Непокорные - Эмилия Харт

Обернувшись, она увидела, какое изумление излучает лицо Грэма, и рассмеялась.

– Можно мне тоже? – спросил он, распахнув доверчивые глаза.

Она не знала, что случится, твердила она позже, захлебываясь от рыданий, когда трость Отца взметнулась ей навстречу. Она не слышала его слов, не видела темной ярости на его лице. Она видела только плачущего Грэма, которого няня Меткалф спешно уводила в дом – его рука распухла от укусов. Трость Отца рассекла ей ладонь, и Вайолет чувствовала, это самое меньшее, что она заслужила.

После этого Отец отправил Грэма на обучение в пансион. Теперь Грэм бывал дома только на каникулах и становился все более незнакомым. В глубине души Вайолет знала, что не должна так издеваться над ним. Она делала это только потому, что так и не простила себя за тот день с пчелами, но и Грэма тоже не простила.

Он сделал ее другой.

Вайолет отмахнулась от воспоминаний и посмотрела на свои часы. Было только три часа. Уроки на сегодня закончились – вернее, ее гувернантка, мисс Пул, признала свое поражение. Надеясь, что ее не хватятся еще хотя бы час, Вайолет забралась повыше, наслаждаясь теплом шершавой коры под ладонями.

В углублении между ветками она заметила волосатый буковый орешек. Он идеально вписывался в ее коллекцию – на подоконнике в ее комнате уже скопились подобные сокровища: шелковистые останки кокона бабочки, золотистый завиток раковины улитки. Довольно улыбнувшись, она спрятала орешек в карман юбки и полезла выше.

Вскоре она забралась достаточно высоко, чтобы видеть весь Ортон-холл, который своими разросшимися каменными зданиями напоминал ей величественного паука, притаившегося на склоне холма. Еще чуть выше – и стало видно деревню Кроус-Бек по ту сторону холмов. Пейзаж был прекрасен. Но от вида этой красоты ей стало тоскливо. Как если бы она смотрела наружу из тюрьмы. Пусть зеленой, прекрасной, в которой поют птицы, и летают стрекозки, и светятся янтарные воды ручья, – но все же тюрьмы.

Ведь Вайолет никогда не покидала Ортон-холл. Она даже ни разу не побывала в Кроус-Бек.

– Но почему мне нельзя пойти? – раньше она задавала этот вопрос няне Меткалф каждый раз, когда та собиралась на воскресную прогулку с миссис Киркби.

– Ты же знаешь, – обычно бурчала няня Меткалф, и в ее глазах мелькала жалость, – твой отец запретил.

Но, как размышляла Вайолет, знать о запрете – не значит понимать его причины. Все детство она думала, что деревня полна опасностей – воображала карманников и головорезов, прячущихся за домами с соломенными крышами. (Это только добавляло деревне привлекательности.)

Но в прошлом году она пристала к Грэму, чтобы он описал ей деревню во всех подробностях.

– Чего ты такая взбудораженная? – скривился Грэм. – В этой деревне одна скукота, даже паба нет!

Порой Вайолет сомневалась, что Отец хочет защитить ее от деревни. Возможно, все было наоборот.

В любом случае, ее изоляция скоро должна была закончиться – в своем роде. Через два года, на ее восемнадцатилетие, Отец планировал устроить большой праздник в честь ее «выхода в свет». На празднике – он надеялся – она привлечет внимание какого-нибудь достойного молодого человека, возможно, будущего лорда, и сменит эту тюрьму на другую.

– Скоро ты встретишь блестящего джентльмена, который сразит тебя наповал, – частенько говаривала няня Меткалф.

Вайолет не хотела, чтобы ее сразили. Чего она действительно хотела – это повидать мир, как Отец в молодости. В библиотеке она обнаружила всевозможные книги и географические атласы – книги о Востоке, с непроходимыми джунглями и мотыльками размером с обеденную тарелку («жуткие твари», по словам Отца), и об Африке, где в песке, как драгоценные камни, сверкали скорпионы.

Да, однажды она покинет Ортон-холл и отправится путешествовать по миру – как ученый.

Биолог – мечтала она – или, может быть, энтомолог? В любом случае, она будет иметь дело с животными – по опыту это гораздо предпочтительнее, чем иметь дело с людьми. Няня Меткалф любила рассказывать, как ужасно напугала ее однажды маленькая Вайолет: как-то вечером няня зашла в детскую и – подумать только – обнаружила в кроватке Вайолет ласку!

– Я закричала как резаная, – рассказывала няня Меткалф, – но ты лежала как ни в чем не бывало, а ласка свернулась клубочком рядом с тобой, мурлыча, будто котенок.

Хорошо, что Отец так и не узнал об этом случае. По его мнению, место животным было на тарелке либо на стене. Единственным исключением был Сесил – его родезийский риджбек, страшенный зверь, нрав которого от побоев совершенно испортился со временем. Вайолет то и дело спасала всевозможных маленьких существ из его слюнявой пасти. В последний раз это был паук-скакунчик, который теперь жил под ее кроватью в шляпной коробке, на подстилке из старой нижней юбки. Она назвала его – или ее, трудно сказать – Золотце, за цвет полосок на лапках.

Няня Меткалф поклялась хранить тайну.

Позже, переодеваясь к ужину, Вайолет размышляла, что няня Меткалф вообще-то и ей говорит далеко не все. Надев мягкое льняное платье – противная шерстяная юбка осталась валяться на полу, – она повернулась к зеркалу. Глаза у нее были глубокие и темные, такие непохожие на водянисто-голубые у Отца и Грэма. Вайолет считала, что лицо у нее довольно странное, да еще и с некрасивой родинкой на лбу, но своими глазами она гордилась. Как и волосами, которые тоже были темными, с опаловым глянцем, будто перья ворон, что жили на окружавших поместье деревьях.

– Я похожа на свою маму? – спрашивала Вайолет, сколько себя помнила. Фотографий матери не было. Все, что от нее осталось у Вайолет, – старое ожерелье с овальным кулоном. На кулоне была выгравирована буква «В», и она спрашивала всех, кто мог быть в курсе, возможно ли, что маму тоже звали Вайолет? Или, может, Виктория или Вильгельмина? («Может быть, ее звали Вирджиния?» – спросила она однажды Отца, увидев это имя в газете, которую он читал. Он отправил недоумевающую Вайолет в спальню, оставив без ужина.)

Няня Меткалф тоже ничем не смогла ей помочь.

– Я почти и не помню твою маму, – говорила она. – Я сюда приехала совсем незадолго до ее смерти.

– Они познакомились на Празднике мая в 1925 году, – миссис Киркби с важным видом кивала головой. – Твоя мать была Королевой мая, такая она была красивая. Они влюбились друг в друга. Но больше не спрашивай об этом отца, а то получишь приличную взбучку.

Эти крохи информации едва ли могли удовлетворить Вайолет. Как и любому ребенку, ей хотелось знать намного больше