Собрание стихотворений - Сильвия Платт

НАД ИЗЛУЧИНОЙ

   Тут над университетской долиной - не горы,

   Просто холмы, а точнее - высотки местные:

   И не сравнить их с Адирондаками, которые

   Там, на севере. Впрочем, они тоже не горы,

   Так, скалистые холмы по сравнению с Эверестом.

   Но чтобы сущность высоты осознать -

   Нам довольно и наших холмов.

   Над серебряной спиной реки Коннектикут,

   Над домишками, фермами - узловатые линии хребтов

   Вытянулись зелёными гребнями,

   Если глянуть с Главной улицы на юг

   По Плезант-стрит - в воздухе висят они, древние,

   Над крышами красными и жёлтыми, а вокруг

   Зелёные горы летнюю прохладу надевают на город.

   Людям, живущим на дне долины,

   Любой пригорок созданным кажется для того,

   Чтобы непременно взобраться на него.

   Своеобразная логика в том и есть, чтоб идти на

   Гору, а затем вниз. Ведь если

   Начало и конец пути в одном и том же месте,

   То одно только наше преображение там на вершине,

   Заставляет нас карабкаться по уклону,

   Несмотря на судорожную жажду плоскости под ногой.

   И только последний край меняет представление

   О сжатом пространстве: вытянув как телескоп взгляд,

   Он уводит стены горизонтов за пределы зрения,

   И зелёные ставни откосов раздвигая за рядом ряд,

   Обнаруживает синеву. Любую вершину можно

   Определить, как место,

   где ничего выше для взгляда нет.

   Вот и стрелы стрижей, их чёрные спинки - внизу,

   Где неподвижный и завихреньями искорёженный

   Воздух для нас недвижен: в нем отсутствует след

   Даже листа, занесённого сюда в грозу.

   Столетняя гостиничка

   не полностью потеряла свою, когда-то

   Круговую веранду. Местами цел и витраж.

   Над упавшими опорами знаменитой дороги канатной,

   Свидетельница эпохи ушедшей и благодатной,

   Почти развалина. Государственный страж

   Этих склонов продаёт кока-колу,

   И за посмотренный сверху муниципальный пейзаж

   Аккуратно собирает по полдоллара

   С каждого человека.

   Красноватые стёкла окрашивают серую реку -

   Бледную неподвижность излучины речной,

   Будто розы заполняют зеркало краснотой.

   Беспорядочная вблизи верхушка любой волны

   Выглажена, потеряна: с неба ведь не видны

   Подробности! Перспективы упрощены.

   Всё, что внизу - вроде карты. Расчерчены поля

   Правильными прямоугольниками, и не валя-

   ются как попало подсолнухи

   (что вблизи видно было бы без сомненья!).

   Машины яркими бусинками нанизаны на нитки дорог,

   И люди тоже движутся вдоль, а не поперёк.

   Внизу всё - организованность.

   Недавно и мы под сенью

   Горячих крыш проживали и даже не подозревали,

   Каким хладнокровным и механическим

   может оказаться движенье.

   И вот - высокая тишина.

   А за ней и возня кузнечиков не слышна.

КАМНИ ЧАЙЛДС-ПАРКА

   В бессолнечном уголке под соснами

   Эти камни, зелёные до черноты,

   Положил какой-то из отцов-осно-

   вателей, чтобы проступили смутные черты

   В сумраке, где тени ветвей черны и густы:

   Камни - костяшки пальцев опалённые

   Ископаемых динозавров

   Из иных времён. ( Или они

   Даже с иной планеты?) И рыжие

   Костры фуксий и азалий их лижут.

   Камни священные охраняют

   Этот мрачный покой. И форм не меняют,

   Пока солнце узорными тенями

   Ирисов и роз играет:

   То укорачивает их, то удлиняет,

   Или в светлом саду разжигает закатное пламя.

   В этом пламени тускнеет даже яркость азалий,

   Но оно угасает - жизнь цветка и та длинней,

   И если ты в силах следить,

   Как в полдень или в полночь

   под солнцем и под дождями

   освещенье меняется,

   Ты сможешь понять неподвижное сердце камней.

   Целое лето должно пролететь над камнями,

   Чтоб рассеялись сны их о снеге,

   Над камнями,

   сердцевина которых станет теплей

   Только тогда, когда мороз уже наступает.

