Сыны Света: Воспоминания о старцах Афона - Иеромонах Хрисанф

Здесь начались испытания и тяготы монашеской жизни, которые соделали его опытным монахом, очистили и исполнили духовного ведения.

Братия каливы состояла из пяти монахов. Старец каливы, отец Азария, был человеком, усвоившим себе молчание и терпение ради Бога. Старец любил ревностного Хрисанфа и подробно разъяснял ему смысл божественного трезвения. Но вскоре он был вынужден направить его совершать подвиг безмолвия в каливу Святой Троицы над скитом, чтобы избежать соблазна, сеемого завистником-диаволом среди людей, совершающих подвиг во спасение. Позже он постриг Хрисанфа и в великую схиму.

Хрисанф проявил полное послушание старцу, но сердце его болело от преждевременной разлуки с наставником. Вот замечательное его признание. Когда он обернулся, чтобы последний раз взглянуть на каливу, и увидел через открытую калитку, как послушник изучает монашеские книги, а старец дает ему пояснения, он «заплакал горько».

В каливе Святой Троицы Хрисанф жил один. Он очень тосковал. Но «святая Анна, – как говорил он сам, – послала мне соль осолившуюся – старца Онуфрия».

Отец Онуфрий начинал как послушник знаменитого скитского духовника – отца Мины Черногорского. После кончины преподобного отца Мины Онуфрий остался один в каливе Преображения, расположенной неподалеку от каливы Святой Троицы. Их связывали крепчайшие духовные узы, которые и способствовали духовному росту Хрисанфа.

Старец Онуфрий на всю жизнь стал наставником отца Хрисанфа. Он достиг высот ведения как безупречный послушник своего святого духовника – отца Мины. Обучившись у него совершенству монашеской жизни, он на опыте узнал высоту чистейшего подвига созерцаний и посвятил в искусство трезвения восприимчивого к этому будущего старца Хрисанфа. Со всей строгостью и в полном послушании Хрисанф исполнял все предписания в безмолвии каливы, – показав великий подвиг, трезвение, бдение, – одним словом, внутреннее делание умной молитвы.

Духовному восхождению блаженной памяти старца содействовали и другие наставники. Таким был знаменитый своей духовной прозорливостью и опытностью духоносный старец Игнатий Катунакский, «неочитый». Игнатий питал большую любовь к юному Хрисанфу, которого мы узнали уже как старца, и часто называл его «мой Хрисанфелис».

Старцы из скита поражались разуму и скромному нраву юного монаха, а также его дару сокрушения и слез и склонности к усиленному подвигу.

Вот что его отличало: постоянная строгость к себе, жизнь, не знающая уступок, и подвиг, не знающий усталости; совершенное послушание и исполнение высоких монашеских поучений старца Онуфрия; неукоснительное пребывание на всех последованиях и бдениях в честном храме скитском. Его даже старцы прозвали, несмотря на юный возраст, «типикарем», то есть уставщиком, канонархом. Они хотели сказать, что в юноше уже прозревают старца.

Сам будущий старец желал пребывать один в каливе Святой Троицы и совершать там подвиг ради своего спасения, вкушая мед безмолвия. Здесь он был «единый, предстоящий единому Богу» и стремился идти путем, который описывает святой Никодим Святогорец на примере преподобного Симеона Нового Богослова: «Единого Иисуса помышляет, единого Иисуса вожделеет, о едином Иисусе помысл его, Иисус для него – высота умного созерцания, Иисус для него – наслаждение языка, Иисус – сладостное занятие и отрада сердца, Иисус – дыхание».

Скитские отцы принудили его принять двух послушников. Они болели туберкулезом, и старцу пришлось отправиться в Афины, чтобы устроить их врачевание. Он не хотел, чтобы по всему скиту распространилась «священная страсть», как из приличия называют эту смертельную болезнь.

После долгого усердия в аскетических упражнениях и подвиге умной молитвы, после этой благословенной субботы покоя, настало время испытаний и бед. Но благодать Божия устроила так, что старец, преисполненный духовным опытом и добродетелями, словно «олива многоплодная», отправился в мир. Он питал плодами духовной жизни многих. Таков был человек, с детства избравший подвиг на орошенных слезами афонских скалах и показавший совершенное божественное самоотречение, усиленное трудами. Божественная любовь произвела в нем «доброе изменение». Ведь эта любовь, как огонь истребляющий, сжигает сердца тех, кто возлюбили Сладчайшего Господа нашего Иисуса Христа.

