Сыны Света: Воспоминания о старцах Афона - Иеромонах Хрисанф

В любое время дня и ночи к старцу могли обратиться люди, ищущие прибежища от преследований диавола, изможденные скорбью, отчаянием и многоболезненной суетой жизни сей, а более всего – прискорбными грехами.

Все, кто приходили на прием к старцу, – отчаявшиеся, угнетенные, покрытые зловонной коростой постыдных страстей, с незаживающими гноящимися ранами от стрел лукавого, – не просто приходили в себя, но постигали всю любовь и милость старца. Им уже не хотелось жить во грехе, и они начинали вести жизнь добродетельную и целомудренную, в посте, сердечной молитве, и, даже если они были мирянами, состоящими в браке, монашеская доблесть становилась для них немеркнущим идеалом.

Отец Хрисанф был опытным духовным руководителем. Он обладал особенным даром – воодушевлять человека стремлением к монашеской жизни. Юноши и девушки собирались вокруг него, привлеченные сладостью его учения о высочайших духовных переживаниях монашеского жительства.

Сам старец с особой любовью приветствовал юные души, в которых еще не померкла девственная чистота. С бесконечной отеческой любовью и уважением к ним он пытался посвятить их в глубины духовной жизни и возвести на высоты умного делания и молитвы. Он страдал ради них и ради них вершил подвиг, ибо видел в них сосуды, пригодные для благодати Всеблагого Бога, для возвышенных созерцаний жизни во Христе и святой благодати священства.

Любовь и забота привлекли к нему множество юных душ, всем сердцем устремившихся к монашеской жизни. Хрисанфу пришлось основать два мужских монастыря и один женский. Эти монастыри он благоговейно освятил в честь Владычицы нашей Пресвятой Богородицы: первый – в честь Ее иконы «Достойно есть», другой – ради иконы «Святой Покров», а третий в честь иконы «Одигитрии-Путеводительницы». Также он позаботился о поселении своих чад в прежде заброшенной каливе святого Покаяния скита Праведной Анны – так обычно называлась калива Усекновения главы Иоанна Предтечи.

Старец Хрисанф являл самопожертвование до самой своей смерти. Ведь он был связан великим чувством ответственности наставника за своих духовных чад, которые слушали его советы в скромной келье на Крокеон. Велик был его сокрытый от глаз людских подвиг внутреннего делания, трезвения и умной молитвы, бдения и подвижнических упражнений.

Пребывая в мире, старец остался неподвластен помыслам мира и никогда не отступал от созерцания Бога. «Изменился он божественным рачением», и это было очевидно для всех, кто его знал. Живя в миру, он до самой своей блаженной кончины оставался настоящим афонцем. Он жил, вкушал, одевался, беседовал, служил как истовый афонец. Умом он всегда пребывал на Святой Горе и мыслью витал где-то рядом со своей каливой, вспоминая тропы, пещеры и скитские отроги. «Хотя я и далеко оттуда, – говорил он, – воздыхание мое и сновидения мои все там».

Ведь его вдохновляло живое воспоминание о знакомых ему святых старцах, и об их поучениях, столь ярко некогда отозвавшихся в его душе. На всякой праздничной службе он, немного грустя, переносился умом в скитский собор. Из очей его начинали течь слезы, когда он представлял благоговейный взор подвижников, их легкую поступь, старческие лица, казавшиеся изваянными из воска, когда свет свечей выхватывал их из темноты во время всенощной молитвы.

Старец Хрисанф всегда был молчалив и скорбен, преисполнен печали и слез. Он не умел дерзить людям и смеяться над ними, но умел утешать их и обнадеживать. Его истинная любовь была лишена мирского тщеславия и подозрительности. Он был прост как дитя, тих, величествен и кроток как всякий многоопытный старец. Он посылал в мир благословение Божие и Пресвятой Богородицы, Владычицы нашего вертограда. От старца, дивного и богоданного, исходило благословение Афона, любовь в нем была неотделима от почтительности, а сыновнее послушание соединялось с совершенным освящением. Он отверз объятья для всех, передавая нам бесценный опыт духовной жизни.

Многие помнят, как отец Хрисанф шел по проспекту или по афинским и пирейским улицам, сжимая в руке четки из тридцати узлов, неся за спиной узелок из рогожи. Обувь на нем была сбитой, а ряса – вся в дырах и заплатах. Старец всегда спешил с молитвой и благим молением исполнить все духовные нужды своих чад, а иногда помочь им и материально. Часто он возвращался к себе уже глубокой ночью, сбив ноги до крови и падая от изнеможения. Он просил себе только антидор и святой воды: ведь весь день он ничего не ел, так как, обходя роскошные особняки состоятельных людей, не имел времени задержаться на обед. Для него важнее всего был полноценный подвиг и принуждение себя, хотя он и совершал его, будучи в миру, в известных нам пределах.

