Дело об отравленных шоколадках - Энтони Беркли

По счастью, малодушные сомнения мистера Читтервика потонули в общем шуме, который прекратился только тогда, когда поднялся (и, надо сказать, с большой неохотой) старший инспектор Морсби для того, чтобы начать свою речь.

Глава 2

Когда старший инспектор Морсби поднялся, ему, как полагалось, похлопали (чем ввели в краску), а затем предложили сесть и говорить сидя, что он принял с благодарностью, как будто в глубине кресла он был в большей безопасности. То и дело заглядывая в записи, лежавшие перед ним, он начал излагать жадно внимавшей ему аудитории странные обстоятельства преждевременной кончины миссис Бендикс. Не стоит в точности воспроизводить его слова и бесчисленные вопросы, прерывавшие его выступление. Вот вкратце факты, которые старший инспектор Морсби довел до сведения членов Клуба.

В пятницу пятнадцатого ноября Грэхем Бендикс вошел в свой клуб «Радуга», на Пиккадилли, примерно около половины одиннадцатого утра и осведомился у швейцара, не было ли для него почты. Швейцар вручил ему письмо и несколько проспектов, и Бендикс прошел в зал. Там он уселся у камина, намереваясь просмотреть полученную корреспонденцию.

В это время появился другой член Клуба, человек средних лет, баронет сэр Юстас Пеннфазер. Он жил недалеко, за углом, на Беркли-стрит, но, по обыкновению, большую часть дня проводил в «Радуге». Швейцар взглянул на часы, как это делал каждое утро, когда появлялся сэр Юстас. Было, как всегда, ровно половина одиннадцатого. Таким образом благодаря швейцару впоследствии удалось установить точное время.

Для сэра Юстаса были оставлены три письма и небольшой пакет. Он проделал то же самое, что Бендикс: взял всю корреспонденцию и прошел в зал, к камину. Там он кивком головы приветствовал Бендикса. Джентльмены не были близко знакомы, и за все время, которое провели вместе в клубе, они не обменялись и десятком слов. Кроме них, больше никого в клубе не было.

Повертев письма, сэр Юстас вскрыл пакет и с неудовольствием фыркнул. Бендикс вопросительно взглянул на него. Сэр Юстас, ворча, протянул ему письмо, которое было вложено в пакет, и пробормотал какое-то ругательство насчет современных методов торговли, мол, знаем их штучки. Пряча улыбку (товарищи сэра Юстаса по клубу тайно потешались над некоторыми его привычками и словечками), Бендикс прочел письмо. Оно было от фирмы «Мейсон и сыновья», крупного производителя массовой шоколадной продукции, и извещало о том, что недавно их фирма выпустила на рынок новый сорт шоколадных конфет с ликером, предназначенный исключительно для чувствительной гортани Джентльмена с Тонким Вкусом. Полагая, что сэр Юстас таковым и является, фирма просит оказать ей честь принять в дар коробку стоимостью в один фунт, которую он обнаружит в пакете, а также не счесть за труд оказать им любезность и в письменной форме сообщить свое мнение о качестве шоколада, независимо от того, понравятся ему конфеты или нет, — любой ответ фирма примет с благодарностью.

— За кого они меня принимают? За паршивую хористку? — взорвался сэр Юстас, личность холерического темперамента. — И чтобы я еще писал им отзывы на их чертовы шоколадки! Да провались они пропадом! Да я пожалуюсь в наш проклятый комитет! Чтобы они не смели сюда допускать эту гадость, пошли они все к чертовой матери!

Как известно, клуб «Радуга» является в высшей степени элитарным и престижным заведением. Он ведет свое происхождение от кофейни «Радуга», основанной еще в 1734 году. Даже семьи, чья родословная идет от побочных отпрысков королевского рода, в наши дни не пользуются в обществе таким почетом и уважением, как клуб, обязанный своим происхождением старой кофейне.

— Действительно, дурная манера, — согласился с ним Бендикс. — Кстати, я кое-что вспомнил. Мне как раз нужны шоколадные конфеты. Видите ли, у меня должок. Вчера в ложе «Империала» мы с женой держали пари. В случае, если бы она оказалась права, то получила бы от меня коробку конфет, а если прав я, она была бы должна мне сотню сигарет; я утверждал, что до конца второго акта ей низа что не угадать, кто убийца. Но она, представьте, выиграла пари. Не забыть бы про шоколадки. Между прочим, неплохая пьеса, «Скрипящий череп». Не видели?

— Какого черта, — отвечал сэр Юстас, нимало не смягчившись. — У меня есть занятия поважнее, чем сидеть и смотреть, как измазанные светящейся краской болваны возятся на сцене и палят друг в друга из идиотских пугачей. Вам что, нужна коробка конфет? Так берите эту, черт с ней.