Когда будущий старец врачевал своих послушников, разразилась великая смута в ограде Греческой Церкви, произведенная сменой календаря. Это изменение календаря возмутило многих и вызвало неприятие со стороны множества благочестивых клириков, даже в среде архиереев, а также монахов и мирян. Последовали гонения, суды, высылки из монастырей, лишения сана и прочие позорные события. Наконец, дело завершилось расколом, и эта рана Церкви до сих пор не зажила и дает о себе знать.

Отец Хрисанф и другие отцы и духовные наставники из святых обителей и скитов Святой Горы (как и славный отец Евгений Дионисиат, отец Иероним из Святого Павла и другие) попытались совместными усилиями утвердить христиан в отеческом православном благочестии, свято ревнуя об утраченном благочинии. Хрисанф, который с юности возлюбил православное святоотеческое Предание, скорбел о столь непродуманном решении церковного священноначалия. Он дерзновенно обличил тогдашнего архиепископа Афинского

Хризостома (Пападопулоса) за календарное нововведение. Он говорил с болью в душе, что время Богу восстановить тело Церковное, пострадавшее от соблазнов, произошедших из-за самочинного изменения Устава.

При этом старец был столь усерден и духовно осмотрителен, что никогда не впадал в пристрастия и крайности. Несмотря на все неблагоприятные и тяжкие обстоятельства, он продолжал оставаться делателем и учителем послушания, внутреннего подвига и сердечной молитвы. В добром исповедании он ни на шаг не отступал от честного православного Предания. Поэтому-то никогда и не допускал быть дерзким пред очами неподкупного Судии всех. Не теряя духовных ориентиров, он в каждом своем движении был настоящим монахом. Руководствуясь святоотеческими наставлениями, он пестовал в себе самопорицание. Своим духовным чадам старец не уставал говорить, что самое главное в духовной жизни – это «все время укорять себя».

Он очень печалился, когда вспыхивали споры по церковным вопросам. «Эти споры, – говорил он, – иссушают сердце, и тогда нужен великий подвиг и премногие слезы, чтобы вернуть себя в состояние молитвы и к прежней божественной любви». Обсуждение вопросов церковной жизни требует «целомудренной жизни, истинного исповедания и чистоты ума». Старец замечал, что изменение календаря нанесло ущерб духовной жизни православных христиан, потому что они «перестали пребывать все вместе в молитве, стали забывать жития святых и благодеяния Всеблагого Бога, делающие душу мягкой и поощряющие ее любить Бога, и стали посвящать себя вопросам, которые должны исследовать только люди высочайшей духовной жизни».

Уступая многочисленным просьбам, Хрисанф был рукоположен во священника митрополитом Кикладских островов Германом и вскоре получил право принимать исповедь. Он служил на приходе Трех дев – Минодоры, Нимфодоры и Митродоры – в Вотаниконе, затем в храме Святой Филофеи в Петралоне, храме Премудрости Божией в Пирее и, наконец, в святом храме Троицы на перекрестке улицы Орфея и улицы Праведной Анны в Вотаниконе. Совершал он служение и в других благочиниях, например, в храме Преображения в Кипселе. Этот приходской храм прежде относился к Преображенскому монастырю, по преданию, основанному святой Филофеей Афинской (его постройки сейчас разрушены, а сам монастырь давно упразднен). Именно туда, когда Хрисанф был еще ребенком, был направлен со Святой Горы благочестивейший духовный наставник – отец Мефодий. Отец Мефодий и ввел в Афинах добрый обычай служить всенощные по Афонскому уставу (об этом много писал Александр Мораитидис – афинский псаломщик и духовный писатель).

Храм Святой Троицы на углу улиц Орфея и Праведной Анны в Вотаниконе

Как духовник старец Хрисанф показал себя опытным врачом душ. Его скромная келейка на улице Крокеон, недалеко от Афинского проспекта, стала настоящей Силоамской купелью и духовной врачебницей. Множество болящих, обремененных и израненных душ обращались к отцу Хрисанфу. К нему приходили праведники и грешники, старцы и юные, архиереи, священники, монахи, приверженцы и старого, и нового стилей. Всех старец встречал с распростертыми объятиями. Как истинный духовный наставник, он изо всех сил молился о спасении своих чад и неимоверно страдал и болезновал душой, покуда не «отобразится Христос» в сердцах чад его. Старец не ограничивал часы приема и не знал времени отдыха и перерывов. Он даже не запирал дверь в свое жилище на Крокеон, потому что готов был принять каждого и сразу же оказать помощь: ибо и Сам Христос умер за каждого человека.