Жизнь его была жизнью нищего, не нуждающегося ни в каких бытовых вещах. Он никогда ничего не оставлял себе, но все раздавал. Как-то раз, покидая дом своего духовного чада Менидиса, он отдал ему на прощание немного денег за понесенные расходы. Через некоторое время он вернулся и, смущенный, словно маленький ребенок, попросил отдать ему назад эти деньги. Когда Менидис стал его расспрашивать, что же случилось, старец был вынужден признаться, что увидел нищего, лежащего у дороги и очень нуждающегося в деньгах.

Много было людей, которые, не заявляя никому о себе, приходили на исповедь к старцу. В изумлении они слышали, как старец, прежде никогда их не встречавший, называл их по имени. Многим он неожиданно звонил по телефону, давая краткие и прямые предупреждения о том, что может произойти. И многие из тех, кто смущались исповедовать какие-то свои деяния и помыслы, с изумлением слышали от старца причину своего смущения.

Многие помнят, что отличительной чертой старца был дар слез – «приснотекущие слезы». Бывали минуты, когда очи его были, словно родники. Слезы бежали без всяких вздохов, стекали по щекам и бороде, орошая его стихарь. Это бывало неоднократно, но особенно во время исповеди старец мог так растрогаться, что все видящие начинали осознавать, с каким чувством раскаяния всем надо исповедоваться.

Потребовалось бы написать целые тома, чтобы сохранить для читателей все опытные переживания и свидетельства о дивных событиях, зрителями и участниками которых стали духовные чада старца. Но цель настоящего издания другая. Мы не стремимся представить во всей полноте сведения о преподобной жизни блаженной памяти старца Хрисанфа. Ведь находясь в миру, он всегда избегал всякой чести и признания, для чего порой нарочно представал вздорным, грубоватым и сердитым. Некоторые люди, судящие о человеке только по внешнему виду, думали, что старец действительно таков, и неправильно понимали его действия. Они считали, что старец и душой груб. Но он вел себя так не по собственному произволению (как и не было у него нужды казаться лучше, чем он есть), но только ради пользы наших душ. Ибо «как неотъемлемое свойство огня – свечение, а святого миро – благоухание, так и неотъемлемое свойство благих деяний – приносить пользу» (святитель Василий Великий).

Мы пишем только о небольшой части дивных событий, которые духовные чада старца увидели своими глазами. Хотя прошло уже двадцать пять лет со дня его успения, мы со страхом приступаем к работе, чтобы ни в чем не оскорбить память нашего духовного наставника. Пока старец Хрисанф был жив, он, если слышал похвалу себе и своему благочестию, сразу же возражал, как другие люди возражают, когда их оскорбляют и унижают.

Старец достиг глубины самоукорения, и его смирение было неподдельным и самым искренним.

Вот таким, если говорить совсем кратко, был смиренный и незаметный (а некоторыми людьми и неправильно понятый) отец Хрисанф. Но за его убогим обликом скрывалось неизреченное духовное величие. Это величие восторжествовало, по благодати Божией, в Афинах времени А. Пападьямандиса[1] и на Святой Горе Афон, этом благоуханном и отведенном для святых «Саду Богоматери». Ведь рядом со старцем было множество других освятившихся в духе подвижников, овеянных благоуханием благодати Святого Духа.

Земная жизнь старца завершилась 29 мая 1981 года в результате кровоизлияния в мозг[2]. Старец переселился в вечные обители, чтобы повстречаться там с любимыми старцами и со всеми, о ком он повествовал в своих несравненных рассказах. Честные мощи отца Хрисанфа, согласно его воле, были перенесены в священный скит Праведной Анны и погребены на скитском кладбище. Земля Святой Горы приняла ревностно и почтительно изможденное трудами тело блаженного старца Хрисанфа.

Да будет память его вечной и да пребудут с нами его святые молитвы. Аминь.

Часть первая

Воспоминания о детских годах

Иеромонах Хрисанф

Цанис и Елена

Моя прабабушка, вырастившая меня, была дочерью Петра и Анны, с острова Эгина. Прародителя моего звали Алифантий. Было у него три сына: Апостол, Андрей и Панаг, а также четыре дочери: Деспина, Билио, Левтерья и Катерина.