Долгая дорога к дому - Алексей Ефимов

Станислав Лем. Из воспоминаний Ийона Тихого.

Часть 1: Дар жизни

1.

Очнувшись, я понял, что лежу, прижавшись щекой к мокрой земле. Голова раскалывалась от боли, меня тошнило. Я смог только приподняться на четвереньки — и меня тут же вырвало с такой силой, что я чуть не задохнулся. Потом, когда спазмы прекратились, мне стало легче и я смог встать на колени, хотя мышцы были как ватные и даже дышать было тяжело — для этого требовались осознанные усилия и я пришел в себя именно потому, что начал задыхаться. В глазах всё плыло и я не мог ничего рассмотреть. Вдруг дикая боль пронзила сердце — меня словно ударили ножом. Я осел, сжался в комок, пережидая её. Не знаю, сколько это длилось. Возможно, я потом уснул, потому что помню, как проснулся. Меня разбудил резкий кашель Петра. Мое тело закоченело от холода и я с трудом сел на верхушке голого земляного бугра, у основания которого лежал Петр. Он медленно ворочался, пытаясь приподняться, и всё время кашлял. Наконец, ему тоже удалось сесть и наши глаза встретились.

— Что это было? — незнакомым, хриплым голосом спросил он.

— Не знаю.

Я осмотрелся. Сначала я не понял, что весь мир вокруг изменился. Вокруг нас появились темные купы деревьев, казавшихся холмами. Далеко на востоке (восток всегда там, где встает солнце) виднелись настоящие холмы. Все знакомые нам вещи — здания, фермы моста, темневший далеко слева корпус электростанции с рядом высоких дымящих труб — всё это исчезло. Даже заря стала дальше и тусклее, и стала дальше и тусклее утренняя звезда… потом я заметил ниже, на фоне зари, вторую звезду — незнакомую и желтоватую. От моих ног тянулась длинная тень. Свет походил на лунный, но он был синим. Я поднял голову и обернулся.

На западе за деревья заходил огромный сине-белый пятнистый диск — раз в восемь больше земной луны.

2.

— Где мы? — довольно глупо спросил я, хотя уже всё понял. Но одно дело — читать истории про иные миры, другое — самому оказаться в такой истории. Как ни странно, я поверил в это сразу и не ощутил ничего, кроме интереса и ещё — удивления.

Небо здесь было очень странное. На нем виднелось лишь несколько ярких звезд, которые, впрочем, скорее всего были планетами. Одна из них, серовато-белая, отбрасывала заметную тень. Потом я увидел ещё кое-что — смутный, тусклый многогранник, похожий на ежа, — чёрное солнце с бахромой острых лучей, окаймленное тусклым, мертвенным ореолом. Лучи его были разной длины и я понял, что это, очевидно, шар, сплошь усаженный пирамидальными шипами. Он был раз в пять больше луны, а может быть, и в шесть — такое трудно определить на глаз. Потом я заметил тусклые полосы, — они пересекали всё небо и были слишком правильные для облаков или туманностей. Что-то в их расположении наводило на мысль о тёмных реках, текущих по небесной тверди.

Я смотрел на них несколько минут, потом окинул взглядом безнадёжно пустынный горизонт. Лишь за холмами тянулось облако пара, словно там была электростанция или вулкан — но я не видел ни труб, ни горы, — только едва заметно поднимавшиеся унылые тёмно-синие клубы.

— Это какой-то другой мир, — сказал Петр. — Наверное, это кольцо было… ну, не знаю… воротами. — Он поднялся, поёжившись от холода. На его боку змеились полосы грязи. — Здесь могут быть звери, — добавил он.

Я прислушался. Кроме шелеста листвы — ничего… кроме каких-то неясных звуков, которые могли быть шумом невидимой отсюда реки… а могли и не быть.

— Нам нужно найти укрытие, — сказал я.

— И оружие, — добавил мой друг. — А ещё — одежду и еду. С чего начнем?

— Нам нужно осмотреться, — предложил я. — Надо пойти к тем холмам. Они, кажется, довольно близко. И тот пар — рядом с ними. Может, это какие-нибудь гейзеры… а может, там люди.

— Или не люди, — добавил Петр. — Здесь всё другое. Даже воздух. И мне кажется, что я стал тяжелее.

Я прислушался к своим ощущениям. В самом деле, я тоже стал тяжелее — ненамного, но заметно. А раз сила тяжести здесь больше, атмосфера тоже плотнее… вот почему мне так трудно дышать.

