Любовь. Пустыня. Ренуар - Владимир Брисов

– Сейчас мы пролетаем над похожим на кладбище городом Муйнак, ещё недавно центром рыбной промышленности Средней Азии. Сегодня в тень цехов рыбокомбината не заползают ни ящерицы, ни ядовитые змеи. Их сразу сжирают огромные крысы, размножившиеся на тоннах погибшей рыбы. Перед вами разрушенные, как после бомбёжки, жилые дома, скелеты бетонных промышленных строений, ржавые остовы кораблей. Я прошу пилота спуститься ниже… да, вот так хорошо видно. Посмотрите в люки на стелы при въезде в город и на бывшей набережной: на них изображены морские волны и рыбы, а на стеле при въезде в район ещё и голова коровы. Теперь всюду пески, море в 150-ти километрах. Единственные звуки города это жужжанье мух и страшный свист суховея, испепеляющего любую растительность. Город попал в туристический список «ужасов нашей планеты».

– Картина везде похожая: падёж скота, гибель посевов, отравленные пестицидами колодцы… В итоге нищета, рост детской смертности и онкологических заболеваний, массовое бегство из зоны экологической катастрофы. Голодные волки и шакалы подходят прямо к дверям домов.

– Всё ушло, в прямом смысле слова, как вода в песок. И эта беда выпала на долю всего лишь одного-двух поколений.

И вот, наконец-то, после нескольких часов полёта над бывшим морем, сжавшимся, как шагреневая кожа, пассажиры услышали: – Сейчас предлагаю размяться. Наш вертолёт садится на захваченную пустыней территорию, бывшего детского спортлагеря. Добро пожаловать в мир теней! – Светлана отложила микрофон, и слушавшие её москвичи сняли наушники. Коснувшись земли, вертолёт поднял в воздух песок с солью и пестицидами. Никто не спешил выходить. Ждали, пока осядет ядовитая пыль.

Дмитрий воспользовался паузой, чтобы произвести впечатление на Светлану, к которой чувствовал влечение. В его авантюрной деятельности женщины встречались постоянно. Хитрые – часто, наглые – ещё чаще, продажные – повсеместно, а вот умные, интеллигентные – уже забыл когда. Вертолёт затих, и Дмитрий подсел к Светлане:

– Из того, что сегодня показали, напрашивается вывод – одним вам не справиться. У Каракалпакстана нет ни ядерной, ни информационной кнопки, а СМИ уважают только страх и деньги. Вы попадёте в сводку международных новостей, если здесь совершит аварийную посадку самолёт английской королевы или Папа Римский вдруг упомянет вас в обращении «Urbi et Orbi» (Городу и Миру).

Дмитрий продолжал: – Даже в заезженных темах спутать Ирак с Ираном считается технической ошибкой, а Сомали с Мали – орфографической. Большинство граждан не смогут показать на карте, где воюют и гибнут их солдаты. Зато все знают о смене тренера сборной по футболу, и рекламируемом очередной «звездой» шампуне, который сама «звезда» никогда не рискнёт испытать на себе.

Дмитрий развивал эту тему: – Мне кажется, над Богом стоит Высший цензор, оценивающий всю информацию в съеденных чипсах, банках пива и мыльных пузырях. Благополучный Запад вспомнил о «в упор невидимой» Азии и Африке, только когда сотни тысяч беженцев ворвались в европейский Эдем. Пока в вашей стране не произойдут события, угрожающие благополучию сильных мира сего, никто ничего не узнает: люди боятся правду, спокойнее жить во лжи.

Светлана: – Я понимаю, что мы на краю Ойкумены и сегодня наш голос неслышен. А завтра обо всём придётся говорить в прошедшем времени: «было море, жили люди». Вообще история Мира непредсказуема. Сталин росчерком пера отдал Каракалпакстан Узбекистану. Будь мы, как прежде, Россией, многое решалось бы оперативно с помощью СМИ. Я пыталась заняться политикой. Но власть, не имея шансов обвинить меня в коррупции, распускает слухи о нетрадиционной сексуальной ориентации, поскольку в тридцать пять я ещё не замужем.

Дмитрий Новиков нашёл повод предать разговору шарм интимности и спросил: – А почему действительно в свои тридцать пять вы, такая умная, обаятельная, и не замужем?

– Да, да, как у Гоголя, «дама приятная во всех отношениях». – С улыбкой кивнула она. – А если серьёзно, то где их взять, женихов? Русскоязычные уехали, остались те, кто в пути на кладбище. Национальные кадры в быту своеобразны. Роль домашней прислуги «подай, прими, поди прочь» – не для меня. Таких, как ваш друг Темирхан, единицы. Это пожилые люди, прошедшие советскую интернациональную школу на фронтах Второй Мировой.

Начинаешь встречаться с женатым, сразу получаешь репутацию русской проститутки. А с такой репутацией насильно сажают в машину и, вдоволь поиздевавшись, выбрасывают голой на дорогу.