   Никаким ломом никто их не откопает,

   Их вечнозелёные бороды не шелохнутся веками,

   Даже раз в столетие они к воде не спускаются -

   Ведь никакая жажда потревожить не может

   В каменном спокойствии лежащий камень.

ПОМНЮ, БЕЛЫЙ

   Белый - вот всё, что помню о нём - а звали Сэм,

   Белый - в бешеной скачке меня понёс,

   Так я с тех пор никуда и не доскакала. Но между тем

   Перед этой скачкой

   любое движенье банально,

   Вот в чём вопрос...

   Белый. Не лучших кровей. Да и не совсем бел он,

   Простой, из сельской конюшни,

   и родился, и вырос там.

   Конь как конь, обыкновенный -

   Одно у него достоинство было:

   Спокойный.

   Давали его только робким да новичкам.

   Слегка пятнист, но пятен сероватый оттенок

   Не запятнал доброго нрава его,

   Так и вижу - белый.

   На него, как на крышу! Как на отвесную стену :

   Страшновато, наверное оттого,

   Что первый конь в моей жизни -

   С места рысью! И всё во мне

   Напряжённо начало раскачиваться, и вот

   Стали зыбкими даже кусты на меже,

   будто бы без корней

   Зелень изгородей между пастбищами.

   И оттого

   Головокруженье, тряска - видимо мне назло

   (Или, чтоб испытать меня?) - зелёный поток,

   Травяную широкую реку мимо меня несло!

   А в ней по теченью - дома, камышовые крыши их,

   Белёные стены - все мимо! Как по наковальне бьют

   Четыре молота, четыре копыта... Стремян своих

   Я давно уже не чувствую -

   потеряла, или где-то тут?

   Ни натянутая узда, ни крики "Сэм!",

   Ни взвизги прохожих с поперечных дорог...

   Мир уступил его скачке. Исчез совсем.

   Вцепляюсь в гриву, - он сделал всё, что мог:

   Простую, единственную мысль, оставив мне:

   "Скачка, скачка -

   над всем случайным,

   над всей землёй,

   Над копытами, резко бьющими в шар земной...

   Я слетела?

   Не слетела...

   почти слетела,

   слетаю - не

   слетела...

   Пока ещё нет...

   Страх с пониманьем сути смешались во мне,

   А все цвета в единственный белый цвет!

   9 июля 1958

КОНЕЦ МИФОТВОРЧЕСТВУ

   Две добродетели скачут верхом,

   Одна на коне, другая на пони...

   "Точить ножи-ножницы!"

   Это Разум с вытянутым лицом

   И Здравый Смысл,

   Приземистый и плоский, как ладони...

   Один опекает докторов всех мастей,

   Другой - лавочников и домохозяек.

   Подстричь всё: и деревья, и пуделей,

   И ногти садовника... Ура точилу!

   Оно же дьявола изгоняет!

   Того, чьи совиные глаза из неаккуратного леса

   Пугали баб - до выкидыша, собак - до воя,

   Характер мальчишек деревенских

   Делали зверским,

   И хозяйки были всегда всем недовольны!

В ЭТУ АККУРАТНУЮ ЭПОХУ

   Не повезло герою, рождённому

   В этой провинции, где бумаги подшиты к делу,

   Где самым бдительным поварам нечего делать,

   И над огнём жаровни господина мэра

   Вертел вертится по заведённому

   Порядку. И ещё невелика честь

   Против ящерицы скакать с копьём наперевес.

   Да и сам герой до размеров листа

   Усох за последнее время неспроста:

   Места случайностям История не оста-

   вила. Последнюю старую каргу

   Сожгли, лет восемьдесят тому,

   Вместе с говорящим котом и заговорённой водою,

   Но дети ещё послушней на улице и в дому,

   Да и коровы дают редкостные удои.

БЫК ИЗ БЕНДИЛОУ

   Чёрный бык мычал у края земли.

   Взволновалось море, и волны пошли

   В атаку на Бендилоу.

   Королева гляделась в багровый закат,

   Неподвижная, как из колоды карт,

   А король теребил свою бороду.

   В воде - четыре ноги-трубы.

   Море с бычьей мордой - замашки грубы -

   У ворот королевства встаёт на дыбы.

   Всё темней, всё гуще багровый закат,

   По аллейкам самшитовым мельтешат

   Буйный рёв услыхавшие лорды и леди.