Перекресток прошлого: Холод войны - Даниил Витальевич Протасов

лучше, не затем, я столько лет продумывал эту операцию, чтобы после даже не посмотреть в его глаза.

В этот короткий момент меня переполняли эмоций: гнев и радость, злость и сожаление, ненависть и жалость. Все эти чувства кипели во мне, образуя во взрывоопасную смесь. Видит бог, мне так хотелось бы оказаться тут при совершенно других обстоятельствах. Без меча, что висел у меня на поясе и без того груза обиды и злобы, что я нес за своими плечами. Но судьба распорядилось иначе, и с этим, ничего с этим нельзя было сделать. Поздно было размышлять и сомневаться, как только я войду в дверь его дома, маховик начнет свое вращение и моя миссия, наконец, начнется.

Так что мне не оставалось ничего другого, кроме как собрать в кулак захлестывающие меня эмоций, что я держал в себе долгие пять лет, и выпустить их на свободу.

Тогда я вошел в подъезд, и поднялся вверх по лестнице.

Остановившись перед дверью нужной квартиры, я заметил, что она была сделана из крайне прочного материала. Выбить такую дверь было бы совсем не просто. Да и замки на ней были самые навороченные, такие не каждый медвежатник сможет взломать.

«Хм, он серьезно позаботился о своей безопасности» – подумал я, глядя на входную дверь его квартиры. На вид она казалась неприметной, но при детальном рассмотрении, становилось ясно, что она была довольно прочной, возможно даже сделана из какого-то сплава армированной стали: – «Видимо на нее он спустил все свои последние деньги. Неужели он узнал о наших планах?»

Я дотронулся до эфеса меча, что висел у меня на поясе. Это был большой полу двуручный меч, по своему образу напоминающий Цвайхандер или Клеймору, но куда меньше по своей длине, и больше по ширине. С обоюдоострым, четырехгранным лезвием, гардой состоящей из двух дужек выгнутых вниз и маленьким круглым наконечником для эфеса. Но, несмотря на свою внешнюю похожесть, на известные немецкие мечи времен средневековья, этот сложно было назвать обычным. Это можно было сразу понять, едва увидев золотой оттенок лезвия, что вероятно был следствием материала, из которого он был выкован и о происхождении которого я ничего не знал. Также о его необычности говорили таинственные символы, изображенные на лезвии меча. Но и на этом его интересные свойства не заканчивались.

Убедившись, что поблизости никого нет, я вытащил меч из ножен и, размахнувшись, нанес сильный удар по двери. Меч прошел сквозь армированную сталь, как нож сквозь масло, и спустя мгновение, разрубленная пополам дверь, лежала на полу, беспрепятственно давая мне пройти в квартиру.

Но стоило мне сделать пару шагов в прихожую, как передо мной возник худощавый старик в лабораторном халате, с двуствольным ружьем в руках. У него был весьма неухоженный вид: растрепанные седые волосы, взъерошенная густая борода, за которой он, похоже, никогда не ухаживал. Под его халатом были надеты старый шерстяной джемпер и черные брюки, а на носу у него были толстые очки, сквозь которые он взволнованно, но решительно глядел на меня.

– ТЫ! – в шоке выпалил старик. Но увидев меня, он медленно опустил ружье, и его вид стал гораздо спокойнее, но некоторая напряжённость в нем все еще сохранялась – Я знал, что ты когда-нибудь вновь появишься.

«Как же давно я мечтал об этом моменте» – торжествующе сказал я про себя, видя его удивление. Но вот его последняя фраза, ввела меня в небольшое замешательство:

– Хочешь сказать, что ты знал, что я жив? – надменно спросил я, убирая меч в ножны.

– Догадывался – с таким же спокойствием говорил старик – Я сразу заподозрил неладное, когда мне отказали показывать твое тело.

От того с каким спокойствием он говорил о моей смерти, меня пробирала злость:

– Ах, ты сранный ублюдок! – в гневе выругался я, подойдя к нему почти вплотную: – То есть ты знал, но даже не пошевелился, ради того чтобы меня найти?!

Старик отступил от меня на пару шагов:

– Я не знал этого точно, лишь подозревал. Я пробовал наводить справки о тебе, но все сведения о твоей личности скрыли за семью печатями. Да и помимо этого у меня и так было слишком много проблем, поэтому я решил, что правильнее будет заняться более насущными вопросами – рассудительно говорил он.

От его слов меня еще больше обуревал гнев. Он, конечно, всегда был весьма скуп на эмоций. Но после всего того что произошло, его слова были для меня как оскорбление. Это настолько вывело меня из себя, что я одним движением схватил старика за горло и прижал к стене.

– Ты вообще понимаешь, что я едва не погиб, в том храме?! – возмутился я, в ярости сжимая горло старика – А сколько наших там погибло, ты вообще помнишь?! Сколько молодых девушек и парней оказались под завалами по твоей вине?! Ведь я говорил тебе, что нужно отложить раскопки, что надо перепроверить своды, укрепить их, но ты убеждал меня в том, что все будет в порядке! В том, что ты все предусмотрел! Но на самом деле тебя это все просто не волновало, ты думал лишь о своих открытиях и славе, которую ты за них получишь. А что же ты получил по итогу? Пятнадцать погибших душ, и одну сломанную жизнь.

Старик едва мог дышать из-за того что я так сильно сжал его шею, его ноги подкашивались, а лицо в момент посинело. Но при этом он даже не пытался оказать хоть какого-то сопротивления, как бы тем самым соглашаясь с возложенной на себя виной, или же попросту понимая неравность наших сил.

– Думаешь, мне не жаль, что все так произошло? – задыхаясь, произнес он. Тогда моя ярость немного спала, и я решил всё-таки отпустить его.

Восстановив дыхание, и немного придя в себя, он продолжил:

– Не прошло и дня, чтобы я не сожалел об этом. Я делал все возможное, чтобы этого не произошло. Я лично проверял своды, прежде чем начать раскопки, и точно тебе скажу, что они были надежными.

– Только они почему-то рухнули! – громко выпалил я. После чего, наступила минута неловкого молчания.

– Мне жаль, что тебе пришлось это пережить – растроганно произнес он.

– Мне не нужна твоя жалость, старик! – огрызнулся я.

Тот понимающе покачал головой, осознавая, что никакие слова не смогут загладить его вину:

– Ты знаешь, я многим поплатился, из-за этого инцидента. Я потерял практически все: семью, уважение, и почти все свои сбережения – хмуро сказал он.

– Но не жизнь – грубо сказал я – Не многим