Для Бендикса не имело значения, что он таким образом сэкономил один фунт. Человек он был состоятельный, и, наверное, наличных, которые были при нем, хватило бы на сотню коробок. Главное, что так было меньше хлопот.

— Вы уверены, что вам они не нужны? — ради приличия спросил он.

Сэр Юстас пробормотал что-то неразборчивое, но слово «черт», несколько раз повторенное, прозвучало вполне отчетливо. Однако смысл был ясен. Бендикс его поблагодарил и, на свою беду, принял дар.

По счастливой случайности никто из них не бросил в огонь пакет, в котором была доставлена коробка, — в тот самый момент, когда разъяренный баронет сунул в руку Бендиксу все сразу: коробку, сопроводительное письмо, пакет и даже тесемку от него. Случайность была тем более счастливой, что до этого они оба бросили в пылающий камин конверты от полученных писем.

Бендикс тем временем подошел к швейцару и оставил у него коробку, попросив подержать ее у себя. Швейцар убрал коробку, а пакет швырнул в корзину для мусора. Письмо еще раньше выпало из рук Бендикса, пока он шел к швейцару, но Бендикс этого не заметил. Через несколько минут швейцар для порядка письмо подобрал и тоже опустил в корзину с мусором, откуда оно вместе с пакетом и было потом извлечено полицией.

Сразу скажем, что эти два предмета, в совокупности с третьим, которым, конечно же, являлась сама коробка конфет, были единственными взаимосвязанными вещественными уликами, имеющими отношение к убийству.

Что же касается действующих лиц надвигающейся трагедии, то из всех них самой заметной фигурой был несомненно сэр Юстас. Ему еще не исполнилось пятидесяти; своим багровым лицом и коренастой, крепкой фигурой он напоминал деревенского сквайра старой закваски, причем его манеры и речь вполне соответствовали этому образу. Были и другие черты, которые роднили его с деревенскими сквайрами, и они проступали также ярко. Например, у деревенских сквайров старой закваски с годами ближе к старости голос становился хриплым, но не от пристрастия к виски — они обожали охоту. Охотником был и сэр Юстас, и весьма страстным. Но деревенские сквайры свои охотничьи страсти удовлетворяли охотой на лис, что же касается сэра Юстаса, то в своих кровожадных устремлениях он расставлял силки на разнообразную добычу. Короче говоря, сэр Юстас, вне всякого сомнения, был очень неважным баронетом. Но грешил он всегда с размахом и шиком, и потому как скромники, так и грешники симпатизировали ему (за исключением, возможно, нескольких мужей и двух-трех отцов). А женщины так и таяли, когда он хрипловатым голосом нашептывал им комплименты.

По сравнению с ним Бендикс был персоной вполне заурядной. Это был высокий темноволосый молодой человек приятной наружности, лет двадцати восьми, молчаливый и немного замкнутый. Он мог нравиться, но сам в отношениях с людьми не переходил за грань сдержанно-прохладного дружелюбия.

Пять лет назад умер его отец, оставив ему крупное состояние. Состояние это Бендикс-старший нажил, торгуя земельными участками, скупленными им в свое время в необжитых районах, — с далеким прицелом попозже сбыть их с выгодой для себя по цене, в десять раз превышающей ту, за которую они были куплены. Он предвидел, что когда-нибудь земли эти будут окружены заводами и жилыми домами, построенными на деньги других, и тогда-то его земли и понадобятся. «Сиди себе спокойно и жди, когда тебе принесут деньги, и большие деньги» — таков был его девиз, и, как показала сама жизнь, очень мудрый девиз. Его сын, получая ежегодно приличный доход, вполне мог бы отойти от дел и ничем не заниматься. Но видимо, он унаследовал некоторые черты своего отца и потому участвовал во многих доходных предприятиях, оправдывая это своей любовью к азартным играм, среди которых бизнес был самой азартной игрой на свете. Ну, и по пословице «деньги к деньгам» Грэхем Бендикс унаследовал деньги, — сам умел их делать, и вдобавок судьба послала ему богатую невесту. Она была дочерью покойного судовладельца из Ливерпуля, оставившего ей ни много ни мало около полумиллиона фунтов, которыми она могла распорядиться как приданым, передав их Бендиксу. Но ее капитал был ему не нужен. Ему нужна была только она, а не ее приданое. И, как говорили его друзья, он бы женился на ней, даже если бы у нее за душой не было ни фартинга.

Она была женщиной абсолютно его типа. Высокая, стройная, очень серьезная, образованная и уже достигшая того возраста, когда характер окончательно сложился и можно не бояться неожиданностей (три года назад, когда Бендикс женился на ней, ей было двадцать пять). Словом, она была для него идеальной супругой. Может быть, в каких-то отношениях пуританка, отчасти, — это не исключается. Но к тому времени Бендикс и сам готов был стать пуританином, тем более ради Джоан Кулламптон.