Трудный выбор - Сандра Браун

– Это долгая и скучная история. Мы с доктором Робинсом расстались два года назад. Тогда-то я и решила продолжить учебу.

– Но это последний курс.

Облачись любой другой мужчина в потертые джинсы, ковбойские ботинки и спортивный пиджак, он бы смахивал на бездарное подражание Кинозвезде, но Грант Чепмен выглядел сногсшибательно. Может быть, виной тому был расстегнутый воротник его клетчатой рубашки, открывавший темную поросль на груди? – Ну да. – Шелли заставила себя отвести глаза от ворота его рубашки. – Я и учусь на последнем курсе.

Она и не подозревала, как соблазнительно выглядит ее улыбка. Последние несколько лет поводов для веселья было маловато, но стоило ей улыбнуться, как усталость – следствие безрадостной жизни – слетала с ее лица, а в уголках рта появлялись крохотные ямочки.

Это преображение, очевидно, и заворожило Гранта Чепмена, потому что отозвался он не сразу.

– Ты была такой прилежной ученицей – я-то думал, что после окончания Пошман-Вэлли ты сразу же поступишь в колледж.

– Так и было. Я поступила в университет Оклахомы, но… – Шелли запнулась, вспомнив свой первый семестр и их знакомство с Дэрилом Робинсом. – Так уж получилось, – нескладно закончила она.

– Как дела в Пошман-Вэлли? Я там так и не был с тех самых пор, как уехал. Боже правый, прошло ведь целых…

– Десять лет, – поспешно вставила Шелли и тут же прикусила язык. Ведет себя, как примерная девочка, которой не терпится выпалить учителю правильный ответ. – Что-то вроде этого, – добавила она нарочито небрежно.

– Ну да, ведь я уехал в Вашингтон, даже не дождавшись окончания учебного года.

Шелли отвела взгляд. О его отъезде она говорить не могла. Он-то не вспомнит, а она все десять лет пыталась забыть.

– В Пошман-Вэлли ничего не меняется. Я довольно часто там бываю – навещаю родителей, они по-прежнему там живут. Мой брат преподает математику и ведет футбольную секцию в средней школе. – Серьезно? – Грант рассмеялся.

– Да. Он женат, у него двое детей. – Шелли поудобнее перехватила тяжелую кипу книг, прижав их к груди. Грант тотчас забрал их у нее и положил на стол перед собой. Теперь Шелли стало нечем занять руки, и она неуклюже сложила их на животе.

– Ты живешь здесь, в Седарвуде?

– Да. Сняла небольшой домик.

– В старинном стиле?

– Откуда вы знаете?

– Здесь их великое множество. Это вообще очень затейливый городок. Напоминает мне Джорджтаун – я там жил последние несколько лет, пока работал в Вашингтоне.

– А-а… – Ей было чертовски не по себе. Грант водил дружбу с цветом общества, сильными мира сего. Какой же провинциалкой она, должно быть, ему видится.

– Не хочу вас задерживать… – Шелли потянулась к своим книгам.

– А ты и не задерживаешь. На сегодня у меня все. Вообще-то я собирался выпить где-нибудь чашечку кофе. Составишь компанию?

Сердце ее неистово забилось.

– Нет, спасибо, мистер Чепмен, я…

– Право, Шелли, – прервал ее Грант, – почему бы тебе не называть меня по имени? Ведь ты уже не школьница.

– Но вы по-прежнему мой учитель, – напомнила ему Шелли.

– И я очень этому рад. Ты – украшение моего класса, причем сейчас – больше чем прежде. – Лучше бы он посмеялся над ней, и то легче было бы пережить, нежели этот его внимательный, испытующий взгляд. – Но только, ради Бога, не воспринимай меня как профессора колледжа. Слово «профессор» ассоциируется у меня с рассеянным и всклокоченным седым старичком, судорожно роющимся в карманах своего мешковатого пальто в поисках очков, которые торчат у него на лбу. Она невольно рассмеялась:

– Вам бы следовало преподавать литературное творчество. Очень живой портрет нарисовали.

– Значит, ты меня поняла. Так что впредь, пожалуйста, называй меня Грантом.

– Постараюсь, – робко пообещала она.

– Постарайся прямо сейчас. Шелли почувствовала себя трехлетней малышкой, которой впервые предстояло прочесть наизусть стихотворение в кругу собравшихся гостей родителей.

– Ноя…

– Попробуй, – не отставал он.

– Хорошо, – она вздохнула, – Грант.

Это оказалось легче, чем она предполагала.

– Грант, Грант… – повторила Шелли.

