Первая в списке - Магдалена Виткевич

выбегала на улицу, постукивая каблуками. Несколько раз наши взгляды пересекались. Я смотрела на нее с интересом, она – с полным безразличием. Всегда элегантная, как с обложки журнала. Я не ожидала, что у кого-то на самом деле могут быть туфли от Лабутена. Но даже не на лабутенах, а когда она просто выходила, например, выбрасывать мусор, она и тогда была полна небрежной элегантности, в вязаных одеждах от известных модельеров. Видать, это был ее повседневный домашний прикид. У меня тоже было такое (примерно такое) трикотажное платье, но я надевала его только по особым случаям или на вечеринки…

После этих нескольких дней наблюдения я знала распорядок дня всех остальных жильцов. Знала, кто и когда выходит из ее подъезда гулять с собакой. Я не знала, в каком часу утром, потому что обычно оказывалась там не раньше десяти, но, например, парень с шикарным лабрадором выходил точно в четыре вечера, а потом – последний раз – в восемь вечера. Именно тогда мне удалось войти в подъезд.

Помню, погода была ужасная, гром гремел не смолкая и дождь шел такой, будто разверзлись хляби небесные. Я вымокла до нитки. Думаю, если бы не погода, я бы не решилась на этот шаг, а предпочла бы подождать подходящего момента, как бы случайно с ней познакомиться, может, даже подружиться. Но видно, все давно уже записано Там, на небесах, откуда лило как из ведра, и мне просто хотелось поскорее зайти в теплый дом. Я надеялась, что, увидев меня такую, она предложит мне переодеться, напоит чаем и мы спокойно поговорим. И эта надежда была такой сильной, что я позвонила Филиппу и сказала, что остаюсь в Варшаве на ночь. Он, конечно, спросил, где, с кем и как… попытался отговорить, хотя и знал, что я очень упряма. Он не хотел оставлять меня одну, но я сказала ему, что обязательно должна поговорить кое с кем очень важным для моей мамы, поэтому вернуться вместе не получится. Сам бы он не оставил меня в такую непогоду. В прошлый раз, когда я торчала под ее домом, стояла жара. Теперь ситуация была определенно менее приятной – дождь. Поэтому, когда увидела, что из подъезда выходит парень с собакой, я сразу рванула внутрь.

– Хорошо, что вы меня впустили, потому что я уже думала, что придется стоять здесь полдня. У тети домофон сломался, – сказала я, стуча зубами от холода.

– У тети?

– Да, Каролина Рыбиньская, – пробормотала я.

– А, Ина… Не сломался – в таких домах никогда ничего не ломается. А что касается домофона, все просто: она его отключает или какие-то провода отсоединяет. Ее все раздражает… Соседка… У меня седьмая квартира, у нее – восьмая. Наверное, что-то пишет и не открывает. Давай заходи. Потому что, если ждать, пока она тебе откроет, можно так здесь всю ночь простоять.

Все прошло легче, чем я ожидала. Я думала, что придется тупо стучать во все двери по очереди, прикидываясь разносчиком чего угодно, хотя бы хороших новостей, которых, к сожалению, у меня не было. Но к счастью, все обошлось.

Я встала у квартиры номер восемь и принялась ломиться в дверь. Нет, не сразу… Сначала тихонечко постучала. Никакой реакции. Но я была уверена, что она у себя, потому что двумя часами раньше она вернулась домой, и я бы точно заметила, если бы она вышла. Я не сводила глаз с двери в подъезд. Я уже начала бояться, не случилось ли что, когда дверь внезапно распахнулась.

Вблизи Ина казалась еще выше. Она стояла непричесанная, без макияжа, на этот раз не в стильном трикотаже, а в толстом махровом халате. Она выглядела совершенно иначе, чем та Ина, которая несколько часов назад забежала в подъезд, постукивая высокими каблуками элегантных шпилек. Когда она открыла дверь, из квартиры долетел запах – пардон, вонь – сигаретного дыма.

Конечно, сначала я убедилась, что это она, потому что я могла гоняться за кем-то другим. Но это была она. Женщина, самая важная для моей матери.

И эта «самая важная женщина», сразу после того, как я начала ей все рассказывать, захлопнула дверь перед моим носом, оставив меня на площадке. Меня, мокрую, окоченевшую и в полном разочаровании. Тогда, сидя на ступеньках лестницы, я думала, что это какая-то ошибка. Что наверняка в том списке была какая-то другая Каролина Рыбиньская, а не эта женщина, которая выставила меня под дождь. Я позвонила Филиппу. Может быть, каким-то чудом он еще не уехал?

– Привет, Филипп. – Я старалась, чтобы он не услышал в моем голосе разочарования. – Где ты?

– А что случилось? – Все-таки он почувствовал, что что-то не так.

– Нет, ничего, – рассмеялась я. Как же легко играть беззаботность! Может, если буду притворяться еще убедительнее, я и сама поверю в свое хорошее настроение? – Я просто хотела знать, где ты. Неужели так невероятно, что кто-то беспокоится о тебе?

– Сейчас где-то около Нидзицы. Ну так что, возвращаться за тобой? – спросил он. Его предложение прозвучало вполне серьезно.

Сколько бы я дала за то, чтобы он вернулся за мной. И даже сама попросила бы его сделать это, будь он где-то поближе, например в Цеханове. Но в этой ситуации? Ведь он отмахал чуть ли не полпути до Гданьска.

– Нет, ну что ты. – Роль довольного жизнью человека получалась у меня все лучше и лучше. – Я думала, ты где-то ближе, потому что, кажется, я оставила в машине пластиковый пакет. Понимаешь, без зубной щетки осталась, – соврала я.

– Для щетки чуток далековато. Вот если бы ты сказала, что непременно хочешь меня увидеть, я бы развернулся. Но ради зубной щетки… Помилосердствуй!

Мне хотелось сказать ему, что зубная щетка здесь ни при чем, что она, как всегда, в моей косметичке в рюкзаке, что речь обо мне!

Делать было нечего, и я вышла из подъезда с твердым намерением добраться до вокзала и уже оттуда – домой на поезде. Можно было еще и на автобусе, но билеты продавались только через Интернет. Только то и спасает в жизни, что все время приходится что-то делать. Вот и сейчас надо было спешить на поезд, а то села бы на лавочку и проревела: как же сильно ошиблась мама с первой в своем списке! Очень сильно… А впрочем, как и со всеми остальными в нем.

Я перешла на другую сторону маленькой улочки и в последний раз взглянула на ее окно. В окне стояла она, махала мне рукой и что-то кричала. Не разобрать.