Если бы ты был здесь - Джоди Линн Пиколт

Как и то, что Сэм выкупил работу Тулуз-Лотрека из частной коллекции и преподнес ее Китоми в качестве свадебного подарка.

Но лишь немногие знают, что сейчас она продает свой подарок на уникальном аукционе «Сотбис» и что именно я закрыла эту сделку.

– Ты все еще планируешь отправиться в отпуск? – спрашивает Китоми, прерывая мои размышления.

Я говорила ей о нашей поездке? Что ж, вполне может быть. Но я не в состоянии отыскать хотя бы одну логическую причину, по которой ее должно это волновать.

Откашлявшись (мне платят не за то, чтобы пялилась на искусство, а за то, чтобы продавала его), я наклеиваю на лицо улыбку.

– Всего на две недели, и сразу по возвращении мы начнем подготовку к вашему аукциону.

У меня странная работа – мне приходится убеждать клиентов расстаться со своим любимым произведением искусства, а это значит осторожно балансировать, словно в танце, между хвалебными одами шедевру и клиентам, заверяя их в правильности принятого ими решения выставить его на продажу.

– Если у вас есть какие-либо опасения по поводу передачи картины в наш офис, то уверяю, переживать не стоит. Обещаю, что лично прослежу за упаковкой и встречу вашу картину в пункте назначения. – Я оглядываюсь на холст. – Мы найдем ему идеальный дом. – Я произношу эти слова, словно даю клятву. – Что ж, вернемся к оформлению бумаг?

Китоми смотрит в окно, затем поворачивается ко мне:

– Да, кстати, насчет них.

– Что значит «она не хочет продавать»? – Ева смотрит на меня поверх своих знаменитых очков в роговой оправе.

Ева Сент-Клерк – мой босс, мой наставник и настоящая легенда. Она руководит отделом «Имп-мод», занимающимся продажей работ импрессионистов и произведений современного искусства. Она та, кем я хотела бы стать к сорока годам, и до этого момента мне очень нравилось ходить у своего учителя в любимчиках и быть надежно укрытой крылом его опыта.

– Я так и знала. Кто-то из «Кристис» добрался до нее, – прищурившись, изрекает Ева.

В прошлом Китоми продавала принадлежавшие ей произведения искусства через «Кристис», главного конкурента «Сотбиса». Справедливости ради стоит заметить, что все мы были уверены: именно через них она продаст и Тулуз-Лотрека… пока я не сделала кое-что такое, чего не следовало бы делать младшему специалисту, и не убедила ее в обратном.

– «Кристис» тут ни при…

– «Филлипс»? – спрашивает Ева, приподнимая брови.

– Нет. Ничего такого. Она просто хочет взять тайм-аут, – уточняю я. – Она переживает из-за вируса.

– В смысле? – ошеломленно спрашивает Ева. – Картина вряд ли сможет им заразиться.

– Нет, а вот участники аукциона – запросто.

– Что ж, я уговорю ее слезть с этого подоконника и не прыгать из окна, – говорит Ева. – Ради всего святого, свою заинтересованность в покупке уже подтвердила чета Клуни, Бейонсе и Джей-Зи.

– Китоми также переживает из-за обвала фондового рынка. Она уверена, что ситуация ухудшается, и притом стремительно. Вот почему она хочет немного переждать… Как говорится, береженого Бог бережет.

Ева потирает виски:

– Ты же в курсе, что мы уже слили информацию об этой продаже. «Нью-Йоркер» практически опубликовал об этом статью.

– Ей просто нужно чуть больше времени, – отвечаю я.

Ева отводит взгляд, разговор для нее уже закончен.

– Можешь идти, – велит мне она.

Я выхожу из ее кабинета и попадаю в лабиринт коридоров, заставленный полками с книгами, по которым я изучала историю искусств. Я работаю в «Сотбисе» шесть с половиной лет – семь, если считать стажировку, которую проходила во время учебы в Уильямс-колледже. Сразу после окончания колледжа я поступила в их магистратуру на программу «Арт-бизнес». Я начинала аспирантом, затем стала младшим каталогизатором в отделе импрессионистов. Моя работа заключалась в том, чтобы провести предварительную проверку поступающих к нам картин. Я изучала, над чем еще, помимо указанного произведения, художник работал примерно в то же время и за сколько продавались подобные работы, иногда делала черновик описания для каталога. Хотя сегодня весь остальной мир уже давно перешел на цифровой формат, мир искусства по-прежнему выпускает аналоговые каталоги, красивые, блестящие, очень подробные и чрезвычайно важные. Теперь же, став младшим специалистом, я выполняю различные поручения Евы: посещаю произведения искусства, что называется, на дому и отмечаю их изъяны, точно так же, как вы изучаете арендованный автомобиль на предмет вмятин, прежде чем подписать договор аренды; слежу за упаковкой картины и сопровождаю ее на пути из родного дома в наш офис; иногда составляю компанию своему боссу на встречах с потенциальными клиентами.

Внезапно из двери, мимо которой я прохожу, появляется чья-то рука, хватает меня за плечо и увлекает за собой в кладовку.

– Господи! – выдыхаю я, чуть не падая на Родни, моего лучшего друга здесь, в «Сотбисе». Как и я, он начинал стажером. Однако, в отличие от меня, Родни продолжил свою карьеру не в отделе продаж. Теперь он проектирует и помогает создавать помещения, где произведения искусства выставляются перед началом торгов.

– Это правда? – спрашивает Родни. – Ты упустила картину «Козодоев»?

– Во-первых, это не картина «Козодоев». Она принадлежит Китоми Ито. А во-вторых, как, черт возьми, ты узнал об этом так быстро?!

– Слухи, дорогуша, – то, на чем держится вся наша индустрия, – парирует Родни. – Они распространяются по этим коридорам быстрее, чем грипп. – Он секунду колеблется, а затем продолжает: – Ну или, если хочешь, коронавирус.

– И вовсе я не упустила, – я делаю акцент на последнем слове, – Тулуз-Лотрека. Китоми просто хочет, чтобы сначала все немного утряслось.

Родни складывает руки на груди:

– Думаешь, это произойдет в ближайшее время? Между прочим, вчера мэр объявил чрезвычайное положение.

– Финн сказал, что в городе всего девятнадцать случаев заражения.

Родни смотрит на меня так, словно я только что призналась, будто все еще верю в Санту: со смесью недоверия и жалости.

– Я одолжу тебе один из своих рулонов туалетной бумаги, – заверяет меня он.

И тут я замечаю за его спиной нанесенные на стену шесть различных оттенков золотой краски.

– Какой тебе больше нравится? – проследив за моим взглядом, интересуется Родни.

Я указываю на полоску краски посередине странной композиции.

– Что, правда? – прищурившись, уточняет он.

– Подо что ты собираешься покрасить стены в золотой?

– Под предаукционную выставку средневековых рукописей.

– Тогда вот этот. – Я киваю на полоску рядом с той, на которую указала чуть ранее. Они ничем не отличаются друг от друга. – Сходишь со мной в «Святого Амвросия»? – умоляю я.

Это кафе на верхнем этаже нашего здания, где подают сэндвич с прошутто и моцареллой, который может стереть из моей памяти выражение лица Евы.

– Не могу. Сегодня у меня на ланч попкорн.

В комнате отдыха есть бесплатный попкорн