Правила совместного плавания - Сергей Адамович Колбасьев

духота, что голова плывет на размахах качки и всё тело немеет, а в наушниках всё та же кипящая каша, и до конца вахты осталось целых пятьдесят минут.

На столе журнал, и в журнале надпись: в таком-то часу вахту принял. И больше ничего. Решительно ничего. Хоть бы что-нибудь наконец случилось! Какое угодно происшествие!

И точно в ответ пришел голос:

— Кактус! Кактус!

Теперь началось происшествие, и Семилякин выпрямился. Теперь нужно было не прохлопать.

— Принимайте радиофонограмму!

И пошли сплошные цифры.

Что же, дело привычное. Но на одной из групп ударил длинный разряд. Шестнадцать ноль три или семнадцать ноль три?

Кончает, переходит на прием. Нужно переспросить. Положил карандаш и включил рубильник. В окнах передатчика, постепенно светлея, загорелись, лампы, и в наушниках пошел ровный фон. Взглянул на антенный амперметр: всё в порядке.

Наклонился к микрофону, заговорил, но вдруг перестал слышать с приемника свой голос. И даже фон пропал.

Что такое? Лампы горят, а на амперметре — ноль. Почему? Что-то с передатчиком, но что именно? И как теперь переспросишь? Вот тебе и происшествие!

Семилякин почувствовал, что холодеет, и схватился за микрофонный шнур. «Какая глупость! Ведь дело совсем не в микрофоне». Вспомнил: под током может еще что-нибудь сгореть, и вырубил питание.

Потом сорвал со стены телефонную трубку и с размаху ударил ею по наушникам: забыл их снять. Наконец распутался.

— Центральная, — ответил телефон.

— Старшину!

— Старшину? А зачем он тебе нужен?

— Авария. — И Семилякин повесил трубку, машинально снова надел наушники, закрыл лицо — руками и локтями оперся о стол.

Мог где-нибудь нарушиться контакт, могло пробить какую-нибудь изоляцию. В самом передатчике или внизу, в умформере питания, или по дороге, в кабелях и распределительном щите. Сколько времени потребуется на чтобы разыскать и привести в порядок? И как быть с депешей?

Тихо звонила детекторная лампа, и далекий голос Ленинграда говорил: «Слушайте концерт граммофонной записи». А за переборкой гудел ветер и тяжелая волна билась о борт. И билось сердце. С такой силой, что не давало дышать.

Скрежеща, раскрылась стальная дверь. На пороге стоял бледный старшина радист Козловский:

— Что за авария?

— Вот, товарищ старшина. — И Семилякин протянул депешу. — А переспросить не вышло. Передатчик…

Больше Семилякин выговорить ничего не мог.

— Сопли распустил! Отойди!

Козловский оттолкнул Семилякина, ухватился за переговорную трубу:

— На мостике! — И, когда мостик ответил: — Рассыльного в радиофон!

— Она ж неправильно принята, — пытался протестовать Семилякин. — Как же так?

— Она ждать не может. У непонятных групп поставишь вопросительный знак, а там…

Но Семилякин поднял руку:

— Опять вызывают.

— Кто? — неожиданно тихо спросил Козловский.

— «Кострома». — И после небольшой паузы: — Дает для проверки.

— К черту!

Козловский снова вспылил, и снова его прервали. В раскрывшейся двери стоял рассыльный. С него текла вода, и он жмурился от света:

— Здорово, радисты! Что новенького?

— Получай! — И Козловский протянул рассыльному синий листок.

Лицо у него при этом было такое, что рассыльный покачал головой:

— Эх, вы! В тепле живете, а зады холодные. — Махнул рукой и ушел.

Козловский даже задрожал, но сдержался. Потом все-таки обрушился на Семилякина:

— Рот закрой! И другой раз чтобы депеши сразу на мостик! Службу помнить надо!

