Дни и ночи Невервинтера - М. Волошина

Глава 2. Тайна замка Лоннсборг

Эйлин предстояло быть на вахте в предутренние часы, как они и уговаривались с Бишопом. Для нее это не составляло труда, ей часто не спалось в такое время. Тихие предрассветные часы были наполнены для нее особым волшебством. Ее душа впитывала его, рождая новые, более сильные песни и заклинания. Но сейчас она была занята не этим. Она просто смотрела на костер, прислушивалась к звукам леса, вдыхала густой, теплый, уже не ночной, но еще не совсем утренний воздух, и в голову ей сами собой приходили какие-то глупые, наивные стишки.

Эйлин взглянула на спящих мужчин. В эту теплую ночь они легли поверх спальных мешков, не укрываясь. Сон Бишопа был неспокойным, как будто он даже во сне то догонял кого-то, то сам убегал. Он никогда не отстегивал на ночь ножны с кинжалом. Касавир лежал на спине, подложив руку под голову. Он снял тяжелый нагрудник, оставшись в одной кольчуге. Тонкая и прочная эльфийская кольчуга на мягкой подкладке обтягивала его рельефную грудь и плечи, как легкий доспех. Дыхание его было глубоким и размеренным. Казалось, не бывает сна безмятежнее. Эйлин задумалась. Что же произошло вчера такого, что заставило ее покраснеть? Он просто сидел рядом и смотрел на нее. Он даже не обнимал ее за талию и не шептал на ушко пошлости, как это делает Бишоп. И все же, смутил ее так, как не удавалось ни одному мужчине. Профессия барда — не для застенчивых девушек, это уж точно.

Вдруг по его лицу словно прошла тень. Касавир зашевелился. Эйлин поспешно отвернулась. Не хватало еще, чтобы он узнал, что она разглядывала его. Он и в самом деле проснулся и, посидев некоторое время в оцепенении на своем ложе, придвинулся к Эйлин и тронул ее за плечо.

— Касавир? — тихо сказала она, стараясь выглядеть непринужденной. — Сейчас моя очередь дежурить.

— Да, я знаю, — ответил он шепотом. — Мне нужно поговорить с тобой. О многом. — Он показал на Бишопа. — Давай отойдем подальше отсюда.

Они отошли к ручью, откуда было хорошо видно лагерь. Касавир сделал несколько больших глотков воды, затем они сели рядом на поваленное дерево.

— О чем ты хотел поговорить, Касавир?

Паладин глубоко вздохнул.

— Я… думал о том, что ты сказала вчера. Ты упрекала меня в том, что я что-то скрываю, не доверяю тебе. Ты права, я действительно многое скрываю, и у меня действительно была причина прийти сюда за Бишопом. Кроме заботы о тебе.

Эйлин молчала. Пару минут Касавир собирался с мыслями и, наконец, заговорил.

— Помнишь, Бишоп спрашивал меня, уж не думаю ли я, что это мой лес? Так вот, он действительно когда-то был моим.

— То есть?

— Я — последний из рода Лоннсборгов, — тихо сказал Касавир.

— Касавир, что ты говоришь? Здешний замок пустует уже, кажется, целую вечность. Удивительно, как он еще не развалился.

— Просто послушай меня, не перебивая, — твердо произнес он. — Я принял решение и доведу дело до конца, даже если это будет стоить мне твоего уважения. Я не могу скрывать это, зная, что ты в любой момент можешь узнать мою историю от кого-то другого.

Касавир рассказал ей о том, как он в юности потерял родителей и волей умирающего отца оказался женатым на прекрасной молоденькой Марбл.

— Значит, у тебя была жена? Но где же она теперь? Что случилось? — стала расспрашивать Эйлин.

Он снова вздохнул.

— Это самая горькая часть моей истории. Незаживающая рана, которую я по глупости нанес сам себе. Но мои страдания — ничто по сравнению с тем, что пришлось испытать моей жене.

Касавир наклонился, зачерпнул воды из ручья и отер лицо.

— Марбл очень любила меня, буквально боготворила, готова была исполнить любой каприз. Несмотря на юные годы, она прекрасно справлялась с делами замка и с прислугой. Любому человеку жизнь с такой женой показалась бы подарком судьбы. Но не мне. Я был семнадцатилетним лоботрясом, когда женился на ней, юной и… неопытной.

Он немного помолчал, оперев локти на колени и глядя на свои чуть дрожащие руки, большие, грубоватые, с выступающими венами. На средний палец левой руки был надет зачарованный перстень, усиливающий божественную ауру, который Эйлин подарила ему после одной заварушки. Он прекрасно чувствовал своего хозяина и начинал светиться, когда паладин испытывал ярость в бою или волнение. Вот и сейчас по его поверхности проползла красноватая змейка.

— В общем, поначалу она меня даже забавляла. Мне было приятно, что юное создание готово угодить мне во всем. Но я не любил ее по-настоящему, да и не был в те годы способен на такое чувство. И в какой-то момент она мне просто наскучила.

