Чернокнижник - Александр Смирнов

Заместитель театрально показал ладонью на невзрачного мужчину, который сидел рядом с ним. Лица мужчины видно не было, потому что он был повёрнут вполоборота и к тому же находился в тени.

— Вы этим летом работали в пионерском лагере "Буревестник"? — спросил он Татьяну Александровну.

— Да, — ответила она растерянно, не понимая, зачем ей задают этот вопрос.

— Вы оказались в этом лагере по направлению РОНО?

— Да.

Заместитель начальника при этих словах тяжело вздохнул и отвернулся.

— У вас там произошло "ЧП", был похищен ребёнок.

— Это не у меня, а в соседнем отряде. К тому же ребёнка нашли через два дня.

— Ребёнка нашли, а похитителям удалось скрыться. Впрочем, к преступникам мы вернёмся немного попозже. Сейчас меня интересует вопрос, как могло так получиться, что ребёнка смогли похитить. Вы мне ничего не хотите сказать?

Лицо учительницы литературы слегка порозовело. Она опустила глаза и отрицательно помотала головой.

— Напрасно, напрасно, Татьяна Александровна вы не хотите помочь нам. Это бы избавило вас от ответов на мои не совсем тактичные вопросы.

— Я не знаю, что сказать вам.

— Чем вожатые занимались после отбоя? — сухо спросил следователь.

— Сидели у костра и ждали когда дети заснут. Как только ребята засыпали, мы тоже ложились спать.

— Конкретнее, чем вы занимались у костра?

— Ничем. Болтали, рассказывали анекдоты…

— А ещё конкретнее?

— Вы хотите, чтобы я все анекдоты вспомнила?

— Нет, анекдотов не надо. Вы групповым сексом занимались?

Лицо учительницы сделалось пурпурным. Директор школы, казалось, хотел просверлить её глазами.

— На счёт группового не помню, — еле выговорила учительница. — У нас было два костра, и мы сидели попарно.

— Следовательно, вы не возражаете, что занимались развратными действиями?

— Развратных действий не было, потому что дети уже спали.

— Кто спал, а кто и смотрел ваши, с позволения сказать, эротические спектакли.

— Что вы хотите сказать?

— Я хочу сказать, что ваши действия были развратными, так как дети наблюдали за вами.

— Что!? — Лицо Татьяны Александровны из малинового превратилось в мраморно-белое.

— Господи, неужели мы обсуждаем поведение педагогов? — прошептал заместитель и выразительно посмотрел на директора школы.

— Вы этого не знали? — продолжал следователь.

Учительница отрицательно покачала головой.

— Хотите я вам скажу, почему вы не знали?

— Говорите, что хотите, мне уже всё равно.

— Вы были пьяны. Причём так пьяны, что ничего не соображали. Станете отрицать?

Татьяна Александровна опустила глаза вниз и еле-еле прошептала:

— Нет.

— Вы не хотите спросить меня откуда я всё это знаю?

— Это и так ясно: вожатые рассказали вам, при опросе.

— При допросе, — поправил следователь.

— Ну, при допросе, не всё ли равно?

— К сожалению, вы опять оказались неправы. Ваши приятели ничего мне не рассказывали. Они, как и вы, только подтвердили то, что я им рассказал.

Бледное лицо учительницы слегка порозовело, и она удивлённо подняла свои глаза на следователя.

— Нам это поведал ваш ученик Сапожников. Извольте прочитать.

Следователь протянул школьную тетрадку.

Татьяна Александровна открыла тетрадь и, не читая, быстро просмотрела написанное.

— Он не мог этого написать, — твёрдо сказала она.

— Почему?

— Потому что за тридцать минут до конца урока я видела, что он даже не начинал.

— Ну и что?

— За тридцать минут никто не способен написать семь страниц. Это невозможно, даже если человек писатель.

— Это правда, — подтвердил заместитель начальника.

— А если этот писатель гений? — предположил следователь.

— Ну, если гений… — заместитель развёл руками.

— Обождите, это вы намекаете, что Сапожников гений?

Предположение следователя так возмутило учительницу, что она моментально забыла, что всего несколько секунд назад не могла поднять глаз от стыда.

— У этого гения в каждом предложение по пять ошибок.

— Это всего-навсего грамотность. Многие писатели не очень дружили с грамматикой. Вам привести пример?

Однако учительница не слышала следователя. Она читала сочинение своего ученика и не могла оторваться.

