обнаружила на крыше. Предложила мне спуститься. В ответ я показал ей нос, как это делал Буратино, и скрылся. Помню, как мать тяжело вздохнула, когда я сообщил ей, что в лагере меня больше не желают видеть.

Во второй класс, от греха подальше, мать оформила меня в школу-интернат. Он находился в центре города, в старинном корпусе бывшего педагогического училища. Рядом находились спальные корпуса, большая спортивная площадка, сад, столовая. Учащимся выдавали одежду, школьные принадлежности, средства личной гигиены — все необходимое для нормальной жизни и учебы. Кормили хорошо. Наши учителя и воспитатели питались с нами из одного котла, наверное, за деньги. Правда, выглядели мы все одинаково, но это не мешало нам весело жить и заниматься разными делишками. Распорядок дня был следующим: подъем, умывание, зарядка, завтрак, занятия в школе, обед, до 16 часов — личное время, с 16 часов — самоподготовка домашних заданий под присмотром воспитателя, потом ужин, личное время до 22 часов и отбой. Половина детей в школе были городские, которые на воскресенье уходили домой. Сельские дети из старших классов могли на выходные уезжать домой или жили в интернате до каникул. В общем, казарменный режим. Это на меня так подействовало, что до 5 класса я был отличником. Меня даже наградили книгой с подписью и печатью самого директора с формулировкой: «За отличную учебу и примерное поведение». Последние слова в этой формулировке меня особенно расстраивали, так как они не соответствовали той внутренней энергии, которая бурно исходила из меня по выходным и в каникулы на нашей улице. Мы творили там всякие чудеса, дома жизнь наша была чудесной. Вести такую двойную жизнь мне было стыдно, и я стал проявлять в интернате свое многообразие.

Дальше я опишу отдельно похождения в интернате и похождения на улице, которые проходили параллельно, дополняя и обогащая друг друга.

Наш ералаш

Если вспомнить сейчас наши шалости в интернате, то их можно было считать безобидным озорством, по сравнению с тем, что порой там происходило. Надо понимать, что в интернате находился специфический контингент учащихся, которые иногда разбойничали, обворовывали подвалы и даже квартиры, грабили и избивали учеников близлежащей городской школы, дрались между собой или кого-то били. Имея дело с такими нарушителями, возможно, поэтому на мои шалости не так сильно реагировали, но и не оставляли их без внимания. Самым главным в таких шалостях для меня было не попасться в руки жертвам розыгрыша или свести все к несчастному стечению обстоятельств. Именно о десятой доле таких счастливых случаев мне хочется рассказать. А