Эйлин не смотрела на Касавира. Ее воображение рисовало юную прелестную Марбл, а рядом с ней — молодого наследника замка, искушенного в плотских развлечениях и скучающего со своей женой. Неужели это — о нем, немногословном, внешне абсолютно бесстрастном и откровенно не интересующемся женщинами человеке? Эйлин вспомнила его вчерашний взгляд, который заставил ее застесняться. Нет, в нем не было ничего ТАКОГО, в этом она уверена. Она бы почувствовала. Дело было, скорее, в ней самой.

Касавир продолжал.

— Я стал искать развлечений. Пиры, турниры… острые ощущения. Недостатка в этом не было. — Он смущенно пожал плечами. — Я был молод.

Девушка украдкой взглянула на него. Наверное, он был красив. Высокий широкоплечий парень с густыми, черными, чуть вьющимися волосами, благородным профилем, тонким изгибом бровей, открытым взглядом ярко-голубых глаз и по-юношески пухлыми губами. Страстный, импульсивный, любящий жизнь. Он в чём-то изменился внутренне, но и сейчас ничуть не потерял своей великолепной формы. И ни проблески седины в волосах, ни жесткая складка между бровей, ни мелкие морщинки вокруг уставших печальных глаз не портят его зрелой, суровой мужской привлекательности.

Паладин машинально провел тыльной стороной пальцев по подбородку, раздраженным жестом человека, привыкшего к ежедневному бритью. У Эйлин возникло странное желание прикоснуться и ощутить эту колкость своей ладонью. Она внутренне одернула себя: «Как маленькая, будто взрослого мужчины не видела». А паладин продолжал говорить, тяжело роняя слова.

— Прости меня за то, что я говорю при тебе такие вещи, — сказал он, — поверь, после отца Иварра ты первый человек, которому я это рассказываю. И мне это очень нелегко.

— Не переживай, — спокойно ответила Эйлин, — я не в монастыре воспитывалась.

— Хорошо… если так. Хоть бы раз жена дала мне пощечину или набросилась с руганью. Нет. Она молча терпела все мои выходки, грубость и невнимание к ней. Даже её беременность не остановила меня, последнего отпрыска старинного рода. Однажды я, как обычно, поехал в город. И, как обычно, вернулся утром. Ворота были открыты. Но никто меня не встретил. Ни стражники, ни слуги. Я был более чем удивлен. Войдя во двор, я понял, почему меня не встречали. Все было залито кровью. Повсюду валялись тела. Многие из них обгорели, очевидно, среди нападавших были маги… До сих пор меня преследует этот тошнотворный запах смерти, крови и обгоревших тел. Мгновенно протрезвев, я побежал внутрь замка, в спальню жены.

Касавир закрыл лицо руками. После долгой паузы, отняв руки от лица, он снова заговорил. Его голос звучал глухо и монотонно, взгляд широко открытых глаз был устремлен «в себя». Лишь судорожно сплетенные пальцы с побелевшими от напряжения костяшками, усилившееся свечение перстня и выступившие на лбу капельки пота выдавали его эмоции.

— Она лежала на полу около кровати, в луже крови. Ее одежда была изорвана, а тело буквально искромсано ножом. Она была на седьмом месяце… на меня что-то нашло, я опустился перед ней на колени, стал трясти ее, прижимать ее тело к своей груди, как будто ее можно было оживить. Я ведь до этого никогда не видел настоящей смерти — вот такой, когда разумное, думающее, чувствующее существо вдруг превращается в кусок мяса. Видит бог, я не любил ее, и не виню себя за это, но она и наш ребенок не заслуживали такой смерти. Я, хозяин замка, не смог защитить их. В таком положении меня и нашли двое уцелевших стражников. Они были ранены, но пытались оторвать меня от тела жены, увести. А я продолжал кричать, прижимая ее к себе, пока не охрип и не выплакал все слезы.

Он помолчал и тихо сказал:

— Видимо, тогда я их выплакал на всю жизнь вперед.

Эйлин не в силах была произнести ни слова. Настолько ужасной была картина, представившаяся ее воображению.

— Потом они рассказали мне, как все произошло. На замок напала большая банда разбойников. Их было не меньше полусотни. Тогда в замках не держали большую стражу. Поэтому разбойники легко расправились с ними. Стены замка высоки и прочны, и если бы только ворота были закрыты… но, когда к воротам подъехал всадник, стража решила, что это я, пьяный, не в состоянии вымолвить ни слова. Возможно, бандиты знали о моих привычках. Причин проявлять особую бдительность не было, об этих разбойниках в наших краях никто никогда не слышал. Ворота открыли, и разбойники заполонили двор замка, убивая всех, кто попадался на пути. Стражники были перебиты, большинство слуг разбежалось, а самые верные и те, кто не успел убежать, не смогли избежать смерти. Конечно, все ценное из замка увезли, но это меня уже не интересовало.