– Ну вот! Видишь, насколько лучше? Так как насчет Кофе? У тебя больше не будет сегодня занятий? Хотя, даже если и есть, ты все равно опоздала, так что…

Она все еще колебалась:

– Ну, я не…

– Если ты, конечно, не боишься показаться вместе со мной. – Тон его изменился, и Шелли тотчас вскинула глаза. Произнесены эти слова были спокойно, но от Шелли не ускользнула скрывавшаяся за ними горечь.

Она тотчас поняла его:

– Вы имеете в виду… это из-за того, что случилось в Вашингтоне? – Когда в ответ Грант лишь молча устремил на нее пристальный взгляд своих серо-зеленых глаз, Шелли решительно покачала головой. – Нет-нет, конечно нет, мистер… Грант. Это здесь ни при чем.

Она немного успокоилась, когда увидела в ее глазах искорки понимания и доверия.

– Отлично. – Он машинально про – вел рукой по волосам. – Ну, пошли пить кофе.

Если бы выражение его глаз и этот мальчишеский жест не убедили Шелли принять предложение, это сделала бы настойчивость, звучащая в его словах.

– Ладно, – услышала она собственный голос, прежде чем успела принять решение.

Улыбнувшись, Грант подхватил со стола ее книги, собственную папку с бумагами и легонько подтолкнул Шелли к двери. На пороге он, остановился и, невзначай коснувшись спины девушки, протянул руку, чтобы выключить свет. Шелли затаила дыхание.

На мгновение его ладонь задержалась на ее шее, затем скользнула к талии. Хотя жест этот был не более чем проявление обычной галантности, сквозь свитер Шелли остро ощущала прикосновение Гранта.

В кафе, в этом уютном микроклимате университетского городка, было шумно, дымно и полно народу. Из динамика, предусмотрительно закрепленного на потолке, жаловался на одиночество популярный шоу мен. Официанты с красными атласными повязками на длинных белых рукавах только успевали подносить громадные кружки с пивом к столикам. Здесь царил дух взаимопонимания и полного единения: образцово-показательные отпрыски состоятельных родителей и активистки феминистского клуба, бородатые интеллектуалы и мускулистые спортсмены – все сплавились в единую веселую массу.

Взяв Шелли под руку, Грант увлек ее к уединенному столику в тускло освещенном углу кафе. Когда они уселись, он наклонился через стол и театральным шепотом произнес:

– Надеюсь, мне не придется предъявлять здесь свои документы. – Увидев ее озадаченное лицо, он пояснил: – Вряд ли сюда пускают лиц старше тридцати. – А когда Шелли рассмеялась, он хлопнул себя ладонью по лбу: – Боже, да тебе ведь и тридцати нет, верно? Вот, значит, почему я все сильнее и сильнее ощущаю в себе сходство с нашим убеленным сединами, выжившим из ума профессором!

Когда мимо, рассекая воздух, пронесся официант, Гранту удалось, задержав его на две секунды, успеть сделать заказ:

– Два кофе.

– Со сливками? – бросил через плечо ускользающий официант.

– Со сливками? – переспросил Грант у Шелли.

Она кивнула.

– Со сливками! – прокричал он исчезнувшему официанту. – Когда мы с тобой виделись в прошлый раз, ты, наверное, еще не доросла до кофе? – с улыбкой поинтересовался он.

Шелли машинально покачала головой, даже не прислушиваясь к вопросу. Она с трудом заставляла себя не пялиться на Гранта. Волосы его, слегка растрепанные ветром, выглядели необычайно привлекательно. Треугольный ворот рубашки по-прежнему притягивал ее взгляд. Дэрил Робинс, ее бывший муж, считал себя воплощением мужественности, однако его грудь украшало всего несколько бледных волосков, а сейчас ее взгляду предстал настоящий лес, произрастающий на обветренной загорелой коже. Желание протянуть руку и дотронуться до груди Гранта было столь велико, что Шелли пришлось отвести глаза.

Посмотрев вокруг, она утвердилась в своих подозрениях. Студентки разглядывали Гранта с нескрываемым интересом, свойственным современным женщинам. Сама же она вызывала их холодное одобрение. Грант Чепмен был местной знаменитостью, от его имени веяло дурной славой, возможно, даже опасностью, – а подобная репутация не может оставить равнодушной ни одну женщину. Шелли старалась не обращать внимания на всплеск интереса, вызванного их появлением, но бесцеремонные взгляды все больше смущали ее.

– Ничего, привыкнешь, – негромко заметил Грант.

– А вы привыкли?

– Не совсем. Привыкнуть к этому на самом деле нельзя, просто со временем можно научиться не обращать на это внимания. Сие есть неизбежное следствие того, что твое лицо ежедневно на протяжении нескольких месяцев мелькает в телевизионных новостях. Неважно, хороший ты или плохой, преступник или жертва, виновен или нет, – все равно ты становишься объектом разговоров и обретаешь, прямо скажем, прискорбную известность. И что бы ты ни делал, любой твой шаг становится достоянием общества.