Колдунья - Александр Бушков

В голове царил совершеннейший сумбур, и Ольга вновь коснулась пистолета, ощутила его умиротворяющий холодок, грубую материальность.

Они остановились, прислушались. Размеренно постукивало колесо, столь же размеренно погромыхивали на мельнице жернова, со стороны избушки не доносилось ни звука, свидетельствовавшего о присутствии человека. Ольге пришло в голову, что она, собственно, ведать не ведает, как проходит процесс молотьбы… нет, молотьба — это на поле, а здесь — меление… или как-то иначе. В общем, она понятия не имела, как именно называется производство муки из зерна. Но не в том дело. Интересно, требуется ли постоянное присутствие мельника? Может, он проделал что-то необходимое и лег спать или вообще отсутствует? Тогда не так страшно…

— Ну что? Струсила? Тогда давай я пойду…

— Ничего подобного, — ответила Татьяна звенящим от волнения голосом. — Сейчас я…

На запруде, ярко освещенной лунным светом, не было ни малейшего шевеления. Вокруг стояла тишина. Над мельничным колесом посверкивали крохотные радуги — отчего-то сплошь сине-зеленые проблески с узенькой алой каймой. Татьяна решилась — передвигаясь на цыпочках, бесшумная, как привидение, она приблизилась к самой воде, вытянула над ней руку с решетом так, чтобы сквозь него пролетали радужные брызги.

Ольга одобрительно притопнула. Все пока что складывалось великолепно: Татьяна, пятясь, отступала, как и полагалось согласно наставлениям. Держала решето перед собой обеими руками — иначе говоря, лунный свет решетом носила, как и следовало для успешного гадания.

— Ну? — жадно спросила Ольга.

— Не мешай, — азартно отозвалась подруга. — Собьешь… И не смотри, нельзя же…

Ольга, спохватившись, отвернулась, чтобы не помешать в столь деликатном деле. Татьяна, она знала, сейчас смотрит через решето на луну. Из мрака доносился ее решительный шепот:

— Стоит луна выше облака ползучего, выше леса шумящего, выше воды текучей, зверя рыскучего, человека доброго и лихого… Стоит выше сорока сороков обид с горестями и веселья с радостями… Покажи мне, луна, суженого, назначенного, где бы ни был, о ком бы ни думал, чем бы ни занимался…

Настала тишина. Сколько она продолжалась, Ольга не взялась бы определить. Потом послышалось явственное «Ай!» и что-то шумно упало наземь.

Она обернулась — ну конечно же, решето. Оно валялось в траве, перевернутое, а Татьяна замерла, зажав щеки ладонями.

— Ну? — нетерпеливо вскрикнула Ольга.

— Видела… — завороженным шепотом откликнулась Татьяна. — Оля, я правда видела… Словно окошко открылось, и я смотрю сверху… Этажа со второго. А он внизу идет…

— Врешь!

— Чем хочешь клянусь… — Она отняла руки от лица, выпрямилась, легко было рассмотреть, что на ее губах играет мечтательная улыбка. — Приятный. Нельзя сказать, чтобы юноша, но и не преклонных лет… Лицо значительное, и на фраке — звезда, я только не рассмотрела, какая… Но как четко видно было! Кажется, руку протяни — и дотронешься…

— Красивый?

— Во всяком случае приятный, — с той же загадочной улыбкой нараспев произнесла Татьяна.

— Главное, это не Анатоль, надо полагать…

— Да уж наверное не Анатоль, — сказала Татьяна, не меняя позы, глядя в ту же сторону. — А впрочем, ничего удивительного, вся эта история с самого начала не имела никаких перспектив, потому что батюшка ни за что бы не согласился… В общем, я не разочарована. Сразу видно, человек солидный, с положением и безусловно светский…

Какое-то время Ольга пыталась определить, в самом ли деле подруга увидела кого-то на лунном диске или попросту дурачится. По всему выходило, что на шутку это не похоже…

— Ну, что же ты? — поторопила ее Татьяна.

Ольга присела, подняла решето и решительно направилась к воде, уже забыв обо всех страхах. Старательно зачерпнула лунного света и стала пятиться от реки, держа перед собой решето, сиявшее радужными капельками. Подняла его, произнесла все нужные слова.

Сквозь переплетение нитей луна казалась совсем рядом, до нее можно было дотронуться. Холодный белый диск, покрытый загадочными темными пятнами, внезапно подернулся рябью, словно на него наползало облако, помутнел, стал неразличимым, а там и вовсе исчез…

Словно круглое окошко распахнулось в какой-то яркий, многоцветный, залитый солнечным светом, игравший яркими красками неведомый мир. И все замелькало. Наискось пронеслось черное изогнутое крыло, словно бы летучей мыши, и тут же его раздернула круглая дыра с огненными краями, расширявшаяся, растущая… Пронеслись лица, которые не удавалось рассмотреть подробно, кто-то вздыбил коня прямо напротив Ольгиного лица, а потом к ней, увеличиваясь, вырастая, метнулась черная когтистая лапа с шишковатыми суставами, на человеческую руку уж ничуть не похожая, показалось, что сию секунду схватит за волосы…

Ольга, вскрикнув, невольно отпрыгнула, выронила решето, и оно с тихим стуком покатилось по земле. Окошко в неведомый мир моментально пропало.

— Ну, кто? — нетерпеливо спросила Татьяна. Ольга едва перевела дух, сердце бешено колотилось.

Уже ясно было, что все это ей не привиделось, что гадание и в самом деле, как божилась Дуняшка, удалось… но почему вместо суженого-ряженого мелькали все эти непонятности? Что-то неправильное у нее получилось…

— Ну, видела? Какой из себя?

Не рассказывать же ей про странности — вот уж поистине чудеса в решете… Жаль, что никто не объяснил: что же должно означать, если вместо суженого представляется взору нечто совершенно непонятное?

— Военный, — лихо солгала Ольга, не колеблясь. — Кавалерист, определенно. Только он пронесся так быстро, что я вовсе не разглядела ни лица, ни мундира.

— Жалко. Так-таки и ничего?

— Я же говорю, стрелой промчался…

— Значит, молодой, — сказала Татьяна, подумав. — А почему так промчался… Может, он у тебя будет крайне ветреный? Но кавалерист — это весьма неплохо. Надо полагать, не из захолустья — туда, где мы обычно бываем, офицерику из провинциального полка попасть затруднительно. Как удачно все получилось… Я вот тоже не разглядела, какая у моего была звезда, но она была, не сомневаюсь… Если подумать…

— Пойдем отсюда, — сухо сказала Ольга, носком сапожка отбросив ненужное теперь решето. — Нечего нам тут больше делать.

Татьяна охотно согласилась — и всю дорогу до поляны, где оставили лошадей, тараторила без умолку, выдвигая разнообразные предположения касательно усмотренного в решете суженого (по какому ведомству он может служить, где суждено встретиться, и такой ли он в жизни, каким привиделся). Это ее так увлекло, что она совсем не замечала Ольгиного молчания.