Блефовать, так с музыкой - Елена Яковлева

Чего нельзя было сказать о майоре Сомове, вполне непринужденно и безо всякого моего на то благословения расположившемся в моем любимом кресле. Впрочем, с непринужденностью я, пожалуй, перебрала, потому что, усаживаясь, он не заметил оставленного мною в кресле вязания и, кажется, наткнулся на спицу. Правда, если он и смутился, то самую малость, быстро сориентировался на местности и переложил пряжу на журнальный столик, заваленный выкройками.

- Что вы имеете в виду? - снова спросила я, поскольку голубоглазый не торопился с объяснениями. - Как это все о Парамонове? Что я могу о нем знать, если я его десять лет в глаза не видела! - Язык у меня чесался добавить: "И слава богу", но я смолчала. Зачем посвящать посторонних в подробности наших с Парамоновым взаимоотношений?

- Ну не разочаровывайте меня, пожалуйста, я ведь вас так долго искал.

Майор Сомов улыбнулся, в меру искренне и в меру широко. Должна сказать, его зубы меня не разочаровали, поскольку вполне соответствовали уже сформировавшемуся у меня образу доброго молодца.

- А зачем вы (меня искали? - я глупо захлопала ресницами.

- Сейчас все прояснится, - пообещал мне добрый молодец, он же майор Сомов, и протянул какую-то слегка пожелтевшую фотокарточку:

- Это ведь вы?

Я послушно уставилась на фотографию и с большим трудом узнала в запечатленной на ней пигалице саму себя. Да, это была та самая Галка Генералова образца тысяча девятьсот восемьдесят девятого года, с дурацкой короткой челочкой и выражением безмятежной, ничем не замутненной доверчивости на простоватом личике, та Галка, которую отбывающий в ульяновский политех Парамонов бросил за ненадобностью вместе со старыми стоптанными тапками и побитой молью полосатой безрукавкой.

- Так вы или нет?

Я молча кивнула, а потом спросила потерянно:

- Откуда она у вас?

- Мы нашли ее в вещах Парамонова, - поведал добрый молодец и добавил:

- Там еще были ваши письма к нему.

Я вспыхнула. О каких письмах он говорит? Неужели же он имеет в виду мои слезливые послания Парамонову, эпистолярные вариации на тему "Вернись я все прощу"? Выходит, тот их сохранил? Конечно, я давно и не понаслышке знала, что Парамонов подлец и вырожденец, но масштабы этого самого вырождения оказались новостью даже для меня.

А этот голубоглазый словно издевался надо мной:

- Вы уж нас извините, но письма нам пришлось прочитать. Работа такая, ничего не поделаешь.

Я опустилась на стул и принялась нервно теребить тряпку, которой вытирала пыль с мебели перед приходом голубоглазого майора. Он сказал "нам пришлось", "нам" (!!!), судорожно соображала я. Хотела бы я знать, сколько бездельников копалось в моих письмах? Может, вся Петровка, 38, ими зачитывалась? Представляю себе! Ну да, они ведь делали это не из праздного любопытства, а исключительно по долгу службы, им можно, они почти как врачи, черт бы их! побрал, а вместе с ними и Парамонова!

А исполненный служебного рвения майор Сомов щедро сыпанул добрую пригоршню соли на мои свежие раны:

- Хорошие, кстати, письма, трогательные...

Я вскочила со стула и забегала по комнате. Наткнулась на стоящую в углу швабру, с грохотом опрокинула ее на пол, подняла и снова прислонила к стене... Боюсь, что великий и могучий русский язык не предусмотрел слов, подходящих для описания обуревавших меня в тот момент страстей.

- Значит, письма мои очень трогательные? - уточнила я срывающимся голосом и подошла к окну, за которым беспечно звенели трамваи. - А-а... А как вы находите мой стиль? Ну, всякие там метафоры и гиперболы?

Черт побери, я имела полное право негодовать. Потому что для голубоглазого майора мои письма к Парамонову были всего лишь вещественными доказательствами, или, как там они говорят, - вещдоками, а для меня осколками розовых очков, которые никому и никогда не склеить. Нет такого средства, технический прогресс до этого не дошел. Космонавты на земную орбиту летают, как к себе на дачу, а состав для склеивания разбитых розовых очков все еще не изобретен. Не сомневаюсь, тому, кто его откроет, Нобелевская премия автоматически обеспечена. Впрочем, это так, лирическое отступление.

Майор Сомов нахмурился, а его незабудковые глаза потускнели, он рассеянно поправил носком ботинка завернувшийся край недочищенного мною ковра и вздохнул:

- Я вас понимаю, уважаемая Галина Антоновна, это очень неприятно, когда посторонние читают твои письма, но что же делать? Работа у нас такая.

Ну вот, он уже повторяется. Я махнула рукой:

- Ладно, задавайте свои вопросы. Уговаривать его не пришлось.

- Когда вы в последний раз видели Парамонова?

