Имперский маг - Оксана Ветловская

С тех пор работа продвигалась вяло. Этим летом дела пошли вовсе скверно — ученики Кауфмана уходили на фронт, самого профессора мучила застарелая язва желудка; у него и сейчас резало под ложечкой. Третьего дня пропал лучший археолог из его группы. Отправился поутру прогуляться по окрестностям и не вернулся — а Кауфману накануне приснился отвратительный сон: молодой археолог лежал навзничь в мелкой речной заводи, мальки вспарывали красновато-мутную воду над его лицом и юркали в глубокую кровавую яму на месте горла. Кауфман потом ходил к той заводи — за ольховой рощей, неподалёку от капища. Он недолго всматривался в прозрачную воду: чудилось, кто-то за ним наблюдает с другого берега — где повсюду высились гладкие, отвесные каменные склоны. Крутые откосы из золотистого песчаника зыбким сумрачным отражением опрокидывались в реку, уходя в тревожную тёмную глубину.

Парень внимательно глядел на Кауфмана сквозь криво сидящие на носу очки, пока тот рассказывал, как нашёл Зонненштайн. Несколько веков тому назад капище, находящееся в низине, было затоплено разлившейся рекой, но из-за недавно построенной плотины река сильно обмелела. Первыми сооружение обнаружили жители близлежащей деревеньки Рабенхорст, они-то и сообщили о торчащих из песка и высохшего ила огромных камнях группе Кауфмана, раскапывавшей под Штайнхайдом древние захоронения.

— Что за захоронения?

— Первый-третий века нашей эры. К сожалению, могильник был полностью разграблен.

Парень протянул руку к папке с чертежами и картами, которую Кауфман носил с собой целое утро.

— Позвольте взглянуть.

Юноша принялся рассматривать план капища.

Тем временем они обогнули внешний ряд мегалитов, обходя раскопы возле камней, вышли к восточному краю капища и направились к алтарю.

Кауфман любил повторять, что Зонненштайн похож на британский Стоунхендж. Принцип планировки был, действительно, тот же: огромные каменные конструкции огораживали пустое пространство широким кругом, а в центре имелось подобие алтаря. Но различий было больше, чем сходных мотивов. Вместо трилитонов площадку окружали гигантские цельнокаменные плиты, поставленные на ребро. Они располагались в три ряда в строжайшей последовательности: их высота увеличивалась по мере отдалённости от жертвенника (плиты внешнего круга были выше восьми метров), и, кроме того, расставлены они были таким хитрым способом, что с любой точки площади в проёмах между мегалитами первого ряда можно было видеть все последующие. Вообще же, Зонненштайн с трудом подходил под определение кромлеха: слишком явно и широко был разомкнут каменный круг, образуя две отдельные дугообразные части, — и это притом, что в целом, в отличие от Стоунхенджа, постройка была завершённой, и она нисколько не пострадала — следовательно, в задачу древних строителей входило именно то, что два крыла их грандиозного творения будут раскрыты, словно ладони, навстречу восходу солнца. Плиты при внимательном изучении оказались не прямыми, а выпуклыми или вогнутыми, и это тоже, вероятно, было сделано нарочно: качество обработки поражало, камни изумляли гладкостью, невзирая на прошедшие тысячелетия, — для этого сооружения время будто остановилось. Центральная часть капища, с алтарём, была вымощена удивительно точно подогнанными друг к другу прямоугольными кусками тёмно-серого гранита. Ни на одном из монолитов не виднелось никаких высеченных изображений. Без сомнения, комплекс являл собой нечто совершенно исключительное.

— Главная проблема вот в чём, — рассуждал Кауфман. — Все наши находки до странности однообразны. Кости животных, несколько римских монет… И ничего больше. Трудно поверить, что люди на протяжении тысячелетий избегали капища и его окрестностей. Думаю, если б мы расширили территорию раскопок, то наверняка обнаружили бы немало интересного, но у меня не хватает рабочих рук…

— Погодите, а это что такое?

Они стояли на западном краю обнесённой каменными плитами круглой площади. Берег полого, почти незаметно спускался к реке, жарко блестевшей на перекатах. На той стороне реки от самой воды в небо на головокружительную высоту вздымалась отвесная скала из песчаника, ярко-жёлтая на солнце. Она далеко раскинулась вширь, ровным изгибом охватывая поворот русла, так что, если смотреть с высоты птичьего полёта, излучина реки и низина на противоположном берегу лежали в ней, словно в чаше. Склоны утёса, без единого уступа, были столь гладкими, что казались едва ли не отшлифованными на манер мегалитов капища.

— Что это?

— Простите, где? — не понял археолог.

— Вон, впереди. Стена… — заворожённо произнёс парень.

— Какая стена? — недоумевал Кауфман.

— Да вот же, вон какая огромная!

— Ах, это, — махнул рукой археолог. — Нет, это-то вовсе не стена. Природное образование. О да, я полностью с вами согласен, впечатляет, и ещё как впечатляет. Но к рукотворным объектам не имеет никакого отношения. По сути, это самая обыкновенная скала. Местные жители именуют её Штайншпигель.

— Каменное зеркало? Поэтичное название. А ведь, действительно, будто зеркало… Не могла ли она в древности подвергнуться архитектурной обработке? Вы только поглядите, она же идеально вписывается в этот комплекс. Все эти каменные пластины святилища, они ведь словно вариации на одну тему…

Кауфман позволил себе скупо улыбнуться: не в первый и не в последний раз ему приходилось объяснять всяким профанам от археологии, что именно древние строители, с научной точки зрения, способны были создать, а что — нет.

— При всём моём уважении к мастерству древних германцев, здесь будет метров тридцать в высоту и бог знает сколько в ширину. Даже при современной технической оснащённости крайне сложно проделать работу такого масштаба. Да и нужно ли? Это творение природы. Разумеется, нельзя исключать, что в древности скала была объектом религиозного поклонения и мегалиты капища создавались как имитация священной скалы.

— Но вы посмотрите, какая она ровная.

— Ветра и дожди порой работают лучше камнетёсов. Всё-таки вы наверняка провалились бы у меня на экзамене… герр… Штернберг.

— Разве я стал бы говорить такое экзаменатору? — Парень усмехнулся, тряхнул головой. — Да, да… Разумеется, вы правы. — Он перевёл взгляд на чертёж. — А что здесь обозначают пунктирные линии и точки?

— Углубления и отверстия в плитах мощения. Пока нам не удалось выяснить, для чего они предназначались. Вероятно, для каких-то временных деревянных сооружений. Я предполагаю, в них устанавливались опоры для навеса над жертвенником…