— Откуда же он узнал? — тихо вырвалось у неё. — Да, да, он мне так и сказал: "Я про Вовку не успел написать".

— На сколько я понимаю, Вовка это тот самый мальчик, которого похитили? — вступил в разговор директор.

— Тот самый, — уточнил следователь.

— Но откуда он мог всё знать? — уже громко спросила следователя учительница.

— Это и необходимо выяснить. Я проверил. Ваш Сапожников все три смены провёл совершенно в другом лагере за триста километров от места происшествия.

— Если Сапожников сказал, что не успел написать про Вовку, значит, он знал всё и о похищении, — заключила Татьяна Александровна.

Следователь неожиданно встал из-за стола.

— Я узнал, то, что хотел узнать, — сказал он. — Ваш ученик владеет очень важной для следствия информацией. Надеюсь, мальчик не пострадает за свою откровенность?

При этом следователь посмотрел на заместителя начальника отдела народного образования.

— Как вы могли подумать? — ответил вопросом на вопрос тот.

— Что касается морального облика ваших педагогов, то разбирайтесь с этим вопросом без меня.

Следователь поклонился и вышел из кабинета.

Оставшиеся долго сидели молча. Никто не хотел касаться этой грязной и неприятной темы. Тишину нарушил заместитель начальника.

— Собственно, в чём разбираться? Не можем же мы вывесить приказ на весь райОНО, где во всех деталях будут описаны ваши художества, — заместитель вопросительно посмотрел на Татьяну Александровну. Та снова покраснела и опустила глаза.

— С остальными вожатыми уже разобрались, они уволены по их собственному желанию. — Это заместитель говорил уже директору.

— Мы вам ещё нужны? — спросил директор.

— Не смею задерживать. Только прошу вас всё сделать быстро.

— До свидания, — попрощался директор. — Можете не сомневаться, всё будет решено в самый кратчайший срок.

Выйдя на улицу, Татьяна Александровна поклонилась директору, что-то пробурчала себе под нос, из чего можно было понять, что она прощается и хочет уйти.

— Куда это вы? Я вас ещё не отпускал. Мне надо поговорить с вами, — сказа директор.

— О чём можно ещё говорить? Всё уже сказано. К тому же, как я понимаю, решение относительно меня уже принято.

— Вы неправильно понимаете. Никакого решения ещё нет. Прошу вас…

Директор подошёл к своим "Жигулям" и открыл дверцу, приглашая учительницу сесть.

Видно чаша позора была испита Татьяной Александровной не до конца. Она тяжело вздохнула и, подчиняясь приказу начальника, села в машину с лицом Иисуса, несущего свой непомерно тяжёлый крест. Она закрыла лицо руками и ждала новых вопросов, как жертва ждёт ударов палача. Однако, автомобиль мчался по дорогам, а вопросов не было. Учительница медленно открыла лицо и вопросительно посмотрела на директора. Тот управлял машиной, сосредоточив всё внимание на дороге. Казалось, что пассажирка совсем не интересовала водителя. Пауза затянулась настолько, что Таню стали раздражать не вопросы, которые должен задать директор, а их отсутствие.

— Я не буду вас увольнять, — наконец нарушил тишину Александр Сергеевич.

— Почему? — удивилась Таня.

— Потому, что ничего этого не было.

— Но это было.

— Но вы же сами сказали, что точно не помните, потому что были пьяны.

— Да, я впервые пила водку и у меня что-то случилось с головой.

— Не похожи вы на пьяницу и развратницу. А в жизни всякое случается: сидели у костра, стало холодно, вам предложили выпить, чтобы согреться, вам стало худо. Ваш кавалер или кавалеры этим воспользовались. Разве не так?

— Не так. Это случилось до того, как я выпила водки.

— Неужели вы не попробовали сопротивляться, закричать, например?

Таня отрицательно помотала головой.

— Вы жестами не отвечайте, я не на вас, а на дорогу смотрю.

— Нет. Я боялась разбудить детей.

— А если бы детей не было?

— Тогда бы всего этого тоже не было.

— Вот и давайте считать, что этого действительно не было.

— А как же Сапожников? Он же всё знает!

— Это просто фантазии молодого человека. Будем считать так.

— А следователь?

— Вот следователь пусть этим и занимается. Что касается меня, то как директор, я не могу и не хочу в это поверить. В противном случае мою фамилию начнут склонять в РОНО по всем падежам и успокоятся только тогда, когда я тоже уволюсь.

— Вы предлагаете смотреть в глаза школьников и врать?