Лишь в этот миг до меня действительно дошло, что здесь — совершенно другой мир, в котором, возможно, нет больше ни одного человека, а есть твари, которым ничего не стоит убить нас — из научного любопытства или просто из-за голода. Мне стало очень страшно, но пока ничего ужасного не происходило и страх быстро прошел. В конечном счете, всё зависело от нас самих — от нашей осторожности и наблюдательности.

Я поднялся, чтобы спуститься вниз, но ноги тут же подкосились и я просто упал, скатившись с бугра. Лишь сейчас я заметил, что земля — единственное, что осталось неизменным в этом мире. Наш побег и появление инопланетного корабля явно не были простым совпадением. Но что с того? Всё равно, я ничего не знал.

— Нам надо дождаться восхода, — сказал Сергей.

Я охотно согласился. Нам нужно было прийти в себя после этого… перехода, когда нас лишь случайно — я это чувствовал, — не разорвало на куски.

Раньше я никогда не ждал восхода. Ожидание казалось бесконечно долгим. Я дрожал от холода, к тому же, здесь было полно местной мошкары, и она пребольно кусались. Мы сели на корточки, прижавшись спиной к спине для тепла и, то и дело хлопая себя по плечам, смотрели на пылавший все ярче восток. Вдоль горизонта пополз розовый столб, отмечая движение невидимого пока светила. Он разгорался, становился все выше, и вот из-за холмов неторопливо выползло солнце. Сначала мне показалось, что его как-то странно закрывают облака, потом, когда оно поднялось целиком, я с трудом сдержал изумленный крик — оно было… это был целый рой крохотных солнц.

И они все были шестиугольными.

3.

Огненные шестиугольники составляли другой шестиугольник, побольше, образуя нечто вроде сот. Потом я заметил несколько тёмных ячеек и понял… хотя в это нельзя было поверить. Впервые в жизни мне стало действительно не по себе.

Я бросился на землю, зажимая руками голову. Мне хотелось вернуться… проснуться от этого кошмарного сна…

Холодная земля — хорошее средство от паники. Я приподнялся, глядя на кошмарное светило. Впрочем, оно не было кошмарным — только раза в два больше земного солнца и тени от него падали какие-то размытые. Оно было того же цвета и так же грело. Я невольно поднялся во весь рост, всем телом впитывая его живительные лучи и стараясь не думать о радиации, вирусах, бактериях и более крупных тварях, которые могли ждать нас здесь.

4.

До холмов было километра три — примерно, поскольку мы шли до них около часа. Это был самый длинный час в моей жизни — мы шли, то и дело оглядываясь, не зная, что встретится нам в следующую минуту. Однажды мы спугнули зверя — он походил на леопарда и явно был хищным, но мы не успели его рассмотреть. Вообще-то мы были вооружены — если наспех обломанные большие ветки можно назвать оружием. С ними мы чувствовали себя гораздо увереннее, чем с голыми руками, но мы замерзли, проголодались и уже начали хромать — наши босые ноги не привыкли к таким переходам и приходилось хорошенько думать, куда ступать.

До нас постепенно начало доходить, что любая мало-мальски серьезная рана на подошве здесь почти наверняка равносильна смерти — если не от заражения крови, то просто от голода. Кстати, мы не видели здесь ничего и никого, что было бы пригодно в пищу. Впрочем, пока я не думал об этом — огромный неведомый мир лежал у наших ног. Облако пара на вид не стало ближе — до него было километров двадцать или больше, и мы понимали, что сможем добраться до него только завтра — если оно для нас наступит. Дымка и расстояние не давали рассмотреть детали, но пар поднимался скорее над озером или расщелиной, чем над трубой или жерлом вулкана. Мне показалось, что у основания белой тучи темнеет правильной формы холм — нечто вроде пирамиды со срезанным верхом, но она была крошечной — просто неясный силуэт на фоне горизонта. Но все же… это были первые признаки разума. Больше мы не видели ничего похожего. На востоке, рядом с пирамидой, блестела вода — озеро или река, не разобрать. Поросшие кустарником холмы, на которых мы стояли, тянулись с юга на север. Там, очень далеко, призрачными силуэтами высились горы. А к западу — бесконечная, открытая, навевающая тоску равнина. Оттуда ползли облака, то и дело закрывая солнце, ветер шумел вокруг нас и мы чувствовали себя бесконечно одинокими.

— Как ты думаешь, какие они? — спросил Петр. Он уже не сомневался, что встретит там… ну, если не людей, то существ разумных и доброжелательных.

— Я не знаю. Тут всё такое… странное. Особенно небо. Похоже, там всё искусственное и не имеет никакого отношения к астрономии.

Я сам испугался своих слов. Для цивилизации, способной создать искусственное солнце, у меня просто не было подходящих понятий. Но я очень сомневался, что они окажутся похожими на нас.