Она махнула рукой: – Замужество не простая история, как-нибудь в другой раз пожалуюсь на жизнь. Хотя вряд ли вам это интересно, вы сменили надоевшую тему гибели Арала и людей, связанных с ним. Это грустно.

– Так бегите туда, где ещё не разучились смеяться.

– Вы предлагаете мне, как маленькой девочке, закрыть ладошками глаза и поверить, будто ничего вокруг нет. Я не умею бежать без оглядки, я умею ждать, как в сказке спящая принцесса ждала поцелуя своего принца. (– А этот Дмитрий Новиков довольно симпатичный, – решила она, – не глуп, хорошо воспитан. Отец его занимался проблемами Азии на государственном уровне ещё при Советах. Отсюда держится уверенно, как раньше сказали бы, «барственно». По возрасту ей подходит – сорок четыре года. Разведён. Она посмотрела, когда оформляла паспорта. Чуть прищуренный цепкий взгляд человека, знающего цену жизни. Неплохо сложён, выше среднего роста. Располагающая к доверию улыбка. Брюнет, сохранивший седеющую шевелюру. Можно было бы увлечься. Хотя зачем я ему, только как интрижка в память о поездке?)

– Она не красавица, – думал Дмитрий, – но сколько природного шарма, сколько импровизации, искренности. Того, что называется породой, сквозящей в манере держаться, говорить, слушать. Родись она в другую эпоху, её портреты писали бы Боровиковский, Серов, Маковский, Крамской. Интересно, какая она в близком общении, в постели? При знакомстве с женщиной, помимо его воли, из инстинкта кобеля появлялся вопрос: – Я бы с ней переспал или нет? У него через эту оценочную категорию проходили женщины довольно широкого возрастного спектра.

Если женщина видит идущую навстречу элегантную шубку, ей хочется оказаться в ней. А если мужчина встречает интересную женщину, ему хочется оказаться с ней. Разница только в одном. Женщина с шубкой ищет массового внимания, а мужчина с женщиной ищет уединения.

Вторая часть

Мир теней. Странный Яша с пистолетом

Дмитрию не хотелось покидать вертолёт. За свою жизнь он устал от сцен Апокалипсиса. Назад, в Нукус, отрабатывать предоплату в долларах, остро необходимых ему для погашения долгов. Но, подчиняясь общему желанию размять затекшие ноги, он тоже ступил на твёрдую почву.

Над ними одиноко кружил чёрный коршун, знавший по опыту: там, где люди, там объедки. В тени камней прятались большеголовые ящерицы, да змея, испуганная вертолётом, спешила укрыться за барханами.

Площадь, раскалённая солнцем. На ней деревянные корпуса, ещё не источенные термитами, окна с белыми занавесками, мачта для подъёма флага. Казалось, в лагере тихий час. Вот он закончится, и вырвутся на волю орущие «цветы жизни». Одни начнут гонять мяч, другие плескаться в тёплых волнах, третьи, прячась за клубом, раскурят сигаретку.

Дмитрий потёр глаза, нет, не пригрезилось – на мачте реет красный флаг. От неожиданности вздрогнул, по громкоговорителю зазвучали бравурные песни времён Союза.

– Переутомился, – решил он, – бессонная ночь перелёта из Москвы в Нукус на самолёте, давно заслужившим пенсию. Плюс эта гремящая котлета, с воткнутой сверху ромашкой, называемая вертолётом. В нём чувствуешь себя частичкой пережаренного фарша. Точнее звучит английское жаргонное словечко «egg-beater» – взбиватель яиц.

Виктор, согласно командировочным бумагам, босс телевизионной группы, встал, как вкопанный. Обозначенная корреспондентом Ляля – двадцатидвухлетняя сексапильная блондинка, не зная о Советском прошлом, вообще не поняла происходящего. Она крутилась то влево, то вправо на высоких каблуках, утопающих в песке. Даже Эдик – угрюмый тридцатилетний телохранитель босса, с кейсом, пристёгнутым наручниками к левой руке, вышел из состояния медитации. Привычно сунул правую руку за пазуху пиджака, но, не обнаружив пистолета, растерялся.

Только что Светлана уверяла их, будто лагерь долгие годы пуст, как и школы, и рыбацкие посёлки, оказавшиеся в сотнях километрах от отступившего моря. Но кто же тогда устроил этот перфоманс? Или всё увиденное – любимая игра пустыни в миражи? А песни – галлюцинации? Не слишком ли много сюрпризов на нескольких сотках песка?

– В конце концов, успокаивал себя Дмитрий, реальны только рождение ребёнка и прощание с умершим. Нельзя младенца засунуть назад в живот матери и невозможно вдохнуть жизнь в покойника. А всё недолгое существование между рождением и смертью: политика, экономика, нравственность, вера…, – всё миражи, уносимые ветром времени.