Час "Х": Зов крови - Юлия Вегилянская

Моринадзуко Хиаши-сенсей по-русски говорил плохо, но я его понимала. Он прибился к этому монастырю в 1946 году. Как оказалось, он был не китайцем, а японцем, бывшим военнопленным, который после поражения Японии в войне решил не возвращаться домой. Стыдно ему было, как одному из потомков древнего рода воинов-самураев. А когда повзрослел и по новому осмыслил прожитое время, то возвращаться было уже некуда, да и не к кому. Так и прижился здесь.

По моим понятиям Моринадзуко-сан жутко надо мной издевался. По его — был рачительным и терпеливым наставником. Тренировалась я на деревянных ножах, к стали он меня не подпускал, даже почистить не доверял. И кроме боя на ножах мы занимались гимнастикой. Медленные движения, которые скорее походили на ленивое течение воды в заросшей водорослями реке. Двигайся и дыши. Его движения меня завораживали, я, если честно, часто по ночам обдумывала тезис 'Моринадзуко Хиаши — не человек'. Но как бы там ни было, цели своей он достиг — я привыкла двигаться вместе с ножами, чувствовать их как продолжение себя. К концу года учитель гордо вручил мне две тонкие полоски остро заточенного металла, с обмоткой в месте рукояти. Всего и достоинства было в тех ножах — хорошая балансировка. Начался следующий этап моего мученичества. Э-э-э-э-э… ученичества.

Так прошло два с половиной года. Летние дни я почти полностью проводила в дацане, на что мои родители и наш участковый Сергей Мефодьич, уже практически махнули рукой, зимой три раза в неделю, по согласованию все с теми же лицами, махнувшими на меня летом. Мы тренировались и в полуразрушенных залах монастыря, и в тайге, и на склонах Саян. Старички монахи только цокали языком и во время коротких мгновений отдыха поили нас чаем с багульником. Моринадзуко-сан натаскивал меня так, как будто мне предстояло скрываться и прятаться от всего мира и большой своры злобных псов, ну, или идти по следу вместо этой своры. Японец учил меня не только физически. В меру своего знания языка он пытался впихнуть в мои юные мозги некие философские и религиозные конструкции, которые, в силу моего младого возраста и пионерского воспитания там, естественно, не помещались. Категорически. Особенно религиозные. Если суть буддизма была мне более или менее понятна, то пантеон и смысл синтоизма, родной религии сенсея, был недоступен абсолютно. Моринадзуко относился к этому стоически, раз за разом повторяя свои уроки. К стыду своему могу сказать, что закрепилось в моей голове немного — в основном то, что было связано с честью жизни и битвы воина. Я, в свою очередь, иногда пыталась выпытать у учителя — что он во мне нашел? Почему взялся учить? Да, в конце концов, кем я буду на выходе? Моринадзуко-сан, как правило, отмалчивался, невозмутимо поблескивая темными глазами под седыми клочьями бровей. Но однажды все-таки ответил.

— Росла бы в моем клане, стала бы кирой. Талант у тебя.

На тот момент слово 'кира' для меня было всего лишь именем, только намного позднее я узнала истинное его значение в японском — оно означало 'убийца'. Причем не тривиальный убийца в нашем общем понимании, а убивающий с помощью духа.

А потом настало время отъезда. Мои родители решили переехать ближе к своим историческим корням — в Нижегородскую область. Я расставалась с дацаном и его обитателями мучительно больно, словно выдирала что-то из себя с кровью. Честно плакала, обещала вернуться, когда подрасту и смогу решать самостоятельно, где мне жить. Моринадзуко-сан переживал наше предстоящее расставание по-другому — он был мрачен, и прощался со мной навсегда. По его словам, он не передал мне все, что мог бы, но видимо не судьба. А раз так — других учеников у него не будет. Он отдал мне ученические клинки, и деревянные, и метательные, приказал продолжать тренировки, махнул рукой и растворился в строениях дацана. С тем и расстались.

На новом месте нашего семейного обитания обнаружилась секция рукопашного боя. Тренер, вынужденный чуть ли не на корточки присесть, чтобы заглянуть мне в глаза, фыркнул было, но на продемонстрированные ему навыки обращения с ножом задумчиво обещал что-нибудь придумать. Пока же я окунулась в учебу.

Учиться мне всегда нравилось, при этом я никогда не была зубрилкой. Просто всасывала информацию как пылесос, предпочитая не учебники, а дополнительную литературу. Примерно в то же время я вдруг решила, что обязательно хочу стать следователем, и прилежно изучала всю юридическую и криминалистическую литературу, имевшуюся в сельской библиотеке, параллельно с наслаждением зачитываясь Конан Дойлом, Рексом Стаутом, Дешилом Хемметом и Агатой Кристи.

Спортивная школа, в которую я рвалась, совершенно не спешила распахнуть мне объятья. Во-первых, девочки там учились только по направлению легкой атлетики. Во-вторых, мой бараний вес — это не аргумент в бою против идентично подготовленного противника. И, в-третьих, то, что я уже умела, шло абсолютно в разрез с тем, что преподавали в спортшколе. В конечном итоге тренер стал со мной заниматься индивидуально, но совершенно не рукопашным боем, а каким-то миксом чего-то с чем-то, буквально на ходу подгоняя структуру поединка и позиций к моим навыкам.

Среднюю школу я закончила с золотой медалью, и детские мечты о работе в милиции остались мечтами, так как, повзрослев, приняла решение учиться на психолога, потому что по здравому размышлению живые люди были мне намного интереснее, чем мертвые. Решила — сделала. И поступила учиться на психфак МГУ. Да, мелочиться я никогда не умела. Да и чего в самом-то деле? Если уж красть, так миллион…

Студенческие годы промчались жарким вихрем, принеся мне не только образование, опыт самостоятельной жизни и дополнительные навыки контактного боя, но и мужа. Познакомились мы с ним в спортзале, на тренировке по айкидо. Он пришел посмотреть на нашего тренера, а я ходила туда заниматься. Не могу сказать, что это была любовь с первого взгляда, скорее это было испытание на прочность. Мой будущий муж на тот момент заканчивал Академию ФСБ и был мастером спорта по рукопашному бою. А я, я танцевала с ножами. Он скептически отнесся к единственной девушке в группе, и когда я была ему представлена, разнес мои навыки в пух и прах, после чего пригласил на свидание. Я согласилась чисто из духа противоречия, который периодически бушевал во мне, подбивая на разные эскапады и приключения. Через полгода после этого мы поженились, а еще через год родилась дочь. Через три — к семье добавился сын. Наша жизнь оказалась очень насыщенной, ни минуты в стазисе. Работа, тренировки, совместные поездки на отдых по нашей стране и мои поездки за границу. Когда мне исполнилось двадцать восемь лет, я решила съездить в те места, где прошло мое детство, показать детям дацан, и узнать дальнейшую судьбу сенсея.