- Вам точную дату? - хмыкнула я. - Боюсь, точной даты я вам не скажу. Давно это было, десять лет назад. Кажется, весной, в мае.

Если честно, я кривила душой. Наша последняя с Парамоновым встреча против моей воли врезалась мне в память, я бы и желала ее забыть, ан нет. Совсем неромантичное было рандеву, по большому счету. Мы стояли в подворотне возле университетского общежития, я крутила пуговицу на его куртке и шмыгала носом, Парамонов смотрел поверх моей головы куда-то в туманную даль, автомобильные выхлопы забивали нежный запах сирени, а еще где-то поблизости какой-то неумеха нещадно рвал струны гитары. Господи, какая живая картинка, даже страшно! Уж лучше не вспоминать.

- А в этот раз?

- Что? - Я с трудом вернулась в реальность.

- Ну вы же встретились в этот его приезд?

- С чего вы взяли? - я дернула плечом. - В этот раз мы так и не встретились. Была только записка в почтовом ящике.

Взгляд доброго молодца стал жестким, как у волкодава:

- Где эта записка?

- Тю-тю! - С помощью ладони я изобразила неудержимый полет ласточки над землей и торжествующе объявила:

- В мусоропроводе!

Странные вопросы задает этот майор, где же ей еще быть, записке от бросившего меня любовника? В мусоропроводе и только в мусоропроводе!

- Жалко, - опечалился добрый молодец. - Может, хотя бы припомните, что в ней было написано?

- Может, - согласилась я и наморщила лоб, вроде как усиленно вспоминая. А что там было вспоминать, когда я злосчастную записку наизусть вызубрила. Только не желала это демонстрировать, а то майор, начитавшийся моих писем к Парамонову, возьмет да и решит, будто я до сих пор по нему сохну. - Н-ну... Там было всего несколько слов. Что-то типа:

"Был, но не застал, заскочу завтра".

- Но не заскочил?

Я постаралась, чтобы голос мой звучал как можно более равнодушно:

- Честно признаться, я его особенно и не ждала. Может, он приходил, когда меня не было, я ведь с работы раньше семи не возвращаюсь.

Кажется, это называют ложными показаниями, потому что вы не хуже меня знаете, как все было на самом деле: я полдня проторчала дома, поджидая Парамонова. Но ведь в главном я не соврала - он ко мне так и не пришел.

- Понятно, - процедил сквозь зубы озабоченный парамоновским исчезновением майор. - Ну а день, когда вы обнаружили в почтовом ящике эту записку, надеюсь, не до конца стерся из вашей памяти?

В его голосе мне почудился подвох, а потому я посмотрела на голубоглазого повнимательнее, однако его смазливая физиономия оставалась непроницаемой.

- Не стерся, - буркнула я недовольно. - Это было несколько дней назад. Сейчас точно скажу. - Я сходила в прихожую полюбоваться настенным календарем, а вернувшись, отрапортовала:

- Седьмого, во вторник.

Майор задумчиво почесал затылок:

- Седьмого, м-да... А исчез он восьмого. Что ж, все совпадает.

Парамонов исчез восьмого, ну и дела! В тот самый день, на который я назначила акцию возмездия. Теперь мои "томагавки" заржавеют, не иначе. А если серьезно, то все это как-то.., нереально, что ли. Словно Парамонов только для того и вынырнул из глубин затянутого тиной прошлого, чтобы тут же бесследно раствориться в тумане неизвестности. Думайте что хотите, но от всей этой истории попахивало виртуальностью, что ли... Хм, если виртуальность имеет запах, цвет и так далее.

- А теперь я повторю свой первый вопрос, - назойливо вклинился в мои размышления майор Сомов. - Я хочу знать о Парамонове все, что знаете о нем вы. Все.

- Например? Вот привязался!

- Например, то, что вас с ним связывает. Ведь зачем-то он к вам явился через десять лет.

- Нас? С ним? - Со мной случился приступ истерического веселья. - Ну раз это вас так интересует и раз уж вы этого не поняли из моих писем, то я вам скажу, я вам скажу, что нас связывает. Горячая любовь во времена дешевой колбасы, вот что! Если вы еще помните, какие цены были в восемьдесят девятом году. - Выпалив эту глупость, я уставилась на голубоглазого, чтобы не упустить его реакции.

Она, эта реакция, оказалась на редкость спокойной:

- И все? Ну и хам!

- А вам что, мало?

Добрый молодец и не думал смущаться:

- Может, было что-нибудь еще?

Например, какие-то деловые отношения или денежные?

На что он, интересно, намекает? На какие такие денежные отношения? Да когда Парамонов жил у меня, он был гол как сокол и сидел на моей шее, свесив ножки. Он самозабвенно корпел над своей диссертацией, имея за душой аспирантскую стипендию, вылинявшие джинсы да ту самую безрукавку, от которой я избавилась, разгребая завалы старого тряпья.