Конан и осквернители праха - Леонард Карпентер

У Конана пульсировало в боку, кожу щипало: солнце уже подсушивало кровь. Осмотрев рану, он убедился, что болт в самом деле лишь оцарапал его. Убийственную силу предательского выстрела принял на себя бурдюк, располосованный во всю ширину. Теперь в нем оставались считанные глотки воды. Остальное растряслось на бегу... А он-то решил, что это кровь!

Ругаясь на чем свет стоит, Конан перетянул бурдюк, чтобы сберечь последние остатки бесценной жидкости. Потом подошел к телу Ювиуса. Было ясно, что он недооценил подонка. За что и поплатился. Ювиус, похоже, все эти дни постепенно сходил с ума. Сначала – от беспощадного, казнящего солнца. А потом (может, даже в большей степени) – оттого, что нахлебался воды умирающего моря.

Борода Ювиуса склеилась и поседела от высохшей соли: видно, вор пил морскую воду, не обращая внимания на ее вкус. Когда Конан нагнулся над трупом и вытащил свое оружие, оно вышло из груди мертвеца с жутковатым сухим скрежетом. На лезвии не было крови – только все та же соль, от соприкосновения с которой блестящая сталь уже начала местами чернеть.

...Но самый жестокий сюрприз поджидал Конана, когда он стал обыскивать мертвого вора в поисках похищенного перстня. Звезды Хоралы нигде не было видно!

Конан перерыл все еще раз. Перетряхнул каждую сумку, каждый кошель и карман. Прощупал каждый шов, каждую складку... Никакого толку! Задыхаясь от напряжения – ибо на солнцепеке каждое движение требовало невероятных усилий, – он перевернул оба тела, человеческое и конское, чтобы исследовать усыпанный мусором берег под ними. Ничего!

Он постоял над трупом Ювиуса, держа руку на рукояти кинжала и с сомнением разглядывая пухлое брюхо вора... Нет, решил он наконец. Кольцо со знаменитым сапфиром было великовато даже для этой прожорливой глотки. Без толку рыться у него в кишках.

Конан осмотрелся... Узкая, беловатая прибрежная полоса, пруды, причудливые соляные башенки... и с трех сторон – поблескивающая, чуть тронутая рябью водная гладь в туманном мареве миражей. Еще можно было бы обыскать небольшой участок суши на тот случай, если Ювиус, движимый хитростью или сумасшествием, куда-нибудь закинул кольцо. Огромный сапфир вряд ли затерялся бы даже среди этих трещин и кристаллов сверкающей соли. Но что делать с водой?.. Дюйм за дюймом прочесывать дно ядовитого моря?..

Вода была мелкой и прозрачной, словно стекло, а на дне виднелся слой светло-бурого пушистого ила. Конан попробовал ее на вкус, и его едва не стошнило. Та же мерзость, что и в прудах. Он извлек из поясного кошеля мелкую монетку, бросил ее в воду и стал смотреть, как она ляжет на дно. Попав в ил, монетка бесследно исчезла.

– Кром!.. – сказал Конан. Он говорил еще долго, но остальная часть его речи ни в коем случае не может быть воспроизведена на этих страницах. В самом деле, – притащиться в ад вроде здешнего, и ради чего?.. Чтобы упустить сокровище, а в довершение всех бед остаться еще и без воды?..

Потом он краем глаза отметил некое движение поблизости. Оказывается, высыхающее море было отнюдь не безжизненно. Какая-то извивающаяся тварь с широко разинутой пастью и змеистым хвостом – нечто вроде ската – с плеском вырвалась из воды и пролетела низко над поверхностью, словно камень, запущенный «блинчиками». Потом рыбина гулко плюхнулась обратно и ушла в глубину. К берегу побежали мелкие волны.

Конан последний раз цветисто помянул Крома, потом повернулся и пошел прочь...

Глава вторая

Могильные воры

Ветер пустыни бесцельно нахлестывал землю, словно возчик, направляющий к дому усталую, ко всему безразличную лошадь. Там, где вздымающийся склон рассекали сразу два глубоких оврага, несомый ветром песок изваял в обнаженных скалах целые ряды тонких шпилей, похожих на причудливые минареты. Когда между ними пролетал заблудившийся ветерок, слышались вздохи и перешептывания.

Из расщелины между двумя шпилями высунулась тупоносая голова ящерицы с медленно моргающими глазами. За головой последовало тело, приземистое, толстое, как у раскормленной домашней курицы. Под слоем солончаковой пыли блестела яркая радужная чешуя. Извиваясь, ящерица сбежала по каменистому склону на самое дно ущелья, где сквозь слой песка торчали бурые скелетики кустов.

Едва ли не из последних сил Конан-киммериец заполз в ущелье, по которому только что пробежала ящерица. Он был весь в пыли и очень ослабел от жажды. На нем еще болтались остатки бурнуса, обрезанного по колено, чтобы не мешал при ходьбе. С плеча свисал сморщенный бурдюк. Когда Конану случилось пить в последний раз, это была густеющая кровь его павшей кобылы. Не удивительно, что он проводил скальную ящерицу алчным взглядом охотника...

Он скатился следом за чешуйчатой тварью, уже не памятуя ни о какой осторожности. Попытавшись схватить ящерицу, он всем телом рухнул на нее сверху, ударился о песок и больно ободрался о длинные, как ножи, колючки куста. Сунув под себя руки, Конан нашарил чешуйчатое бьющееся тельце, сцапал его и вытащил добычу на свет Божий.

В руках у него был лишь сужавшийся к концу хвост. Хвост еще слабо подергивался. Конан поднял глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как все остальное удирало под кучу камней в нескольких шагах от него.

От жажды в голове стоял шум. Конан присмотрелся к оторванному хвосту. Он показался ему сухим и ороговевшим, но какую-то капельку жидкости из него все же можно было выжать. Он приложил хвост к губам и стиснул его в кулаке...

И тут совсем рядом с ним раздался голос!

– Как по-вашему, это человек или нет? – густым насмешливым басом спрашивал мужчина, восседавший на мохнатом горбу верблюда. «Корабль пустыни» неподвижно стоял возле каменной стены каньона. – Может, это песчаный троглодит, порождение бесплодных пустынь?..

Всадник, закутанный в дорожный плащ, был коренастым, белокожим и светловолосым. Несомненно, северянин, хотя сладкозвучная шемитская речь без запинки лилась из его уст.

– А я, Осгар, слыхал еще и другое... – Из-за поворота появился другой верблюд, поменьше, и на спине у него тоже сидел всадник. – Говорят, дикие горные обезьяны иногда похищают человеческую одежду и напяливают ее на себя, особенно когда у них мех выпадает от парши или чесотки...

– Воды!.. – прохрипел Конан, вложив в одно короткое слово всю гамму чувств. Кое-как он поднялся на ноги и прохромал к ближайшему верблюду, не сводя глаз с замызганного бурдюка, висевшего у северянина при седле.

– Эй, погоди-ка! – воскликнул Осгар и дернул поводья, так что его пустынный скакун попятился прочь. – Вода, если ты заметил, в здешних местах изрядная редкость! – И он нахмурился, с напускной суровостью глядя на киммерийца с высоты седла. – Мы по роду своих занятий торговцы, а это значит, что просто так мы своего имущества не отдаем. Что ты можешь предложить нам взамен?