Здесь следует отметить, что Козловский сам забыл службу. Приступил к ремонту передатчика, но вахтенному командиру о случившейся аварии не доложил.

5

Стаканы приходилось наливать неполными и блюдечки придерживать рукой.

— Ну, механик, — спросил командир дивизии Плетнев, — живешь?

— Живу, — ответил старший механик Овчинников. — Разрешите второй, — и протянул пустой стакан Клесту, по положению сидевшему на председательском месте.

— Положим, что четвертый, — заметил Клест, осторожно поднимая чайник.

— Какие же это стаканы? — запротестовал Овчинников. — Одно баловство.

— А как турбовоздушный? — всё еще балансируя чайником, спросил Клест.

— Наливай, наливай, — вмешался Плетнев. — Служить потом будешь.

— Турбовоздушный? — Овчинников улыбнулся: сегодня он мог гордиться своим свежеотремонтированным турбовоздушным насосом. — Работает как часы.

Клест тоже улыбнулся, но невесело. После всего, что случилось на мостике, он чувствовал себя неладно. У него от ветра горело лицо, но ему казалось, что он краснеет от какой-то неловкости.

— Есть такая поговорка, — сказал он, — работает как часы: идет, идет и станет.

— Фу! — ответил Овчинников, ожегшись чаем.

— Вот язва, — усмехнулся Плетнев. — А ты его не слушай, механик. Подуй и пей на здоровье.

Наступила тишина. Глухо гудело за бортом море, уютно шипело паровое отопление, и позвякивали стаканы.

Хорошо пить чай, сменившись с ходовой вахты, изнутри прогреваться после нестерпимого ветра, хлестких брызг и постоянного напряжения. Пить и знать, что вот допьешь — и сразу же на койку, где совсем чудесно.

— Да-а! — удовлетворенно произнес вахтенный командир Ельцов.

Значительно менее приятно пить, помня, что после чая нужно снова идти наверх, в темень и стужу.

— Да? — переспросил Клест, которому предстояло еще два часа стоять на мостике за командира корабля. — Может быть, вы уточните? Означает ли «да», что нужно сперва давать уменьшение хода в машину, а потом поднимать шар, или наоборот?

— Это ты насчет чего? — поинтересовался Плетнев.

— Да вот, товарищ командир дивизии, у нас с Ельцовым на мостике спор вышел по поводу того, как ход уменьшать.

Плетнев потер подбородок, что у него было признаком озабоченности:

— Ну, вышел спор. Ты, надо думать, ему всё разъяснил. Зачем еще споришь?

Клест развел руками:

— Не знает человек самых элементарных правил совместного плавания. Надо же его учить.

— Говоришь, надо его учить, — медленно повторил Плетнев. Медленно и раздельно, видимо, уже думая дальше. — Слушай, я тебе еще два правила совместного плавания расскажу. Они тоже элементарные.

Остановился и снова потер подбородок:

— Так вот, первое: язвительность в разговорах на корабле ни к чему. Разве когда по службе кого погрызть надо… А служить за столом в кают-компании не полагается. Это второе правило.

Подумал и смягчил:

— Так ты, значит, не расстраивайся. Лучше мне чайку подлей.

Снова наступила тишина. Для Клеста душная и удручающая. Наконец облегчением пришел из переговорной трубы сдавленный голос:

— Внизу! Помощника командира на мостик к командиру корабля!

Клест встал.

На мостике были ветер, и ночь, и служба, но всё же было лучше, чем здесь. Чаю ему больше не хотелось,

6

Антенный амперметр стоял на ноле. Лампы горели исправно, и цилиндры анодов тлели вишневым накалом. Значит, в лампах и дальше, в контурах, должны были возникать колебания высокой частоты. И ровно ничего не происходило: амперметр стоял на ноле.

Всю изоляцию проверили, просмотрели все контакты, проследили целость цепей, сменили полный комплект ламп. Спускались вниз к умформеру питания и притирали у пего